До сих пор не жалею о своём поступке, хоть он и перековеркал всю мою жизнь. Но иногда долг становится выше последствий.
Врачи, приехавшие на мой вызов, констатировали у отчима множественные переломы и ушибы мягких тканей. Отделал я его знатно, только никакие благородные мотивы не спасли от колонии. Там-то с Карлом и познакомился. Мы были ровесниками, быстро сошлись на почве любви к мотоциклам и вообще во многом были похожи.
Вот так в моей жизни появился Карл — мой друг и спаситель. Дали мне всего два года, поэтому в семнадцать вышел на свободу, а вскорости освободился и Карл, мотавший срок за грабёж.
Наверное, не нужно долго рассказывать, что такие непутёвые парни, с грязными пятнами на теле прошлого никому не нужны. Ни работы, ни перспектив — у нас не было ровным счётом ничего, за что можно было бы ухватиться. Да и не хотели мы довольствоваться жалкими подачками, объедки со стола нас не интересовали.
Я уже говорил, что не горжусь собой, но и посыпать голову пеплом тоже не буду — я сам выбрал тогда такую жизнь. Зачем теперь жаловаться?
Девяностые годы спутали все карты: богатые и умные опустились на самое дно, а у бедных и наглых появился шанс взлететь на вершину. Главное, не бояться рисковать, а мы с Карлом не знали, что такое страх.
Клуб «Чёрный ангел» стал нашим домом, но моё пребывание в нём не сделало меня счастливым. В итоге, до меня дошло, что этот путь снова приведёт на нары. Наверное, я оказался не настолько отчаянным, как Карл.
* * *
Роджер замолкает, задумавшись о чём-то, а в моей голове не укладывается информация: он был членом «Чёрных ангелов»? Об этом клубе знает каждый, кто хоть немного в теме. Но также все знают, что с ними лучше не связываться, если не хочешь замараться по самые уши.
— Они же настоящие подонки, — замечает Фил, шокированный не меньше моего.
— Думаешь, я сильно от них отличался? — Горькая усмешка трогает его губы. — Может быть, до сих пор такой, просто научился справляться со своими демонами.
— Но ты же ушёл от них, — говорю, потому что знаю: Роджер не подонок, что бы о себе не думал. — Значит, в какой-то момент понял, что вам не по пути.
— Понял, — кивает он, растирая бледные пальцы. — Да только оттуда так просто не выбраться.
— Именно поэтому ты был всегда против, чтобы мы в какой-либо клуб вступали? — спрашивает Фил, поднимаясь с дивана. — Не хотел, чтобы мы оказались в чём-то замешанными?
Вместо ответа Роджер кивает, и его взгляд в эту секунду почти отеческий.
— Всё правильно. Я ещё легко отделался, когда решил уйти — мне всего лишь глаз выбили и хребет чуть не сломали. Но это только потому, что в лесу меня пытал Карл. Это было своего рода наказание нам обоим. И Карл провалил своё задание, не сумев убить меня. За это он тоже заплатил, только я не имею права говорить, как именно.
Перед глазами снова мелькают кровавые картинки. Жмурюсь, чтобы отогнать от себя назойливые кадры пыток незнакомого мне Карла.
— Иногда, в самых крайних случаях я связываюсь с ним, и он помогает мне, — говорит Роджер. — Тогда он помог найти наркоторговцев в «Бразерсе», а сейчас...
— Сейчас он прислал странного человека, который поможет найти Никиту, — заканчиваю фразу.
— Всё правильно, — кивает Роджер, и, не говоря больше ни слова, идёт в наш кабинет.
— Вот это поворот, — таращит глаза Фил. — А одноглазый-то с секретом оказался.
— Переживём, — замечаю, оглядываясь на дверь кабинета, чтобы не пропустить возвращения нашего рассказчика. — Главное, чтобы всё это было не зря, потому что мне совсем не понравился тот тип, которого прислал Карл. Не знаю, почему он сам не пришёл, но факт остаётся фактом: мерзким товарищем оказался его посланник.
— Думаешь, могут кинуть? — шёпотом спрашивает Фил.
— Не думаю, но слишком часто я бы не хотел встречаться с ним.
— Что вы тут шепчетесь? — Роджер появляется неожиданно с тремя бутылками пива. — Давайте, парни, выпьем, потому что сегодня какой-то уж слишком насыщенный день.
Мы согласно киваем, и какое-то время молчим. До слуха доносится стук, беззлобное переругивание парней, звон падающих на пол инструментов, но нас никто не беспокоит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Роджер, ты доверяешь этим товарищам? — задаю интересующий меня вопрос, на что друг лишь ухмыляется. — Что такое?
— Всё нормально, просто... Вот скажи, ты доверяешь Филину?
Неожиданный, конечно, вопрос. Я киваю.
— Другого ответа я и не ждал. — Его ухмылка становится ещё шире. — Так вот, у нас с Карлом примерно тоже самое, только мы не ходим везде парой, понимаешь? Но мы так давно знаем друг друга, через такие дебри и буреломы пробирались не единожды, что не доверять ему я просто не могу. А почему он сам не пришёл? Так потому, что у него за жизнь накопилось слишком много врагов, чтобы так просто по барам шастать. Андестенд?
— Само собой, — подтверждаю и откидываюсь на спинку дивана.
Много вопросов роится в голове, но ни один я на трезвую голову не решусь задать Роджеру. Он и так сделал почти невозможное, пересилив себе и открыв правду. Пусть частичную, но она намного лучше лжи.
39. Кристина
В квартире Арчи тихо. Лишь слышно, как жужжат паровозики, бесконечно двигаясь по кольцу миниатюрных рельсов. Женя в полном восторге от новой игрушки, потому что, какой же мальчик не мечтает о железной дороге? В наборе, что купил Арчи, помимо самих вагончиков нашлись также крошечные человечки: проводники для каждого вагона, станционный смотритель, миниатюрное, но, тем не менее, необычайно детализированное здание вокзала. Даже носильщики, вцепившиеся малюсенькими ручками в тележки, груженные чемоданами, присутствовали.
Вся эта неописуемая красота заняла собой приличный участок пола, и сын, играя, с головой ушёл в выдуманный мир, где он может быть хозяином вымышленной реальности. Но ему хорошо, а от этого и на моём сердце становится чуть светлее.
Женя очень похож на своего отца — образ Никиты оживает перед моими глазами, сто?ит только взглянуть на сына. В его улыбке, в выражении детского ещё лица, разрезе глаз угадывает облик того, кого ненавижу больше всех на свете. Это какое-то проклятие, но главный парадокс состоит в том, что любить сына мне это не мешает. Он не виноват в том, что его мама была такой наивной идиоткой и не смогла вовремя распознать, каким же подонком является тот, кого так отчаянно полюбила. Никто, по сути, в этом не виноват, даже Никита — он такой, какой есть, просто мне не хотелось замечать, какое он ничтожество.
Оставляю Женю играть в комнате, а сама иду на кухню — не терпится закончить с уборкой, чтобы к возвращению Арчи дом сиял, как никогда прежде. И пусть он запретил мне перенапрягаться, не желая, чтобы я чувствовала себя обязанной, мне всё равно хочется его отблагодарить. Пусть потом возмущается, сколько влезет, моего намерения вероятное недовольство Арчи не изменит.
Кидаю взгляд на столешницу, на которой лежит новый телефон — подарок Арчи. Свой пришлось выбросить, потому что не хотелось, чтобы моё местонахождение можно было вычислить по биллингу или любым другим способом.
Хочется поговорить с Соней — соскучилась по единственному человеку, которому в последнее время было не наплевать на меня. Я не успела скинуть ей свой новый номер, но она знает домашний телефон Арчи — перед тем, как уехать из квартиры, зашла попрощаться.
А ещё скучаю по Ирме. Пусть проработала у неё самую малость, но эта женщина мне очень понравилась. Но для всех этих встреч и разговоров по душа?м пока что неподходящий момент: нужно, чтобы всё улеглось, устаканилось. Интересно, когда Никите надоест меня выслеживать? Когда он решит отстать от меня и не напоминать о себе? И наступит ли такой момент хоть когда-то в этой жизни, или для этого кому-то из нас нужно будет сдохнуть?
Может быть, всё-таки поехать в полицию и накатать заявление о преследовании? Но что у меня есть на Никиту? Один телефонный звонок? Разве это воспримет хоть кто-то всерьёз?
