Я пристально посмотрел на него. Протянутую руку пожимать не стал.
— Да, конечно. — Он переступил с ноги на ногу. — Слушайте, я вот что подумал: — поскольку Меган была большой поклонницей моего шоу — вы знаете, я еще делаю Воскресный праздник утреннего лентяя, — как насчет того, чтобы завтрашнее шоу я посвятил ей и Кети? Будем ставить их любимую музыку, может быть, в студию позвонят их друзья… — Облизнул губы. — Может быть, вы и ваша жена смогли бы зайти часикам так, скажем, к десяти? Скажете несколько слов людям, обратитесь к тем, кто, возможно, что-нибудь видел?
Будет стоять в толпе и подпитываться скорбью, зная, что все это из-за него, что он сделал это, что он обладает властью над жизнью и смертью…
Ударить его. Схватить ублюдка за горло и вырвать его грязный язык, прямо здесь, на ступенях церкви. Окрасить этот гребаный мир его кровью.
— Эш? — Доктор Макдональд. — Эш, что здесь происходит?
Я моргнул:
— Да, кажется, это неплохо. Мам нужно донести до людей наше обращение. Пусть Мальчик-день-рождения знает, что мы идем за ним.
Стивен Уоллес захлопал в ладоши:
— Отлично, договорились. Вы знаете, как приехать на станцию, или мне прислать за вами машину?
— О, не беспокойтесь. — Я улыбнулся. — Я вас найду.
Доктор Макдональд стояла рядом со мной, пока Стивен Уоллес шел под моросящим дождем к ожидавшему его такси.
— Эш?
В темноте сверкнули огни такси, оно сделало запрещенный разворот и направилось вниз по Джессоп-стрит.
— Это не он. Стив Уоллес — не Мальчик-день-рождения.
— Эш, нам нужно…
— Он не пытался влезть в центр событий, его просто пригласили. Когда Меган Тейлор похитили, он был на каком-то благотворительном мероприятии в помощь больным раком. Это не он.
Доктор Макдональд шаркнула красными кедами по гранитным ступеням:
— Вы уверены?
— Нужно искать кого-то еще. — Я вздернул подбородок. — Кети все еще у него. — Уверенно так сказал.
Доктор Макдональд пристально посмотрела на меня, губы сжаты, в углах глаз маленькие морщинки. Кивнула:
— Я понимаю.
Ничего она не понимала. Потому что если бы она поняла, то остановила бы меня.
Сорок минут спустя я припарковался около дома Роны, но не на местах, предназначенных для парковки, а проехав немного вперед. Забрал из машины лиловые пластиковые мешки и пошел к дому. Она открыла дверь в джинсах и свитере «Олдкасл Юнайтид», жидкие волосы слегка влажные.
Протянул ей позвякивающие мешки:
— Ты что, все еще поддерживаешь этих лузеров?
— Поддерживаю, поддерживаю. — Приняла в руки пакеты с бухлом. Улыбнулась большими желтоватыми зубами. — Как насчет стейка на ужин? Взяла пару сочных рибаев, немного жареной картошки и сладкой кукурузы.
Лед кончался. Я бросил в бокал пару кубиков, добавил приличную порцию джина. Затем плеснул тоника.
Открылась кухонная дверь, и в комнате появилась Рона, ее бледные щеки и нос раскрасило розовым. Протянул ей бокал с джином.
— Пффффф… — Она пару раз моргнула, затем взяла бокал. Улыбнулась. Отхлебнула глоток. — Ахххх… Даже и не припомню, когда мы так здорово в последний раз надирались? А ты помнишь? Я что-то нет.
— Дай Бог, чтоб не в последний раз. — Я поднял мой бокал и чокнулся с ней. — И пусть все идут на хрен.
— Пусть идут! — Еще один глоток. Нахмурилась: — Я на минутку, нужно на стык глянуть. — Моргнула. — В смысле, на стейк. Пора его ставить. — Розовый цвет на ее щеках загустел.
— Нет, еще куча времени…
На раскаленной сковороде шкворчали два толстых куска рибая, по краям пузырилось масло. Запах карамелизирующегося мяса и поджаривающегося черного перца наполнял кухню. На рабочем столе выстаивались две открытых бутылки красного.
Рона стояла, прислонившись к раковине, прихлебывала джин с тоником, улыбалась, глаза сфокусированы на чем-то в полуметре от ее лица.
— Не поверишь… нет, ты не поверишь, мы уже полбутылки джина уговорили. — Провела рукой по волосам, отчего они встали торчком.
— Стейкам нужно минут пять настояться. — Я положил их на теплую тарелку и полил сверху соусом из сковородки. — Ты не хочешь проверить картошку?
— Картошку? Ах да, картошку. — Потрясла головой. Снова улыбнулась, потом наклонилась к духовке и посмотрела внутрь через стеклянную дверцу: — Он. Кажется, с картошкой все в порядке.
Я сунул в микроволновку сладкую кукурузу.
— Слушай, дело в том… дело в том, что люди не понимают, что ты великий коп. — Подняла вверх руку, как будто останавливая движение на дороге. — Да, я так думаю. Ты великий кон, а им… а им завидно. — Еще глоток вина. — Им всем за-вид-но.
Я подлил ей вина:
— Как тебе стейк?
— Он… Он тоже великий… великолепный… Ты — великий повар. Я… люди этого не понимают, а я понимаю. Я-то понимаю…
— Я и говорю… говорю, пошел на хрен, ты, маленький волосатый беззубый ублюдок. А он… а он расплакался! — Рона опрокинула в рот остатки красного вина из бокала и ухмыльнулась. — Прямо там… прямо там, в суде. — Нахмурилась: — Вернусь через… вернусь через минуту…
С трудом поднявшись с дивана, она слегка покачнулась и пошла на затекших ногах к туалету.
Я снова налил ей доверху. Потом пошел на кухню и принес вторую бутылку вина.
— Нет, ты вот лучше… ты лучше послушай — тебе это понравится… — Она сидела на ковре напротив проигрывателя, вытаскивала из подставки диски и складывала их рядом с собой. — Куда он подевался, мать его… Ах-ха, нашла! Тебе это понравится…
Вторая бутылка была пуста почти на две трети.
— Вот… — Она покопалась в подставке для дисков, прищурилась и, закусив кончик языка в углу рта, вставила сверкающий диск в аппарат.
Из динамиков полилась музыка.
— Слушай… нет, ты послушай, тебе понравится… — И запела:
Настежь я раскрыла двери,Но стоишь ты возле них,Гордостью объя-ааааа-аа-аа-ааат…
Я испугался, что это будет похоже на рев толпы футбольных фанатов, но я ошибся.
Голос Роны был нежным и живым, совершенно созвучным мелодии.
Я плеснул еще немного вина в ее бокал.
— Нет, я точно знаю! — Рона моргнула, взглянув на меня, левый ее глаз полностью не открывался, прикрытый дрожащим веком. Облизала бледным языком испачканные вином губы. — Ты единственный полицейский офицер, который хоть чего-нибудь… который стоит хоть какого-нибудь дерьма. Дерьма! Ты великий… ве-ли-кий… и я тебя люблю… нет, я это точно говорю! — Последние капли красного исчезли, кроме небольшого ручейка, пролитого на свитер. — Я вас люблю… — Она раскинула руки в стороны. — Вот, я это сказала, я это сказала… — Снова заморгала. Уставилась в свой бокал: — Все кончилось… — Ломающий скулы зевок, полный зубов. — Пффффф…
Потом глаза закрылись, и подбородок упал на грудь.
Винный бокал в руке покачнулся, она вздрогнула, широко раскрыв глаза:
— Я… не сплю…
— Нет, не спишь.
— Ты к вину… ты почти к вину не притронулся…
— Ты его выпила. — Я взял ее стакан и вылил в него свое вино. — Я что-то не в настроении.
Еще пара глотков, ее подбородок снова упал на грудь, и дыхание перешло в глубокое ритмичное сопение.
Теперь, кажется, хватило.
Вынул бокал у нее из руки и поставил на стол:
— Пойдем, дорогая, пора спать.
— Да, конечно… — По ее лицу расплылась ласковая пьяная улыбка.
Стены сотрясал могучий храп. Рона лежала, разметавшись на покрывале, как чучело. Она еще сумела справиться со свитером, выставив напоказ ярко-красный кружевной бюстгальтер, но джинсы ее перебороли. Они собрались вокруг колен, а от спустившихся носков ее ноги казались в два раза длиннее.
Я схватил ее за лодыжки и стянул джинсы, затем засунул ее бледные конечности под покрывало. Пошел на кухню, принес тазик и поставил его рядом с кроватью, прикрыв окружающее пространство ковра газетами. Потом бесшумно вышел и закрыл за собой дверь.
Посмотрел на часы. Без десяти полночь.
Скоро наступит время нанести визит Стивену Уоллесу и посмотреть, как великолепному ублюдку понравится кашлять собственной кровью.
40
Макдермид-авеню была мертва. Вдоль дороги стояли припаркованные машины, асфальт блестел в свете уличных фонарей. Дома погружены во тьму. Десять минут второго — я просидел здесь достаточно долго, чтобы холод проник в мои суставы, отчего они сильно болели.
Дождь кончился полчаса назад, и все вокруг было блестящим и мокрым. По темному небу скользили облака, и в просветах между ними мерцали звезды.
Группа наблюдения суперинтенданта Дики сидела в «фольксвагене-поло» без опознавательных знаков на другой стороне дороги, дома через три от жилища Стивена Уоллеса. Достаточно близко, чтобы иметь хорошую позицию для наблюдения, и достаточно далеко, чтобы быть незаметными. Водительское окно было открыто, и сигаретный дымок, завиваясь, выходил из него в холодную ночь. С таким же успехом могли бы поставить на крышу машины большую неоновую стрелку.
