— Но я не знал, что она еще и поет чудесно. Гидеон Кросс, — представился он, протянув руку.
— Виктор Рейес. — Отец помахал вымазанным жиром пальцами. — Я тут слегка запачкался.
— Ничего страшного.
Поведя плечами, папа пожал его руку, оценив ее крепость.
Я бросила мужчинам посудное полотенце, а сама поспешила к светившейся Айерленд. Ее голубые глаза сияли, щеки раскраснелись от удовольствия.
— Очень рада тебя видеть, — сказала я, обнимая ее. — Потрясающе выглядишь.
— Ты тоже.
Это, конечно, не соответствовало действительности, но я оценила сказанное. После душа мне и в голову не пришло заняться прической и макияжем, поскольку папе до всего этого не было никакого дела, а Гидеона я уже не ждала. В конце концов, когда мы последний раз с ним разговаривали, он обещал встретиться со мной у доктора Петерсена.
Айерленд бросила взгляд на стол, где были свалены продукты.
— Могу я помочь?
— Конечно. Только не надо подсчитывать в уме калории — произойдет взрыв.
Я представила ее своему отцу, принявшему ее куда теплее, чем Гидеона, и отвела к раковине, где она вымыла руки. В скором времени она уже помогала мне заворачивать в лепешки последние порции начинки, в то время как папа достал охлажденные бутылки пива «Дос Экие», которые принес с собой Гидеон. О том, откуда он узнал, что я собираюсь подать к столу мексиканские блюда, я даже не задумывалась. Уж скорее стоило заинтересоваться, с чего ему приспичило тратить на это время, когда у него других дел выше крыши, например срывать назначенные встречи.
Отец отправился в гостевую спальню привести себя в порядок, а Гидеон, подойдя сзади, взял меня за талию и, коснувшись губами виска, произнес:
— Ева.
— Не надо! — шепнула я. — Лучше не притворяться! Он резко выдохнул, пальцы его на миг напряглись на моих бедрах. Затем я ощутила вибрацию его телефона. Он отпустил меня и взглянул на экран.
— Прошу прощения, — буркнул он и, прежде чем ответить, вышел из кухни.
— Спасибо, — шепнула мне Айерленд. — Я знаю, это ты заставила его взять меня с собой.
Мне удалось изобразить улыбку.
— Никто не в силах заставить Гидеона сделать то, чего он не хочет.
— А ты смогла. — Она повела головой, отбросив блестящие длинные, до талии, черные волосы за плечо. — Ты не видела его, когда он смотрел, как ты танцуешь со своим отцом. У него были такие глаза… Мне кажется, он готов был расплакаться. По дороге сюда, в лифте, он взял себя в руки, но меня не проведешь: я точно тебе скажу, он страшно нервничал.
Я уставилась на банку с приправой, которую держала в руках, почувствовав, как дрогнуло мое сердце.
— Ты ведь тащишься от него, верно? — спросила Айерленд.
— С некоторыми людьми лучше просто дружить, — прочистив горло, ответила я.
— Сама же говорила, что любишь его.
— Бывает, что этого недостаточно.
Я повернулась за консервным ножом и застыла от изумления, увидев смотревшего на меня Гидеона.
Его рот дернулся, прежде чем он хрипло спросил:
— Хочешь пива?
Я кивнула. Может быть, не один раз.
— Стакан дать?
— Не надо.
Он взглянул на Айерленд:
— Пить хочешь? Есть вода, лимонад, молоко.
— Как насчет пива? — отозвалась она с непосредственной улыбкой.
— Второй заход, — буркнул он.
Заметив, как просияла девушка, поймав на себе его взгляд, я удивилась: неужели он не замечает, как она его любит? Конечно, сейчас это чувство было поверхностным, но оно было и могло вырасти и окрепнуть при небольшом поощрении. Хотелось надеяться, что он этим займется.
Когда Гидеон подал мне охлажденное пиво, наши пальцы соприкоснулись. Он задержал руку, глядя мне в глаза. Я знала, он думал про другую ночь.
Сейчас казалось, будто все это мне приснилось, что на самом деле он просто не мог здесь появиться. Я сама почти верила, что у меня была галлюцинация, причиной которой стала отчаянная, доводящая до безумия, неутолимая жажда его прикосновений, его любви. И если бы не укоренившаяся где-то в глубине боль, я бы и не думала, что все это было на самом деле, но за этим не стояло ничего, кроме напрасной надежды.
Забрав у него пиво, я отвернулась. Мне не хотелось говорить, что между нами все кончено, но сейчас неизбежность казалась очевидной. Гидеону следовало подумать о том, что он делает, чего добивается, а также о том, занимаю ли я значимое место в его жизни. Вся эта немыслимая круговерть грозила сломать меня, но я не могла этого допустить. Ни в коем случае.
— Могу чем-нибудь помочь? — спросил он.
— Посмотри, не получится ли переместить сюда Кэри. Каталка у него есть, — ответила я, стараясь не смотреть на него, потому что это было слишком болезненно
— Ладно.
Он вышел, и я снова могла нормально дышать.
— А что случилось с Кэри? — спросила Айерленд.
Я тебе расскажу, когда будем накрывать на стол.
***
Как ни удивительно, я смогла есть: похоже, была так захвачена словесным поединком между моим отцом и Гидеоном, что просто отправляла куски в рот, сама того не замечая. На дальнем конце стола Кэри болтал о чем- то с Айерленд: я то и дело слышала ее веселый смех, что, в свою очередь, вызывало у меня улыбку. Гидеон сидел слева от отца, а я справа.
Они разговаривали. Началось все, как я и полагала, с бейсбола, потом речь зашла о гольфе. На первый взгляд оба мужчины выглядели непринужденно, но сама атмосфера вокруг них была изрядно наэлектризована. От меня не укрылось, что Гидеон не надел свои дорогущие часы — явно тщательно позаботился о том, чтобы выглядеть «нормальным», насколько это возможно. Но ничто внешнее не могло повлиять на внутреннюю суть Гидеона. Нельзя было скрыть то, кем он являлся: доминантным самцом, капитаном индустрии, представителем привилегированного слоя. Это сквозило в каждом его жесте, в каждом слове, в каждом взгляде. А поскольку эти двое выясняли сейчас, кто из них главный, я оказалась как бы в подвешенном состоянии. Как будто никто не контролировал мою жизнь, кроме меня самой.
Конечно, я понимала, что папа, которому на самом деле лишь в последние четыре года была дана возможность побыть отцом, вовсе не был готов ею поступиться. А вот Гидеон разыгрывал фальшивую карту, претендуя на место, которое я не была больше готова ему отводить.
С другой стороны, мое кольцо оставалось у него на пальце, и как ни убеждала я себя в том, что это ничего не значит, втайне мне хотелось надеяться. Хотелось верить.
Когда мы расправились с основным блюдом и я встала, чтобы подать десерт, раздался звонок по внутренней связи. Я ответила, и мне сообщили, что ко мне явились детективы Департамента полиции Нью-Йорка Грейвс и Мична.
