— Паклин! — настойчиво позвала Маша. — Ну, Па-клин! Не умирай, миленький! Тебе нельзя умирать, понимаешь? Вот, водичкой губы смочу… А хочешь, умою тебя? Хочешь?
Она метнулась намочить полотенце, но что-то её остановило. Рука потёрла лоб, словно помогая преодолеть забывчивость. Вспомнила: цвет его лица изменился. К худшему!
— Кирилл Дмитриевич! — позвала она визгливо. — Быстрее!
— Так… — доктор склонился над больным. — Как говаривали в старину: отмучился. За эту неделю— второй случай. И главное: всё в моё дежурство. Не плачь, Машенька, ему уже не поможешь. Ему никто уже. А ведь мог бы ещё подрасти.
Семён Каминский
Ангелы по пять
Саша энд Паша
Паровозом у них была Саша: грин-карту выиграла — она, хлопотала и документы выбегала— тоже она. Даже таможенники в аэропорту их родного города, когда вылетали в одну из европейских столиц, чтобы там пересесть на рейс в чикагский аэропорт О'Хара, сразу же определили, кто в семье главный, и за взяткой обратились именно к ней, а не к Паше. Так ей и сказал один из них — разбитной мужичок средних лет, с прозрачными глазами и намерениями: «Вы — главная в семье? Пройдите, пожалуйста, сюда…» — и завёл в комнату с какими-то металлическими стеллажами по стенам. Так эти серые стеллажи и остались у неё в голове, как последняя память о родине. И мужичок — тоже, конечно. — Понимаете, — говорит он, так вразумительно, — согласно американским требованиям, мы должны сейчас вскрыть все ваши чемоданы и баулы и тщательно всё проверить. Это займёт очень, ну, очень много времени, и упаковочку вашу всю нарушит, и на посадку, не дай бог, можете опоздать… А если вы пожертвуете двадцать долляров (так и сказал, «долляров») на пользу таможни, мы сейчас весь ваш багаж опечатаем нашими самыми серьёзными печатями — и никто его больше досматривать не будет. Ни на пересадке, ни в Америке.
Саша так и сделала — дала ему эти двадцать баксов. Он их рассмотрел, вежливо поблагодарил, спрятал. Вернулись они в общий зал, где возле многочисленной поклажи околачивались Паша с Ксюшей, а дальше — как по маслу. Таможенный мужичок не обманул: баулы запечатали, и действительно больше нигде по дороге не открывали. И к «пограничнице» их подвёл, громко так, ответственно ей сказал: «Это — хорошие люди, всё у них в порядке». Та, видимо, поняла: понаставила печатей, почти без вопросов, быстро и учтиво. Саше так приятно стало, что всего-то за двадцатку у них «всё» стало в порядке! Если б на самом деле — всё.
Короче, проехали. И дальше их семейный паровоз продолжал тащить свои два вагона по путям новой родины. Первую квартиру в ортодоксальном еврейском квартале, где по традиции купно селились наши соотечественники, независимо от их национальности, нашла и сняла Саша — через свою школьную подругу Маринку, прожившую в штатах пять лет. И новые нужные американские бумажки снова оформляла Саша — Павел по-английски знал пока только «Thank you very much» и «What time is it?», потому как в школе изучал немецкий и «тысячи» в институте сдавал также на нём. Да и что Паша? Он и дома был всего-навсего товарный вагон — ведомый и хорошо управляемый.
Саша познакомилась с ним в секции бодибилдинга. Сама она большой крепостью организма не обладала, скорее, совсем наоборот: миниатюрная, личико — узенькое, лисье, правда, вовсе недурное, волосы — неопределённо-русоватого оттенка, лёгкие и ломкие. Но сила её была в тяге, в устремлениях. И когда она к двадцати пяти годам поставила себе задачу — найти жизненную опору, то по библиотекам, конечно, расхаживать не стала: муж должен был быть по определению крепким и выносливым. Очень интересно выглядела хрупкая девушка среди «качков», Паша нашёлся — вместе со своим накачанным торсом — и подошёл знакомиться уже на первой неделе её занятий в секции. После чего эти занятия вскоре можно было и прекратить. Проехали!
Из занюханного заводского КБ она быстро заставила его уйти, ему было определено другое поприще — фотографа. Зимой — ёлочного, дедоморозного, летом — курортного и круглогодично — свадебного. Заработки пошли просто замечательные, можно было и ей перестать юбку на работе просиживать, и квартиру купить (ну, в микрорайоне, не в центре, но тоже неплохо), и Ксюшку завести. А через четыре года новая идея — Америка! И очень зря все знакомые и свекровь зудели, мол, «будешь ты в Америке — на зелёном венике»! Вот они — Саша, Паша и Ксюша — сейчас гуляют по Мичиган Авеню и американские пончики-«донатсы» жуют… Пончики — это, впрочем, чепуха (проехали!), надо дальше двигаться, к другой остановке. Тут Ксюша прилипла к уличной витрине туристического агентства «Эпл вакэйшн»: томная дама в тёмных очках и бикини лежит на надувном матрасе в перламутрово-бирюзовом бассейне и потягивает коктейль из бокала с маленьким радужным зонтичком, а на заднике — сказочные пальмы и море… Агитка, конечно, но красиво. Вот и она — Сашина следующая остановка.
Но до этой остановки опять были полустанки, поскучнее и пострашнее. Сначала — маленькая двухдверная «Хонда Сивик» (очень старенькая, но без машины здесь никак). Потом — бесплатная школа английского для неимущих, а параллельно — Пашу на работу пристроить, потому что привезённые с собой десять тысяч уже на исходе. Фотографы тут никакие, конечно, не нужны.
Пошёл в небольшой цех к русскому хозяину нажимать ногой (по двенадцать часов) на педаль пресса — штамповать платы для мобильников. Работа тупейшая, за целый день — десять слов с соседями по конвейеру, и заработок невелик, но на еду и на рент хватало. А Саша после полутора лет школы — на курсы по программированию… Подходил двухтысячный год со своими тремя ноликами, и в Америке началась программистская истерия — на работу требовалось всё больше и больше программистов, чтобы срочно переделывать и проверять компьютерные коды на наличие в них правильных дат. (А то вдруг 1 января 2000 года от этих ноликов компьютеры с ума сойдут — и Мистер Американский Бизнес сдохнет!) Поэтому устроиться на работу программистом с высокой стартовой зарплатой можно было и без хорошего английского, и без большого опыта, а липовые рекомендации давали сами программистские школы. Как говорили Сашины учителя, нужно придумать себе рабочую историю, резюме — и, главное, во всё это самому поверить.
— …Я по трупам пойду, — патетично провозглашала уже хорошо расслабившаяся Саша, когда они, наедине с Маринкой, обсуждали свои женские американские жизни при участии двух больших бутылок «сухаря». Обычно они расслаблялись в отсутствие Паши, сидя на матрасе, постеленном прямо на полу в Сашиной съёмной квартире, где, кроме двух матрасов (одного двуспального и другого — поменьше, для Ксюшки), пожилой тумбочки с телевизором, трёх уродливых стульев, выброшенных соседями, и кухонного стола, половину которого занимал компьютер, ничего не было.
— Вот ты, Маринка, уже столько лет здесь маешься, всё учишься в своём «калледже» — что толку? Где «бойфренд»-американец? Где хорошая работа? Вкалываешь в этом сраном магазине за шесть пятьдесят в час? Нет, я по трупам пойду… — повторяла Саша, выливая остатки вина в чашку.
Работу она искала — как ходила на работу. Ксюшку — к соседям, то к одним, то к другим, благо, много русских вокруг. На личико — чуток краски; на тело — строгий, простенький, единственный, но очень аккуратный чёрный костюмчик; в ручки — пластиковую папочку с резюме, которое сочинили специалисты (отнюдь не бесплатно); в зубы — заученный десяток английских выражений; в «Хонду» или на сабвэй — и на интервью, иногда по два раза в день.
Она научилась производить впечатление в своей монолитной уверенности и знании предмета. Если её спрашивали о чём-то, и Саша не имела представления, как ответить, — а случалось это частенько, — она, выразительно глядя собеседнику прямо в глаза, размеренно тянула что-то ничего не значащее, типа: «Actually…», «I think…» или совсем пробивное «What do you mean by that?». Далее следовала, естественно, пауза, но собеседник сам почему-то начинал заполнять возникшую после этого тишину, ощущая неловкость оттого, что, видимо, задал какой-то бестолковый вопрос, и именно поэтому она затрудняется с ответом.
В общем, первое предложение подвернулось достаточно быстро — всего два месяца массированного поиска. Согласно нарисованному в резюме опыту и знаниям ей предложили сделать новый проект для консалтинговой компании. Срок — шестнадцать недель, и работать можно было дома! Скажете везение? Может быть. Только как этот проект сделать — она и понятия не имела, когда сказала им «уез»…
Начался новый, сверхскоростной поиск того, кто знает, как это сделать. Порекомендовали дорогого, но знающего Михаила. Саша приехала к нему вечером, и скромный таунхауз в пригороде показался ей дворцом, а Михаил — лысоватый и значимо медлительный — крутым специалистом. Старательно поддерживая это впечатление, он не спеша провёл её в небольшой кабинет с компьютером и выслушал долгие, детальные объяснения.
