Итак, она полностью готова к их изучению. Взяв в руки верхний журнал из новой стопки, Эдвина церемонно водрузила его на колени и принялась листать. Конечно же, это мог быть только „Вог". Какой же еще журнал может позволить себе немыслимое количество страниц — 564! Эдвина медленно, страница за страницей, листала журнал. За „Вог" последовал „Харперз базар", затем „Elle".
Так постепенно, шаг за шагом, она выстраивала в ряд образцы одежды грядущих сезонов, обретающих, наконец, четкий визуальный ряд. Где-то в глубине ее души что-то дрогнуло, сдвинулось, сначала едва заметно, словно легкое порхание колибри, постепенно набирая мощь, как могучие взмахи воронова крыла. Если она не ошибается — а похоже, что нет, — то, о чем она лишь догадывалась, оказалось правдой.
— Ты знаешь, старушка, — изумленно пробормотала она, — а твои модели вовсе не так уж и плохи!
Прошло еще полчаса, и Эдвина еще раз сменила представление о собственных разработках, гордо выпрямившись и расправив склоненную вперед спину.
— Неплохие, черт возьми? — проговорила она с благоговейным ужасом. — Да они просто отличные! — Голос вдруг упал до шепота. — И в самом деле, они куда лучше, чем большая часть этих! Похоже даже… Да я ничуть не хуже самых лучших из них! Билл! Оскар! Антонио! Ого-о!
Эдвина попыталась унять охватившее ее волнение. Грозит ли ей перспектива быть снесенной к обочине мощным потоком? Так ли она хороша? Или же это самообман, и хороша она только в своих же глазах?
Она сделала глубокий вдох, затем медленно и шумно выдохнула. Вот тут-то и скрыта основная трудность творчества — это всегда процесс одиночек, годящийся лишь для отшельников, а не для любителей бурной жизни и развлечений. Постоянные сомнения то и дело выливаются в раздражение, злость и зависть. Может быть, именно поэтому даже самым одаренным модельерам нужны единомышленники, с которыми можно было бы поделиться идеями. Потому-то рядом с Валентино всегда Джанкарло Джаметти, а с Ивом Сен-Лораном — Пьер Берже и Лу Лу Клоусовски. Интересно, а с кем делит радости и печали Оскар де ла Рента?
Ей тоже необходим единомышленник. Соратник, готовый сочувственно выслушать ее и критически оценить сделанное. Друг, который мог бы дружески хлопнуть ее по плечу или сказать слово поддержки, когда необходимо…
Эдвина резким движением вскинула голову, глаза ее распахнулись. Есть такой человек. Именно тот, что ей нужен! Господи, как же ей сразу-то не пришло это в голову? Подумать только — она еще его избегает! А он куда лучше нее знает и торговую конъюнктуру, и что продается, и как… По крайней мере должен знать, учитывая его давний опыт работы в розничной торговле.
И тут Эдвина поймала себя на другой мысли, промелькнувшей где-то глубоко-глубоко.
Образцы одежды с ее именем, полка за полкой, в одном из самых крупных универмагов страны…
Внезапно возникший перед глазами образ казался настолько реальным, что ей пришлось как следует тряхнуть головой, чтобы вернуться в действительность.
Не помогло. Небольшой кабинет с встроенными книжными полками превратился, казалось, в просторное, залитое солнцем пространство. Она видела сияющие серебром змейки эскалаторов, медленно двигающиеся вверх-вниз, унося нагруженных покупками покупателей… Кожей, всем телом ощущала электризующую энергию предвкушения и бодрящую радость самой покупки…
Словно во сне, наблюдала, как жадные руки перебирают стеллажи с роскошными туалетами — пальто, юбки, платья… Каждый следующий образец прекраснее, чем предыдущий… Каждый — с ее собственным скромным ярлыком.
По спине пробежал холодок волнения. Разве Р.Л. не предлагал ей свою поддержку? Предлагал, правда, уже давно. Но разве не повторял он это свое предложение несколько раз подряд?
Нет-нет, она не может этим воспользоваться. Здесь уже задета гордость. Или принципы.
Не может? Должна! Должна воспользоваться. Вынуждена. Что же делать, придется подавить эту непозволительную сейчас роскошь — собственную гордость. Что для нее важнее? Моделирование? Уверенность в собственных силах? Или гордыня? Тогда в чем же дело?
Давай же, решайся! Сделай этот шаг!
Еще раз глубоко вздохнув, Эдвина дрожащими пальцами потянулась к телефонной трубке и, подняв ее, набрала одиннадцать цифр — номер бостонского кабинета Р.Л.
— Кабинет мистера Шеклбери, добрый день, — послышался в трубке отдаленный голос.
— Привет. Это Сэлли?
— Да, мадам, — отозвалась секретарша.
— Это Эдвина Робинсон. Он у себя?
— Прошу прощения, мисс Робинсон, но его нет. Нет?
Сердце Эдвины екнуло.
— А-а, — протянула она, — понятно… Вы не могли бы сказать, он должен вернуться сегодня в офис или уже нет?
— Извините, но он ничего не сказал мне.
— Что ж, в любом случае спасибо… Попробую позвонить ему домой.
— Мисс Робинсон, может быть, лучше…
Но Эдвина уже успела нажать на рычажок и тут же начала быстро набирать номер домашнего телефона Р.Л.
— Ну, пожалуйста, окажись дома, — вслух умоляла она, горя нетерпением услышать его голос и поговорить с ним о своих перспективах, взволнованная предстоящим разговором до глубины души. Одна мысль о том, что можно позвонить Р.Л., бодрила, вселяла надежду. Она почувствовала, как сваливается с плеч гнетущий, пригибающий к земле груз забот и опасений. Глупо даже думать об этом, это полная чепуха, но Эдвина почувствовала, будто вдруг стала моложе.
Первый звонок, раздавшийся в доме Р.Л., можно сравнить по ощущениям лишь с впрыскиванием мощной дозы адреналина в кровь.
32
Высоко подняв голову, на которой, подобно башне, возвышался тюрбан из белого махрового полотенца с вышитой на нем монограммой Р.Л.Ш., Кэтрин Гейдж вышла из ванной, роняя на пол капли воды. Еще одно полотенце с теми же инициалами было обернуто вокруг ее тела наподобие саронга в стиле Дороти Леймор. Остановившись перед Р.Л., она намеренно неспешно развязала полотенце и принялась медленно вытираться.
Р.Л. наблюдал за ней, не говоря ни слова. Казалось, представление это будет длиться вечность, чтобы перейти во второй акт — одевание. Предметы ее туалета Р.Л. подобрал внизу и на лестнице, пока Кэтрин была в ванной. Сейчас каждым своим движением женщина словно старалась подчеркнуть, что ей спешить некуда.
Присев на кровать, Кэтрин подняла прекрасно вылепленную ногу и, не сводя с него глаз, томно прикрытых веками, неспешно принялась натягивать, аккуратно расправляя на икрах, эластичный чулок.
Р.Л. едва сдерживал раздражение, рвущееся из груди наружу. Не может она поторопиться, что ли? Кэтрин принадлежала к чужой жизни. Смертоносное создание, пожирательница мужчин, столь же ненасытная в сексе, как сказочные чудовища, проглатывающие без разбору все, что попадается на пути. Он совершил ошибку, впустив ее в дом. Колоссальную ошибку. Возможно даже, грустно признался себе Р.Л., самую непоправимую. Хотя нет, самая ужасная произошла четырнадцать лет назад, когда он позволил Эдвине прервать их отношения. Теперь он знал это точно: именно тогда он допустил самую страшную ошибку в жизни. Он должен был действовать, должен был помешать ей, ни в коем случае не позволять Эдвине ускользнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
