Федор посмотрел на жилистые и сильные руки Гаркуши — такие могут горло перервать. Но что такое руки? Сказал, искоса поглядывая на шефа:
— Нам с тобой пути назад отрезаны. Ты, говорят, в зондеркоманде на Кубани баловался, а я был полицаем на Волыни. Если бы не акции! — вздохнул. — Мы под Луцком два села сожгли и постреляли — считать не хочется. Знать бы... Ну, какого черта в полицию сунулся?
— У меня с большевиками свои счеты. — Гаркуша закатал рукава гимнастерки и сжал тяжелый кулак. — Они у батьки землю забрали, мироедами нас обозвали, можно это простить? Спрашиваю тебя, можно?
— А я земли не имел и не нюхал, — беззаботно усмехнулся Федор. — На фиг мне земля, лишь бы жизнь веселая. Я за веселую жизнь и убить могу.
— Дурак! — свирепо выдохнул Гаркуша. — Земля — то власть, а власть — превыше всего.
— Я в эту землю скольких положил!.. «Та-та-та-та». — Он показал, как скашивал автоматными очередями. Вдруг умолк, лицо стало серьезным. Спросил: — Сколько танков на Самбор прошло?
— Зачем тебе?
— А ты не придуривайся, скоро в Карпатах фронт прорвут, а там — Европа.
— Вот ты о чем!
— Как фронт назад перейдешь?
— Мы с тобой сколько переходили?
— Дважды.
— И в третий раз перейдем.
— А если нет?
— Что же ты предлагаешь?
Федор отложил гимнастерку, сказал рассудительно:
— Что, если нам, товарищ майор, и тех, и других в дураках оставить?
— Как?
— Немцам — амба, документы у нас пристойные, скоро война кончится...
Гаркуша задумался, видно, подобные мысли и ему не давали покоя.
— Нет, — сказал наконец резко, — еще не все потеряно, и большевиков в Европе остановят. Точно остановят, и я, пока могу, буду способствовать этому. И тебе не советую иначе, — пригрозил он, — а то знаешь...
— Да знаю, — отмахнулся Федор. — Я для нашей с вами общей пользы — о перспективе, так сказать, забочусь.
— Пока не все потеряно, — подвел итог Гаркуша, — должны биться.
— Так бьемся же!
Гаркуша взглянул на свежий подворотничок, подшитый Федором, губы его скривились в усмешке.
— Сегодня вечером особенно!
— Сегодня — профилактика.
— А завтра пойдешь...
— В Залещицкий лес? — не смог скрыть неудовольствия Федор.
— Нет, завтра к пани Грыжовской.
— Не хочется мне туда подаваться, и ведь тайник в лесу, наверно, заполнен.
— Никуда не денется.
— Машинист на горячем месте, информация у него всегда свежая.
— Завтра передадим городскую. Все в один котел тоже ни к чему, пусть начальство думает: у нас нелегко... В одной шифровке все новости сообщим, что потом передавать?
— Будет день, будет и пища.
— Завтра днем пойдешь к пани Грыжовской, — приказал строго Гаркуша. — И смотри, будь начеку.
— Наша пани любому мужику сто очков вперед даст! — с оптимизмом воскликнул Федор.
— Пани серьезная, — согласился Гаркуша. — Скажешь ей, что на той неделе в эфир выходить будем через день — поток информации растет.
Федор почесал затылок.
— Залещицкий лес беспокоит меня, — признался он. — Далеко, и связь ненадежная.
— Что предлагаешь?
— Нет предложений.
— А если нет, чего скулишь?
— Удивительно, знаете ведь, на что я способен, а такие слова... Гавкаю, скулить давно разучился.
— А ты не гавкай, а подгавкивай. Начальству это нравится.
Федор взглянул на Гаркушу так, что можно было понять: их мысли по поводу начальства не совсем совпадают. Но спорить не стал. Сказал только, будто и некстати:
— Не дает мне покоя тот шофер...
— Пожалел?
— Тоже скажете... Просто вроде занозы.
— Ничего, — махнул рукой Гаркуша, — на бандеровскую группу спишут, и концы в воду. Вот что, — насупился он, — пойдешь в Залещицкий лес, осмотрись там как следует. Осторожно, потихонечку, за болотцем большую поляну обойди: если энкавэдистская засада, обязательно заметишь.
— Заметишь!.. — покачал головой Федор. — Помните, когда фронт под Житомиром переходили?..
— Сами виноваты, недоглядели, — возразил Гаркуша. — Слава богу, обошлось.
Федор невольно пощупал рубец на левом боку, зябко поежился: немного левее — и лежать бы где-то под соснами на берегу Тетерева.
— Да, недоглядели, — согласился он и подумал, что это — урок на будущее.
10
Старший лейтенант Павлов в сопровождении двух солдат с автоматами шел по улице Пелчевской.
Народу на улице мало, редкие прохожие почтительно уступали дорогу патрулю, некоторые (Павлов замечал это) заранее переходили на другую сторону улицы. У старшего лейтенанта иногда даже возникало желание подозвать такого беглеца и проверить документы, но он помнил инструкции коменданта города о вежливости и лояльности в обращении с гражданским населением, напуганным фашистской оккупацией.
Из переулка вышли двое офицеров, один с желтым чемоданом. Павлов остановил их. Проверяя документы, с удовлетворением заметил, как выступили из-за спины солдаты с красными повязками на руках.
Хорошие парни, тот, что справа, сержант, полковой разведчик, на его счету не один «язык», и на него можно положиться, как на каменную гору. Другой, правда, совсем еще зеленый, только-только научился стрелять, но, видно, толковый, вон как повторяет движения старшего товарища, положил руку на приклад ППШ, приготовил оружие.
Павлов внимательно просмотрел офицерские книжки, командировочные распоряжения и возвратил документы: все в порядке, можно идти дальше.
Офицеры откозыряли и отправились своей дорогой, спокойно, не оглядываясь, и у Павлова отлегло от сердца.
Мимо патруля, громыхая, проехал трамвай. Трамваи ходили редко, но в это время были почти пустые.
Следом за трамваем проехал пароконный воз, запряженный одним битюгом, воз с горой нагрузили мешками, но конь тянул его легко, будто совсем не чувствовал тяжести.
Павлов с завистью глядел на лошадь. Не битюг, а трактор, его бы в их леспромхоз под Минусинском, вот потаскал бы бревна...
Снова патруль двинулся по тротуару, сзади послышался далекий звон трамвая, Павлов оглянулся и увидел на мостовой женщину на велосипеде.
Старший лейтенант остановился резко, сержант натолкнулся на него и ткнул автоматом в бок. Павлов отстранил его рукой, чтоб лучше видеть, но в этом уже, собственно, не было потребности, потому что в этот момент как раз мимо него вдоль трамвайной линии ехала женщина в синей косынке и голубой кофточке.
Видно, это была та женщина, о которой говорил комендант города. Точно она... Велосипед, как и предупреждали, блестит никелированными деталями, женщина красивая и средних лет, а главное — синяя косынка и голубая кофта...
