— Хорошо, тогда еще… Поплачь, если хочется.
Он добавляет на тело масло, видно флоггеры его сняли, и повторяет. Слева, справа, слева, справа… Ларс перестал играть, он порет. Потом снова смазывает. Я читала в Интернете о флоггере и помню, что это скорее игрушка, а не инструмент для порки. Если он умеет флоггером вот так, то что же он может плетью? Кожаные кончики обжигают, словно настоящий огонь, я пытаюсь считать удары, но на четвертом таком подходе не выдерживаю и все же виляю бедрами.
— Почему ты не даешь знать, чтобы я остановился?
Я снова киваю. Ничего, потерплю.
Но Ларс отбрасывает флоггеры, смазывает пострадавшие области, прикладывает к ним что-то холодное, отчего я испытываю неземное блаженство и даже издаю томительный стон.
— Что?
Я мотаю головой, давая понять, что все в порядке. Ларс оборачивает низ туловища чем-то мягким и прохладным, быстро освобождает руки и поднимает со стола:
— Вот твоя первая ошибка: героизм мне не нужен. Лучше выпороть дважды за день без синяков, чем раз в неделю со шрамами. Запомни это, пожалуйста.
От перспективы быть поротой дважды за день я прихожу в ужас. Может, не стоит позволять Ларсу вот так серьезно, не то войдет во вкус?
Он расстегивает кляп, осторожно вынимает изо рта.
— Как ты?
— Хорошо…
Ягодицы блаженствуют, потому что им прохладно, кожу, конечно, саднит, но боль постепенно стихает. И это действительно приятно. Черт возьми, неужели мне понравилась порка?!
— Я же говорил, что тебе понравится.
Он укладывает меня в кресло на бок и присаживается рядом на пол.
— Линн, какое блаженство наблюдать, как ты ждешь следующего движения! Как реагирует твое тело на прикосновение флоггера, как сжимаются и расслабляются мышцы!
— Неужели это красиво?
— Еще как. Кстати, очень помогает держать попу подтянутой. Я еще жажду помучить твою грудь, но до этого очередь дойдет. Знаешь, завтра надо заехать, сделать тебе пирсинг.
— Что?
— Пирсинг на сосках. Это лучше, чем зацепы, и не так больно.
— Ты извращенец!
— Конечно. И ты тоже, только пока об этом не знаешь. Я же обещал совратить тебя окончательно и научить потакать своему телу. Хочешь, покажу снимки с пирсингом на сосках? Нарочно для тебя приготовил.
Ничего себе подготовка! Значит, он знал, что я соглашусь быть выпоротой?
Ларс приносит стопку картинок, подает мне одну за другой. Я чувствую… легкую ревность. Вот бред, я ревную Ларса к изображенным на фото бюстам! А он сам начинает прикидывать, какой тип пирсинга и какое украшение мне подойдет. Для этого, конечно, грудь обнажена, сосок слегка выкручен, чтобы встал торчком.
— Ларс, — жалобно пищу я. Это уже слишком, он не просто ласкает мою грудь, а разглядывает ее, прикладывая разные картинки.
— Когда ты перестанешь меня стесняться? Смотри, я хочу для тебя вот так. Как раз в духе викингов.
На фотографии на сосок надет миниатюрный щит с отверстием посередине, а он сам проколот крошечным мечом, который этот щит закрепляет. Я чувствую, что моя грудь вздымается дыбом и без всяких прикосновений.
— Нравится? Завтра проколем, недели за две заживет, у меня есть хорошее средство. И к Рождеству можно будет вставить украшение. Сделаешь мне такой подарок?
— Слышал бы кто-нибудь, о чем ты просишь!
Он смеется.
— Линн, твое тело очень хочет иметь игрушки в сосках. Их же, как сережки, можно менять под настроение. Я тебе столько игрушек покажу в Стокгольме… Завтра сделаем пирсинг, а через пару дней поедем в комнату страха. Надо же испугать тебя окончательно, а то все обещаю, обещаю… Я потом еще кое о чем попрошу, и ты выполнишь.
Наверное, у меня вытягивается лицо.
— Трусиха. — Он вздыхает. — Все равно завтра придется уезжать, остров на десять дней оккупируют киношники. Потом, как обычно, не успеют, а там праздники, аппаратуру оставят на каждом шагу… Придется встречать Рождество в городе.
Он переворачивает меня на живот, снимает то, что приложил и снова обильно смазывает ягодицы.
— Ну вот, а ты боялась. К утру даже красноты не останется. Послезавтра можно пороть по-настоящему.
— А это как было?
— Это, дорогая, игрушки.
— А как насчет добровольности?
— Добровольно ты согласилась только встретиться со мной, все остальное делала, делаешь и будешь делать по моей воле. Я давно мог не только выпороть тебя, но и сделать вообще все, что угодно. Но я хочу, чтобы ты сначала испытала весь сладкий ужас предвкушения, чтобы заранее мысленно пережила все, что с тобой случится потом. Хочу, чтобы твое тело взяло верх над твоим разумом и заставило вытерпеть все.
— Ларс, я не буду заниматься БДСМ.
— БДСМ? Нет, это не то, но кое-какие приспособления в комнате страха есть. Ни пыток, ни крови, ни обжигающего воска, тока или чего-то зверского не будет. Кроме того, часто предвкушение интересней самого действия. Теперь если я вдруг закрою дверь в библиотеке на ключ, ты поймешь, что предстоит порка, и от одного осознания этого адреналина выбросится в кровь не меньше, чем от самой порки, правда?
Я вынуждена согласиться. Да уж…
— И если ты увидишь все, что есть в комнате боли, узнаешь, что я могу при помощи всех этих приспособлений с тобой сделать, ты испытаешь еще какие эмоции от одних фантазий… Прошу только об одном: не смотреть никакие ролики в Интернете, их слишком часто снимают дилетанты, мастера не всегда выставляют свое умение и свои эмоции напоказ. Можешь встать? Нам пора.
— Дай мне, пожалуйста, джинсы.
— Ты меня стесняешься? Это после того, как я тебя выпорол?
— Дай джинсы.
— Держи, я даже отвернусь, только посмотреть все равно должен. Кстати, учти, что это не настоящая порка, а только разогрев. В следующий раз будет жестче.
— Зачем ты меня пугаешь?
— Побойся немножко, это полезно. Мысленно покрутись, представляя, как по тебе гуляет плетка.
— Ларс!
— Да, дорогая?
Вот и весь разговор. Мне определенно не могут помочь никакие Принципы привлекательности. Мужчина, у которого я в руках, признается, что безумно меня хочет, но при этом мы не занимаемся сексом с утра до вечера и с вечера до утра, как могли бы; он хлещет меня пусть пока и флоггером и обещает отходить плеткой, но заботлив, как наседка; готов для меня на все, но при этом требует беспрекословного подчинения.
Ну, и чьи советы тут могут помочь? Ничьи!
Я вдруг понимаю, что только советы самого Ларса, вернее, один: когда мы вдвоем за закрытой дверью, отбросить все соображения приличий и слушать свое тело. Ей-богу, он прав, мое тело хочет вовсе не того, что диктует голова…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
