«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — раз за разом пел в трубке бездушный женский голосок.
— Черт побери, что происходит? — орал он, запуская телефон в настенную панель. Второй взмах руки — и Семен разрубил стол напополам. — Это же бред… Они не могут быть все мертвы… Не могут…
В углу раздался треск, затем заунывное пиликанье. Из серверов повалил густой черный дым. Экран потух, и комнату накрыла непроглядная тьма.
— Спектакль окончен… Занавес. До скорых встреч. Раздаются бурные аплодисменты. Все мертвы… — со злобой произнес майор и зарычал, словно разъяренный леопард.
Примаков молниеносно переместился к экрану на стене и начал наносить по нему мощные удары кулаками с обеих рук. В стороны полетели куски стекла, пластмассы, микросхем… Затем обломки бетона… Он никак не мог остановиться. Ярости в нем и сил становилось все больше. Казалось, еще немного, и он выйдет по ту сторону стены.
— Мертвы… Мертвы… Мертвы… — орал Семен в такт сокрушительным ударам.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
УВИДЕТЬ ПАРИЖ И УМЕРЕТЬ
Франция, Париж, 27 декабря 2011 года / Франция, Париж, 10 октября 1795 года
Тысячи людей в пестрых одеяниях сновали вокруг меня, словно стекляшки в калейдоскопе, создавая в голове красочные картинки. Единицы из них спешили, перемещая тело с налетом грусти на лице в направлении ненавистной работы. Или, может быть, дома… Они разрезали локтями массовку, словно нож подтаявшее сливочное масло. Некоторые были уже на работе. Эти «товарищи» расхаживали с дежурной улыбкой на фасаде, звенели побрякушками и выкрикивали фразы на разных языках. Многие из толпы бродили с раскрытыми ртами и глазами, полными щенячьего восторга, задрав голову кверху. Основная же масса стояла почти без движения, лишь перетаптывалась с ноги на ногу.
Встречались в этой толпе люди почти всех национальностей. До безобразия серьезные немцы. Чопорные англичане. Умиротворенные индусы. Задумчивые африканцы. Хмурые соотечественники, опечаленные расставанием с любимой родиной. Жизнерадостные азиаты, сгруппировавшиеся в кучки… Китайцы или корейцы… Возможно, японцы… Затруднительно определить их национальную принадлежность. Все они для нас, европеоидов, на одно лицо. Точно так же, как мы для них просто «белые люди» с лицами, похожими на плоды труда копировального аппарата. Хотя, может, это все влияние стереотипов…
Существенно все-таки не национальное многообразие людей, а то, что нас здесь и сейчас объединяло. Все мы без исключения располагались на квадратной площадке, ограниченной четырьмя массивными наклонными колоннами по краям. На них опиралась «железная королева», пронзающая перьями на шляпке синеву небес.
Это был пятачок «под юбкой» легендарной парижанки нашего времени — Эйфелевой башни. Ее миниатюрные позолоченные копии раскупаются на каждом углу миллионами туристов и разлетаются по разным странам. Все для того, чтобы занять почетное место на особенной полочке на камине или рядом с туловищем телевизора. Шедевр архитектуры и инженерного искусства в одном лице.
Как же она прекрасна! Причем в любое время года независимо от положения стрелочек на часах. Как роскошна и величественна. Плавные очертания силуэта, лишенные острых углов. Изящные арки, украшенные декоративными элементами. Неописуемая мощь тысяч тонн металла прямо над твоей крошечной головой. Невообразимая красота, заставляющая тяжело дышать. Ускоряющая сердце. Приковывающая взгляд. Нереальная… Но, пожалуй, обстоятельства требуют начать сначала…
Проснувшись ранним утром, я взглянул на стоящую рядом кровать в стиле французского рококо. Сделать вывод, что никто не проминал ее матрас, было нетрудно. Она по-прежнему идеально заправлена. Так, как умеют только горничные в отелях.
Значит, я в своем номере в гостинице. В Париже… Вот только почему нет Елены? Ведь номер Настя забронировала однокомнатный на двух человек. Даже и не знаю, из каких соображений. Может, Лена звонила, а я не ответил?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я ощупал брюки и вытащил из правого кармана мобильный телефон. Вымотали же меня вчера новые видения! Покуражилась Химера… Уму непостижимо. Показать мне казнь девушки. Еще и так реалистично. Многие сошли бы с ума, а мне хоть бы хны. Лишь завалился спать, так и не раздевшись.
Проверил пропущенные звонки. Никто меня ни вчера, ни сегодня не тревожил. Выбрал в списке телефона контакт «Селезнева» и нажал кнопку вызова.
Где же ты, Леночка, свою «притягательность» выгуливаешь? Где приключения на нее выискиваешь?
«Приподнимем занавес за краешек — такая старая тяжелая кулиса… Вот, какое время было раньше, такое ровное — взгляни, Алиса…» — зазвучала мелодичная песенка из слегка похрипывающего динамика «сотового».
Никогда раньше не слышал этой песни. Видимо, она весьма преклонного возраста. Мелодия проиграла до конца, но трубку с той стороны так никто и не взял.
— Бросили меня все и забыли! — прокричал я и вздохнул, демонстративно выпячивая нижнюю губу.
Пустота не отреагировала, а больше никто на меня не смотрел и не слушал. Даже Рихтер не позвонил узнать, как мы с Еленой добрались до Парижа…
Никаких планов на утро не было. Встреча со знакомым Альфреда назначена на семь часов. А вот привести себя в порядок очень даже хотелось. Но сначала я решил осмотреться и оценить обстановку.
Подошел к окну и распахнул тяжелые шторы оливково-зеленого цвета, свисающие до самого пола. Солнечный свет удостоил меня вниманием и обогрел приятным во всех отношениях теплом. Замечательная погодка в декабре… Ни морозов сорокоградусных, ни сугробов по яй… по подолу полушубка… Больше напоминало наше малоснежное лето в суровом Екатеринбурге.
Но прекрасней всего вид за окном! Манящая к себе трехсотметровая башня, возвышающаяся над не менее чудесными старинными постройками города-музея. Решение, куда я сейчас отправлюсь, родилось само собой, словно от непорочного зачатия. Но, как позже выяснилось, это было не совсем так.
Проходя мимо туалетного столика с большим зеркалом, я приметил на нем небольшую деталь — свернутый пополам лист бумаги. Его вырвали из рекламного буклета отеля. В левом верхнем углу красовался логотип «Замок Фронтенак».
Вот так и начинаются сюрпризы! С незначительных деталей…
Внутри листа лежал электронный билет на посещение Эйфелевой башни, на котором указано время визита — «полдесятого» и сегодняшняя дата. Кто сказал, что я проснусь в это время? Весьма необдуманная покупка. Мог бы и пропасть билет.
Но все на самом деле не так уж и плохо. Часа, который у меня остался, более чем достаточно даже для прогулки пешком по улочкам города. Более интересным по содержанию оказался сам листок. На нем крупными буквами был выведен текст с витиеватыми причудливыми хвостами.
— Elbassirepmi te ertsinis… — попробовал прочитать я, но тут же плюнул на это занятие. — Полная ересь…
Язык, на котором написан текст, оказался мне незнаком. Все прояснилось лишь тогда, когда я случайно взглянул в серебряную амальгаму на свое недоумевающее отражение. Оно взирало на меня с той стороны и таинственно подмигивало. Ведь второй «я» отлично помнил, как читаются надписи на реанимационных автомобилях. Текст был написан справа налево в зеркальном отражении.
Я закончил терзать черепную коробку в тисках непонимания и прислонил вплотную к зеркалу листок. Буквы выстроились в связный ряд… Странно… Почерк показался смутно знакомым…
Но необычней другое… Я с легкостью читал на французском. Сомнений в том, что текст написан именно на этом языке, не было. Дар, появившийся по волшебству «неведомого инкогнито». Неужели это тоже проделки Химеры? Радость переполняла меня. Вчера я заговорил на французском, сегодня уже читать могу. Прогресс мне нравится. Как такое могло случиться? Вот если бы я в руках держал Попугая! Нет, этот предмет тоже не подошел бы. Ведь он дает понимание устной речи, но не письменной. Хотя есть еще один бредовый вариант… Остаточная память убийцы из видения. Каким-то образом эти воспоминания застряли в моем разуме. Ахинея… Сегодня точно не разберусь. Ладно, дочитаю загадочное письмо до конца. Глаза заскользили по тексту, как коньки по льду.
