– Расслабься, я спросил из любопытства, – Финли с силой провел карточкой по щели и дверь лифта раскрылась с противным скрипом.
8
Читальней называли длинное помещение в середине Дамли-Хауз. Стены Читальни поднимались на три этажа, к стеклянной крыше, в которую вливался достающийся с таким трудом солнечный свет Алгул Сьенто. На балконе напротив двери, в которую вошли Прентисс и Тего, стояло странная компания: тахин с головой ворона, его звали Джекли, Конрой, техник из кан-тои, и два чела, имена которых Пимли сразу не вспомнил. Тахины, кан-тои и челы, которым приходилось работать вместе, конечно же, старались держаться в рамках приличия, пусть иной раз такое давалось не без труда, но никто не мог ожидать, что они будут собираться одной компанией, общаться и в свободное от работы время. Впрочем, на балконе ни о каком общении речи просто быть не могло. Находившие внизу Разрушители не были ни животными в зоопарке, ни экзотическими рыбками в аквариуме. Пимли (и Финли тоже) не уставали напоминать об этом персоналу Алгул Сьенто. Ректору Алгул Сьенто за все проведенные здесь годы лишь однажды пришлось отдать приказ сделать лоботомию одному сотруднику, идиоту-охраннику, челу по имени Дэвид Берк, который что-то (орешки арахиса?) сбрасывал на находящихся внизу Разрушителей. Когда Берк понял, что насчет лоботомии ректор настроен серьезно, он молил дать ему еще один шанс, клятвенно обещая более не допускать никаких глупостей. Но Пимли предпочел его не услышать. Он увидел возможность преподать своим сотрудникам наглядный урок, который будет у них перед глазами годы, даже десятилетия, и воспользовался ею. Действительно ставший идиотом Берк до сих пор болтался как по Моллу, так и по всему Алгул Сьенто, с раззявленным ртом и застывшим в глазах недоумением. Они словно говорили: «Я почти что знаю, кто я, я почти что помню, что я сделал, чтобы стать таким «. И он стал наглядным уроком, показывающим, чего нельзя делать в присутствии работающих Разрушителей. А вот правила, запрещающего сотрудникам иногда подниматься на балкон и смотреть на Разрушителей, не было, и они все время от времени приходили.
Потому что пребывание в Читальне прибавляло жизненных сил и энергии.
Во-первых, если рядом работали Разрушители, отпадала необходимость в разговорах. «Светлый разум», так они это называли, врывался в голову, когда ты шел от лифта по коридору третьего этажа, направляясь к Читальне, что с одного ее короткого торца, что с другого. А когда ты открывал дверь на балкон, светлый разум расцветал во всей красе, распахивая все двери восприятия. Олдос Хаксли, Пимли не раз думал об этом, точно съехал бы с катушек. Иногда казалось, что твои ноги отрываются от пола, и ты уже не идешь, а плывешь. Вещи в карманах поднимались и зависали в воздухе. Если ты чего-то забывал, скажем, о встрече в пять часов вечера или среднее имя брата сестры, здесь все тут же вспоминалось. А если выяснялось, что ты забыл что-то важное и не вспомнил вовремя, ты никогда не огорчался. С балкона уходили с улыбкой на лице, даже если поднимались туда в самом отвратительном настроении (отвратительное настроение считалось наилучшей причиной для визита на балкон). Там ты словно вдыхал поднимающийся от находившихся внизу Разрушителей газ счастья, невидимый глазу и неуловимый для самой изощренной телеметрии.
Пимли и Финли поприветствовали четверку на противоположном балконе, подошли к ограждению, поверху тянулся широкий поручень из дуба, и посмотрели вниз. Помещение внизу действительно напоминало библиотеку богатого мужского клуба в Лондоне. Лампы, дающие мягкий свет, многие в абажурами от Тиффани, стояли на маленьких столиках или крепились к стенам (естественно, обшитых дубовыми панелями). На полу лежали дорогие турецкие ковры. Одну стену украшал Матисс, другую – Рембрандт… третью – «Мона Лиза». Настоящая, не чета той подделке, что висела в Лувре, на Ключевой Земле.
Перед ней стоял мужчина, сцепив руки за спиной. Сверху казалось, что он изучает картину, пытается расшифровать знаменитую загадочную улыбку, но Пимли знал, что это не так. Мужчины и женщины с журналами в руках вроде бы увлеченно их читали, но, если вы находились рядом, то увидели бы, что они смотрят на свои экземпляры «Маккола» или «Харперса» пустым взглядом, а то и вообще в сторону. Девочка одиннадцати или двенадцати лет, в ярком полосатом платье, которое могло стоить больше полутора тысяч долларов в одном из бутиков для детских товаров на Родео-драйв, сидела перед игрушечным домиком на каминной доске, но Пимли знал, что она не обращает ни малейшего внимания на точную копию Дамли-Хауз.
В Читальне находились тридцать три Разрушителя. Ровно тридцать три. В восемь вечера, когда отключалось искусственное солнце, им предстояло уступить свое место следующей смене. И лишь один человек, один и только один, приходил и уходил, когда у него возникало на то желание. Человек, который сумел преодолеть все преграды и сбежать, и не понес за это никакого наказания… разве что его вернули сюда, что для этого человека, конечно же, стало самым суровым наказанием.
И, словно мысль Пимли послужила сигналом вызова, в дальнем конце открылась дверь, и в Читальню тихонько проскользнул Бротигэн, все в той же твидовой кепке. Даника Ростова оторвалась от игрушечного домика и улыбнулась ему. Бротигэн подмигнул в ответ. Пимли двинул Финли в бок.
Финли: («Я его вижу»)
Но они не просто видели его. Чувствовали. В тот самый момент, когда Бротигэн вошел в Читальню, те, кто находился на балконе, и, что более важно, находящиеся внизу, ощутили подъем энергии. Они по-прежнему не знали, каким образом Бротигэну удавалось так воздействовать на окружающих, контрольные приборы не помогали (а несколько, Пимли в этом не сомневался, старый пес сознательно сломал). Если были и другие с таким же талантом, то «низшие люди», охотившиеся за потенциальными Разрушителями, их не нашли (теперь охота прекратилась; набранного количества Разрушителей вполне хватало для завершения проекта). С Бротигэном полная ясность была лишь в одном: он не только обладал сверхъестественными психическими способностями, но и мог усиливать их у других, находясь рядом. Мысли Финли, обычно надежно укрытые даже от Разрушителей, теперь горели в голове Пимли, как неоновая реклама.
Финли: («Он – экстраординарный»)
Пимли: ( И, насколько нам известно, уникальный Ты это видел)
Образ: Зрачки расширяющиеся и сужающиеся, расширяющиеся и сужающиеся.
Финли: (Да Ты знаешь чем это вызвано)
Пимли: (Отнюдь И мне без разницы Финли без разницы А этот старик)
Образ: Старый, блохастый лохматый пес, хромающий на трех лапах).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
