Турок задумчиво смотрел на затихшую Еву. Потом он позвонил, чтобы посоветоваться. И ему сказали, какие, мол, проблемы, в самом деле! Хочет говорить с хозяином, так в чем дело, отвези ее к хозяину, тем более что Паша действительно может быть уже в Турции. А давить, сказали, не надо. Она слишком слаба, окочурится, а вдруг она и правда специальный агент! Не трогать, не злить, накачать ее как следует, хозяин разберется.
Ева почувствовала, что ее одевают. Потом ей профессионально сделали укол в руку, и она заметила, что мир резко изменился. Женщина красила Еве губы и одевала ее, как куклу, а Ева полюбила эту женщину всей душой. Но не все вызывало у нее приступы любви. Рассмотрев себя в зеркале, одетую и очень оригинально раскрашенную, Ева сказала, указывая пальцем:
– Гнуснятина! Мне не идет такое красное! Гнуснятина, но вы все такие хорошие. Сделаете меня наркоманкой – пристрелю!.. – Ее держали под руки двое мужчин, и она погрозила им пальцем. – А вон там сидит тролль! – Ева нашла в зеркале отражение сжавшегося в углу мальчишки. – Ах ты проказник!
И смешной турок переоделся. В строгом костюме с галстуком он был нелеп и страшен.
– Будешь вести себя тихо, делать все, что скажем, через пару дней привезу тебя к хозяину. Называй меня Коля.
– Не пойдет! – замотала головой Ева. – Вот если ты выбьешь себе один глаз… правый!.. Нет, левый! Да! Вставишь металлические передние зубы и сделаешься китайцем, тогда – да!
Через два часа Ева стояла, пошатываясь, у регистрационной стойки в аэропорту. Молоденький милиционер с жалостью и отвращением смотрел на разукрашенную проститутку рядом с маленьким, увешанным золотом богачом. Богач отдавал приказания своему слуге или шоферу, тот держал нелепо одетую женщину под руку и иногда заботливо вытирал ей лоб платком. Маленький богач заметил внимание милиционера, заискивающе улыбнулся и кивнул на женщину.
– Перебрала немного. Бывает.
Богач был гражданином Турции, а говорил по-русски чисто. Женщина была русской, по паспорту Екатериной. Она летела с богачом в южный город. Милиционер смотрел на длинные стройные ноги из-под очень короткого кожаного плаща с меховой опушкой. Лиловые панталоны с кружевами до колен, черные чулки, туфли на высоких каблуках, красные перчатки, расшитый золотыми фигурами невесомый длинный шарф… Чего-то не хватало… Сумочки с косметикой? Багажа было мало. «Оттянутся пару дней в каком-нибудь дорогом пансионате, называется, отвезет девочку „на юг“, – подумал милиционер и попросил открыть большой саквояж.
– Вы летите практически в другую республику, вы это знаете? Это уже заграница. У вас есть украинские визы?
Богач кивал головой, напряженно следя за руками милиционера.
Странно, но и в дорожной сумке тоже не было ни одной женской тряпки.
Богач отошел к стойке и собирал документы и билеты. Женщина вдруг сказала тихо, но отчетливо:
– Лейтенант, передай в милицию, что меня увозят.
Державший ее под руку шофер богача улыбнулся и прижал к себе женщину посильней. Она прикусила губу. Теперь у нее еще и ноги стали подворачиваться, шофер почти держал ее на весу.
– Скатертью дорожка! Москва чище будет, – лейтенант вдруг рассердился неизвестно на что, женщина, что ли, уж очень хороша… если отмыть?
Он постучал по стойке, подзывая следующих пассажиров. Но через минуту что-то заставило его оглянуться. Женщина заходила в стеклянные двери на посадку, она тоже оглянулась. По ее подбородку стекала струйка крови из прокушенной губы.
Лейтенант чертыхнулся и пошел звонить.
– Слушай… Не знаю, как объяснить, но что-то мне не нравится. Турок один уезжает к морю с пьяной проституткой. Да нет, багажа мало и женских вещей нет, а так все в порядке. Осмотрел. Хорошо осмотрел. Она почему-то сказала, чтобы я позвонил в милицию и сказал, что ее увозят. А я откуда знаю, что дальше?! – закричал милиционер. – Совершеннолетняя, – он немного успокоился и разозлился на себя, – паспорт обычный, чего тут разговаривать, ты запиши, кому надо – разберется! Нет, не испугана, она пьяная была! Нет, не плакала, улыбалась как идиотка. Нет, не красивая, а очень красивая! – Лейтенант зло грохнул трубкой.
Он закончит дежурство и пойдет пить пиво в бар в аэропорту. Потом его подвезут домой, и он заснет в машине, привалившись неудобно к окошку и отлежав щеку. А дома не станет раздеваться, ляжет одетый на диван и провалится в сон, совершенно забыв про женщину в аэропорту, пока в восемь тридцать утра его не разбудит звонок телефона. Еще плохо соображая, он приедет в обшарпанное здание районного УВД и там с ужасом уставится на фотографию Евы Кургановой в милицейской форме, и в сердцах стукнет кулаком по столу, и опрокинет нечаянно пластмассовый стакан с карандашами и ручками. Эти рассыпанные карандаши на старом линолеуме возле начищенных до блеска чьих-то сапог. Это именно они станут магическим знаком страха и отчаянья. Лейтенант сделается отличным сыскарем, но всякий раз, когда он, уже капитан… майор… будет бессилен перед опасностью, на грязный линолеум будут сыпаться карандаши.
Далила долго сидела возле кабинета Гнатюка. Гнатюк ее видел, но не приглашал. Через два часа она устала сидеть, подошла к нему, запиравшему кабинет.
– Простите, я занят, – Гнатюк прятал глаза.
– Не закрывайте, я все равно с вами поговорю, лучше это сделать в кабинете, а не в коридоре. И имейте в виду, у нас очень мало времени.
Гнатюк посмотрел внимательно в лицо Далиле и заметил, что она в темных очках. Он показал жестом, чтобы сняла. Далила помедлила, вздохнула и продемонстрировала отменный синяк. Тогда Гнатюк хмыкнул и открыл дверь.
– Кто это у нас так не любит современную психологию, а? Неужели нашелся нормальный человек и не позволил залезть к нему внутрь! Имейте в виду, я с удовольствием приму вашу жалобу на рассмотрение. Рассматривать я ее буду очень долго и досконально.
– Чтобы вам уж совсем поднять настроение, я скажу, что это сделал тот самый человек, который и рассказывал мне о Еве Николаевне.
– Молодец, мужик!
– Я передам ему вашу похвалу, он удивится, я всегда называла его мальчиком. Может, потому, что он младше меня… – Далила закинула ногу на ногу и спокойно выдержала округлившийся взгляд Гнатюка. – Я вообще к вам по делу, я не просто пришла показать синяк и поднять вам настроение. Я знаю, почему Еву выкрали и что от нее хотят.
– Это вы так… Информацию так добывали? – Гнатюк осторожно прикоснулся к своему глазу.
– Нет. Это семейное. Я просто сложила вместе некоторые факты, и получилась законченная картинка.
– Валяйте. Я вас понимаю, работать в таком учреждении и не раскрыть страшного и запутанного дела, это просто было бы…
– Не насмехайтесь. Давайте разберемся вместе и посмотрим, что получается. Ева Курганова идет в контору, занимающуюся сантехническими работами, и просит там план коммуникаций тюрьмы. Несколько дней спустя в газетах и по телевидению сообщается о побеге очень важного преступника и исчезновении во время этого побега охранника. Ева взвинчена, нервы ее напряжены до предела, она случайно проговаривается ночующему с ней мужчине о том, что убила человека и потеряла при этом веревку, орудие удушения. Она понимает, что за ней следят. В ночь ее похищения к ней приходит знакомый, который приносит деньги и просит ее скрыться, потому что она влезла в очень серьезное дело и испортила его. Она не успевает скрыться. Это то, что я собрала вместе. Впечатляет?
– Деньги у нее на кухне, это?..
– Да, это тот самый знакомый, о котором я сказала.
– Кто он? Откуда он узнал?
– А где она?
Гнатюк внимательно посмотрел на упрямо поджавшую губы Далилу.
– Слушай, девочка… Я понимаю, приятно ощущать себя умной и способной, но объясни, зачем тебе это надо?
– Вы мне не верите.
– Ты сказала много интересного, чтобы я просто так взял и не поверил. Сначала я позвоню кое-куда. Конкретно мне ничего не скажут, но слухи передадут. И вот, если эти слухи хоть в малейшей степени подтвердят то, что ты сказала, я буду с тобой говорить. Но зачем тебе это надо, ты скажешь сейчас.
– Я вытащу ее, если она еще жива.
– Зачем тебе это? Она же очень опасна профессионально, если я правильно тебя цитирую.
– Это надо не столько мне, сколько… Давайте так. Я выйду в коридор, вы посплетничаете по телефону, а я подожду. Позовите меня, если я права, или прогоните, если это у меня фантазии.
– Что, вот так, запросто, поехать черт-те куда спасать противную девочку с профессиональными проблемами? А семья?
– Ну… Как бы это объяснить. Я вдруг поняла, что совершенно не могу воспитывать мужчин. Они у меня вырастают не мужчинами. Я им противопоказана, это ужасно, но факт.
– О господи, – Гнатюк тяжело вздохнул, снял трубку с телефона и показал Далиле на дверь.
Через полчаса Гнатюк открыл дверь в коридор, посмотрел на Далилу тяжелым взглядом и кивнул, приглашая ее войти.
