К 11 часам 4-я колонна был частью уничтожена, а частью обращена в бегство. Этим позором запятнали себя и военачальники. Один из них, генерал-майор И. А. Лошаков, позже был судим и разжалован в рядовые (уникальный случай!)106. Паника охватила и Главную квартиру — причем настолько, что свита потеряла императора, и Александр до вечера находился в компании только своего лейб-медика Я. В. Виллие, конюшего и двух казаков.
После этого сражение распалось на несколько локальных боев. В отличие от союзников, утративших связи между колоннами и общее руководство (впрочем, ни того ни другого, откровенно говоря, и не было с самого начала наступления), Наполеон продолжал управлять своим боевым «оркестром». Между прочим, грохот орудий и ружейная пальба не заглушали звуков воинских оркестров. Как вспоминал Бутовский, «такое смешение ужаса с веселыми звуками кларнета и флейт ободряло наших солдат» — точно так же, как и французских, у которых тоже были свои музыканты.
Отсечь Багратиона
Наполеон, внимательно следивший за ситуацией на поле боя, увидел, что в центре фронта союзников у Працена и Позоржиц, где стоял Багратион, образовался промежуток в пять тысяч шагов, который по диспозиции должен был заполнить своей колонной князь Лихтенштейн. По одной из версий, тот при переходе своих кавалеристов на указанное ему диспозицией место столкнулся с идущей наперерез пехотной колонной Пржибышевского, и эскадроны долго не могли расцепиться с пехотными батальонами, а потом потребовалось время, чтобы привести их в порядок. Поэтому князь и опоздал на свою боевую позицию. Здесь и решил нанести удар Наполеон, ставя целью отсечь Багратиона от остальных русских войск. Так французы впервые столкнулись с гвардейским корпусом великого князя Константина Павловича, который ранее стоял в резерве Лихтенштейна. Увидав, что никакого Лихтенштейна впереди нет, и сообщившись с Багратионом, корпус двинулся вперед и занял село Блазовиц. Но удар французов по гвардейцам был настолько мощным, что гвардия была выбита из Блазовица, и за околицей села завязались локальные бои. В одном из них могучие преображенцы схватились со столь же могучими мамлюками, входившими в кавалерию французов. Кавалерийская сеча, развернувшаяся за Блазовицем между частями тяжелой кавалерии — нашими кавалергардами и конными гренадерами французов, — чем-то напоминала средневековое сражение. Оно, увы, закончилось победой французов, причем в 4-м эскадроне кавалергардов уцелело всего 18 человек. Почти полностью был истреблен и лейб-гвардии Уланский полк, а его командир Е. И. Меллер-Закомельский был ранен и попал в плен. Словом, гвардия хотя и не бежала, но вынуждена была отойти за Раузницкий ручей, где и простояла, обескровленная, до вечера, больше уже не ввязываясь в бой. Единственным трофеем Конной гвардии и всей русской армии стало знамя 4-го линейного полка французской армии — предмет необыкновенной гордости потомков107.
Тем временем Багратион исполнял данную ему диспозицию, обрекавшую его войска на выжидание, и оставался зрителем развернувшегося в центре сражения. Он разместил свои войска таким образом: слева от дороги на Брюнн были построены пехотные полки под командой Долгорукова; егеря его полка занимали Голубицы и Круг; кавалерия генерал-лейтенанта Ф. П. Уварова и генералов П. X. Витгенштейна и Е. И. Чаплица располагалась справа и слева от позиции пехоты. Но вначале французы также не спешили и выдерживали свою диспозицию, суть которой состояла в том, чтобы, связав русских слева, не особенно напирать на них и справа, пока в центре не решится главное дело — захват Праценских высот. Как только это свершилось, Наполеон приказал втащить на высоты пушки и начать фланговый обстрел позиций Багратиона, а затем отдал приказ войскам начать наступление на них. И здесь он создал серьезный перевес в силах — его 17 700 человек действовали против 11 500 солдат Багратиона. Войска маршала Ланна, начавшего наступление, были усилены дивизиями генералов Кафарелли и Келлермана, освободившимися после победного боя с гвардией в Блазовице. В отличие от этих генералов, соединившихся с Ланном, гвардия Константина Павловича, отброшенная за ручей, на помощь Багратиону не пришла — никто не координировал действия наших сил. У позиций Багратиона завязался кавалерийский бой, однако генерал Ф. П. Уваров был отброшен с потерей всей конной артиллерии. Затем французская пехота выбила егерей и брошенный им на помощь Архангелогородский мушкетерский полк из селений Круг и Голубицы. Полком этим командовал Николай Михайлович Каменский 2-й — сын фельдмаршала, который чуть позже проявит себя как выдающийся полководец и, в некотором смысле, соперник Багратиона по службе. Полк его понес тяжкие потери (1631 человек), и Каменский вывел его остатки из боя. Основная мощь удара французов обрушилась на левый фланг позиции Багратиона, куда князю пришлось бросить все силы. Бой был жестоким, «с обеих сторон весьма упорно сражались» — так потом писал Багратион в рапорте от 28 ноября на имя Кутузова108. Потеряв кавалерию, утратив населенные пункты впереди своей позиции, исчерпав все резервы и опасаясь окружения, в 11 часов 30 минут Багратион дал приказ начать отступление.
Убей паникера! Как известно, в военных состязаниях с Наполеоном угроза окружения всегда висела над его противниками, создавая нервозность в их рядах, что часто приводило к неосновательным страхам и панике. Военный историк и сам участник войн с Наполеоном А. И. Михайловский-Данилевский писал: «Кто бывал на войне, знает пагубное влияние слов: “Мы обойдены, отрезаны!”» В 1815 году, по словам того же Михайловского-Данилевского, граф М. С. Воронцов издал особый приказ по своей дивизии, гласивший: «…Кто во время сражения закричит: “Нас обошли или отрезали!”, тот на месте будет лишен жизни»109. Уточним: в 1810 году в своем «Наставлении господам офицерам… в день сражения», вспоминая прошедшие кампании, Воронцов писал, что «во многих полках была пагубная и престыдная привычка кричать, что отрезаны. Часто никто и не думал заходить ни вправо, ни влево, а фронт от сего проклятого крика приходил в смятение. За таковой поступок нет довольно сильного наказания. Храбрые люди никогда отрезаны быть не могут; куда бы ни зашел неприятель, туда и поворотиться грудью, иди на него и разбей. Ежели неприятель был силен, то ежели он частью заходит к нам во фланг, он разделяет свои силы и тем делает себя слабее; ежели же он и прежде был слаб и хочет только испугать захождением, то он пропал, как скоро на него пойдут в штыки. Теперь по уложению тот, кто причинит смятение во фронте, наказан будет как изменник. Офицера, который громко скажет: “Нас отрезывают ”, в тот же день по крайней мере надобно выгнать из полку, а солдата прогнать сквозь строй… Вообще, к духу смелости и отваги надобно непременно прибавить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны». Впрочем, при этом надлежало держать ухо востро — Воронцов советует командирам наблюдать за действиями противника и при возникновении угрозы охвата, «не разглашая и без малейшей торопливости», доложить старшему командиру, «дабы сей мог взять на то нужные меры»110.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
