— Будет одеяло, будет и белье, — предупредил Бобренок. — Тут живете вы и?..
— Я с мамой, — быстро объяснила девушка. — Мама на работе, а я в университет поступаю...
— Вот так, сейчас? — усомнился Бобренок и обвел взглядом пустую комнату.
— Собираюсь поступать, — уточнила она.
Толкунов тем временем подошел к окну, выглянул. Отсюда просматривалась вся улица, и если девушка заметила что-то... Спросил:
— А соседи у вас кто?
— Пан Палкив с племянником. Фактически сам пан Палкив, ведь племянник только вчера из села приехал. А слева — старая пани Валявская, бывшая владелица дома.
— У этого Палкива, — начал осторожно зондировать, почву Бобренок, — еще никто не расквартирован? Офицеры или гражданские?
— В нашем доме пока никого не поселили.
— А нам говорили, что у Палкива кто-то живет.
— Нет, — возразила девушка, — тетка у него недавно умерла, еще, правда, при немцах, а пан Палкив совсем недавно появился, даже на похороны не успел. И никто к нему не ходит, вот только хлопец из села прибыл. Я так понимаю, пан в трауре по тетке, значит, печалится и никого не хочет видеть.
Информация была довольно исчерпывающей, и Бобренок направился к выходу, а Толкунов спросил у девушки:
— Вы в окно часто смотрите?
Видно, вопрос удивил ее, так как ответила растерянно:
— Вообще, да... Но для чего вам?
— Может, видели: пан Палкив встречается с кем-нибудь на улице? Или ожидал тут его кто?
— Нет, пан такой солидный, важный даже. — Девушка улыбнулась весело, не очень-то одобряя неприступность своего соседа. — Ходит, будто жердь проглотил.
Толкунов вздохнул и последовал за майором, однако девушка остановила их.
— Когда же... — спросила она смущенно, — когда ожидать ваших офицеров?
Бобренок вдруг понял, что вводить в заблуждение эту наивную девушку негоже, решил сегодня же связаться с комендатурой и пообещал уверенно:
— Завтра или послезавтра.
Не успел майор постучать в дверь Валявской, только поднял руку, как она распахнулась и полная, седая и непричесанная женщина появилась на пороге, заслонила своим тучным телом вход в квартиру и спросила коротко и отрывисто:
— Кто?
— Из военной комендатуры, — так же коротко ответил Бобренок.
— В чем дело?
— Расквартировываем людей.
— Я занимаю одну комнату.
— Прошу извинить, — коснулся козырька майор. — А ваши соседи?
— У них и спрашивайте! — Старуха с грохотом захлопнула дверь под самым носом у офицеров, но Бобренок был уверен, что не ушла, а стояла в передней, ожидая, как среагируют на ее выходку военные.
Майор переглянулся с Толкуновым и нарочно громко рассмеялся:
— Ну и ну! — сказал так, чтоб старуха услышала: — Потопали, капитан, дальше, должны поселить еще пятерых. — И направились к дверям Палкива, уверенные, что Валявская подглядывает за ними в замочную скважину.
Штунь открыл им и невольно потянулся к майору, но Бобренок остановил его предостерегающим жестом и спросил:
— Кажется, эта квартира двухкомнатная?
— Точно.
— Можно посмотреть?
Когда замок щелкнул за ними, Бобренок похлопал Юрка по плечу и, приглушив голос, сказал:
— Сейчас мы поднимемся на третий этаж. Учти, тебе стоит установить контакт с Валявской. Бывшая владелица дома, однокомнатная квартира напротив. Хитрая старуха и, вероятно, кое-что знает. Приблизительно через час пойдешь устраиваться на работу. Зайдешь на кондитерскую фабрику, там тебе, конечно, откажут: пока что нет сырья, да и немцы вывели из строя машины. Потом поедешь на паровозовагоноремонтный завод. Знаешь где?
— Какой же львовянин его не знает?
— Начальник отдела кадров предупрежден. Тебя зачислят учеником слесаря.
— Но ведь я же никогда...
— Учеником, ясно?
— Да.
— Работай, как все. Старательно, да поглядывай вокруг внимательно.
— Понятно.
— Будешь по городу идти, тоже присматривайся. Если увидишь «хвост», не обращай внимания. Вечером позвонишь.
— Позвоню.
Бобренок шумно открыл дверь и сказал Толкунову громко, чтобы пани Валявская обязательно услышала:
— Здесь можно двоих поселить.
— Да, квартира удобная, — согласился капитан, и они стали подниматься на третий этаж.
Штунь подождал несколько минут, потом с деловым видом постучал к Валявской.
— Кто? — услышал он из-за дверей.
— Ваш новый сосед.
Женщина, помолчав немного, открыла. Однако в квартиру не впустила.
— Так что надо? — спросила она, внимательно разглядывая юношу.
— Не смогла бы пани одолжить мне утюг?
Валявская помахала у него под носом толстым, словно обрубленным пальцем с черным полумесяцем ногтя.
— Много вас тут... — бросила она презрительно и попятилась с явным намерением закрыть дверь. Но внезапно ей в голову пришла какая-то мысль. Бросив на Юрка быстрый взгляд, сказала: — Я видела, ты мешок привез. С чем?
— Продуктов мама дала.
— Каких?
— Сала немного, хлеба, картошки...
Валявская с шумом втянула в себя воздух, словно почуяла уже запах сала, и заявила твердо:
— Принесешь десяток картофелин, тогда получишь утюг на десять минут.
— Вы хотите?.. — смутился юноша.
— Уши у тебя есть? Утюг электрический и портится, должно же быть мне какое-то возмещение.
— Принесу... — переступил с ноги на ногу Юрко.
— Что же ты стоишь?
— А утюг?
— Раньше картошку.
— Минутку...
Юрко взял десяток картофелин еще из запасов Сороки. Валявская стояла в дверях и смотрела, что несет сосед на газете, перещупала каждую картофелину, бурча:
— Отобрал самые маленькие.
— Имейте совесть, пани.
— Ну, хорошо, заходи. — Она отступила, пропуская его, и указала на антресоли в передней: — Там утюг, достань. — Принесла табуретку, хотела подставить юноше, но, видно, передумала, потому что, кряхтя, полезла сама.
— Я достану... — попытался остановить ее Юрко, однако старуха лишь отмахнулась. Долго копалась, перебирая какие-то вещи, и наконец вытащила утюг. — Если задержишь больше четверти часа, — предупредила она, — еще десяток бульб.
— Побойтесь бога...
— Я-то боюсь, а вот люди совсем обнаглели.
Юрко взял утюг, но не ушел. Подал Валявской руку, помогая слезть. Это, вероятно, ей понравилось, так как она немного смягчилась и спросила:
— Ты как, надолго?
— Хочу пойти работать.
— Куда?
— А на завод.
— Дядя устроит?
— Что-то второй день его нет...
— Вернется.
— Но я волнуюсь.
