вспомнил сардонического Одена, чтобы превратить необходимость в добродетель.
«Анна Каренина» печаталась в 1875–1877 годах частями в журнале «Русский вестник»; всего частей было тринадцать. В ходе изучения рецепции этой публикации мне удалось собрать много интересного: газетные и журнальные рецензии, а также письма, авторы которых откликались на отдельные части публикации, и т. д. Однако среди этих материалов нашелся только один документ, в котором автор, не являясь профессиональным литератором или журналистом, подробно описывал свои впечатления от прочитанных им в журнале частей романа. Я представлю сначала этого автора, затем проанализирую его интерпретацию и в заключение выскажу ряд соображений о том, какую ценность имеет этот единственный в своем роде пример и как можно осмыслить его в методологическом ключе.
Документ, о котором пойдет речь, – это дневник князя Владимира Михайловича Голицына (1847–1932), видного представителя большого и знаменитого рода. Среди князей Голицыных на протяжении веков были государственные служащие, меценаты (они, например, покровительствовали Л. ван Бетховену и В. А. Серову, который оставил портрет нашего героя), ученые, голливудские продюсеры, один стал католическим священником[139]. Князь Владимир Голицын родился в 1847 году в Париже, и первым языком его был французский, но он вернулся в Россию и изучал естественную историю в Московском университете. За свою жизнь ему довелось встречаться с Наполеоном III, Николаем I, Бисмарком, а также с бароном Дантесом и вдовой А. С. Пушкина. Ему было 26–28 лет, когда он читал роман «Анна Каренина».
В заголовке статьи я назвал Голицына сослуживцем Каренина. Действительно, как и вымышленный сановник у Л. Н. Толстого, Голицын состоял на гражданской службе и сумел выйти в «молодые губернаторы». Подобно Каренину, он был знаком с западноевропейской литературой, хотя его интерес не был столь карикатурен, как у толстовского героя. На этом сходства заканчиваются. Голицын служил не в столице империи, а в Москве, и его деятельность отмечена некоторым либеральным уклоном; что и стоило ему в конечном итоге кресла московского губернатора, которое он занимал четыре года. Затем он стал известен своим либерализмом на посту Московского городского головы – эту выборную должность князь занимал с 1897-го по 1905 год. В интеллектуальном отношении у него было больше общего с толстовскими философами-москвичами Катавасовым и Кознышевым, нежели с толстовскими образами педантичных и бесплодных петербургских бюрократов. Голицын был известен своим скептическим настроем по отношению как к самодержавию, так и к социалистам. С течением времени он сделался пацифистом, и его призывы в качестве Московского городского головы к терпимости вызывали ненависть и у черносотенцев, и у царского правительства. Голицын женился за четыре года до того, как «Анна Каренина» начала публиковаться в журнале; в этом браке родилось десять детей, восемь из них дожили до взрослого возраста и проявили себя в том числе в таких нетипичных для подобной семьи областей, как юриспруденции, медицине, физике и филологии. Я не смог найти свидетельств того, что Голицын был лично знаком с Толстым, но в их встрече не было бы ничего странного, по крайней мере в конце века. Софья Андреевна Толстая вспоминала о том, что дети Голицыных дружили с ее детьми, в особенности с Татьяной и Михаилом [Толстая 2014]. Но в то время, которое интересует нас, читатель существовал отдельно от писателя, что было характерно для современной литературы, за исключением только самых привилегированных читателей, которые подпадают под категорию, которую Робер Эскарпи назвал «культурным окружением» [Escarpit 1971: 59].
После революции Голицын остался в Москве с большей частью своей семьи, он был подвергнут преследованиям и претерпел много бед, в том числе осквернение родовых могил и ссылку в лагерь в Дмитрове, где и умер в 1932 году в возрасте 84 лет.
Внимательные читатели «Анны Карениной» заметят, что фамилия князей Голицыных дважды появляется на страницах романа: сначала в 10-й главе первой части некий князь Голицын развлекается с дамой в отдельном кабинете того ресторана, где Стива и Левин беседуют на темы любви и брака; а второй раз – в 14-й главе шестой части, где говорится о смерти Натали Голицыной во время родов «из-за дурного акушера». Однако «наш» Голицын по ходу чтения романа не признал этих персонажей в качестве знакомых. Не отметил Голицын и того, что одним из источников сюжета могла быть история княгини Елизаветы Александровны Голицыной, которая ушла от мужа, чтобы открыто жить с любовником, антикваром Николаем Киселевым, и прижитой от него дочерью [Troyat 1967: 422; Толстая 2014].
Голицын отказывается присоединиться к тем, кого он именует «нашими салонными ценителями» в их попытках «разгадать, кого из наших знакомых Толстой имел намерение изобразить в той или в другой личности». Возможно, этот отказ связан с тем, что толстовский текст слишком задевал князя за живое. Как бы то ни было, Голицын занимает несомненно эстетскую позицию: «Слишком мелко и бедно ценить таким образом истинный талант, предполагая, что он только рисует портреты, а не создает, силою своего творческого гения, типы». Здесь Голицын предвосхищает Оскара Уайльда с его знаменитым замечанием о том, что И. С. Тургенев попросту выдумал русского нигилиста.
Голицын, читавший «Анну Каренину» по мере ее публикации в «Русском вестнике», вел дневник, хранящийся теперь в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, в его любимой Москве (записи, относящиеся к «Анне Карениной», вы найдете в Приложении 1). Князь просматривал новые номера в Английском клубе, а затем записывал свои впечатления. По всей видимости, подписчиком «Русского вестника» он не являлся. Такая практика чтения должна напомнить нам, что, хотя толстые журналы имели всего около пяти тысяч подписчиков, число реальных читателей оказывалось гораздо выше, несмотря на неразвитость как сети общедоступных библиотек, так и читающей публики в целом. Даже если предположить, что каждый номер прочитывали десять человек, трудно поспорить с оценкой Ф. М. Достоевского: в России только один человек из пятисот был способен читать сложную литературу. Если Голицын и обсуждал роман с другими членами клуба или со своей женой, деятельной покровительницей искусств, то эти разговоры не отразились в его дневнике. Впрочем, судя по тому, что князь был шокирован романом, он, скорее всего, вообще не считал его подходящим для широкой аудитории. Но при этом он не мог не заметить, что «Анна Каренина» занимает «все умы, давая повод к всевозможным толкам».
Тот текст романа, который читал Голицын, отличался от текста, который мы с нашими студентами читаем сегодня, во многих деталях: мелкие различия появились в результате редактуры, предпринятой Толстым с помощью Н. Н. Страхова. Помимо этих разночтений, тексты отличаются и в двух существенных отношениях: во-первых, журнальный вариант печатался частями, и потому
