35. Наиболее подробное и авторитетное описание мятежа Гусейнова содержится в кн. Thomas Goltz, Azerbaijan Diary (pp. 356-392).
36. Интервью с Ахмедовым 19 ноября 2000 г.
37. Goltz, Azerbaijan Diary, p. 399.
Глава 14. Сабирабад. Детская республика
Из большого зала под рифленой железной крышей доносилась музыка: слышались режущие ухо звуки какого-то струнного инструмента, топот ног, переливы аккордеона, барабанная дробь. Посреди зала в такт мелодии скользила шеренга держащихся за руки девочек в розовых и зеленых платьицах. Хореограф хлопнул в ладоши – сидящие в углу музыканты перестали играть, и девочки со смехом вернулись в исходное положение.
Этот танцевальный зал, где царит жизнерадостное веселье, находится в лагере беженцев недалеко от города Сабирабад, на засушливой равнине центрального Азербайджана. Каждый уик-энд просторный двор посреди лагеря преображался, становясь местом необычного проекта. В помещении по соседству с танцевальным классом группа ребятишек разучивала текст оперетты Узеира Гаджибекова, а на пустыре, где сквозь трещины в засохшей грязи кое-где пробивалась трава, проходил футбольный матч. Между занятиями пробегавшие мимо возбужденные дети подходили ко мне поболтать. И хотя я был в лагере беженцев, этот двор показался мне самым обнадеживающим среди всех прочих мест, которые я посетил на Кавказе.
Шестьсот или семьсот детей, живущих в лагере С-1, с радостью согласились стать участниками необычного эксперимента. Несколько лет назад группа азербайджанских педагогов-психологов пришла к выводу, что даже спустя годы после окончания войны в Карабахе, многие дети из семей беженцев все еще не избавились от комплекса страха и тревоги. Старшие все еще не забыли ужасных событий, связанных с изгнанием из домов летом и осенью 1993 года. У младших проблемы другого рода: они уже не помнят своего родного дома, они росли, не имея особых целей в жизни, в атмосфере полного безразличия, царящей в лагерях для беженцев.
Психологи решили, что этим детям, пока они еще не соскользнули в пучину депрессии, нужна срочная помощь. Азад Исазаде, один из психологов-основателей детского лагеря С-1, стал моим гидом. Он сказал мне: "Дети, конечно, не понимают, что происходит, но получившие специальную подготовку учителя наблюдают за ними и распознают их нужды".
Они разработали четыре программы занятий для детей: народные танцы, театр, изобразительное искусство и спортивные игры – и все это своеобразная форма терапии. "Это процесс, – говорит Азад, худощавый мужчина, обладающий пытливым и изобретательным умом. – Так, к примеру, в музыке: сначала им нужно было слушать грустные мелодии, потом нейтральные, а потом веселые. Или возьмем рисование. Мы раздали детям по листу бумаги и попросили нарисовать самый печальный день в их жизни, а потом дали им много бумаги и попросили нарисовать самый радостный день в жизни".
Я убедился, что программа оказывает на детей поразительное действие. Однако жаль, что еще очень много детей-беженцев – не говоря уж об их родителях – в Азербайджане не получают такой же помощи или просто внимания.
Азербайджан, возможно, сейчас единственная в мире страна со столь высокой долей перемещенных лиц на душу населения. В абсолютных цифрах, возможно, их значительно больше в Афганистане или Конго, но в Азербайджане каждый десятый житель был лишен крова в результате карабахской войны. Сначала, в 1988-1989 годах, около 200 тысяч человек бежали из Армении в Азербайджан. Затем, между 1992 и 1994 годами, перемещенными лицами стали все азербайджанцы из Нагорного Карабаха и жители семи районов вокруг Карабаха – более полумиллиона человек. В 2000 году, спустя шесть лет после подписания соглашения о прекращении огня, около 80 или 90 тысяч человек все еще проживали в лагерях для беженцев. Сотни тысяч продолжали обитать в огромном архипелаге, состоящем из домов отдыха, студенческих общежитий и временных квартир. И все они останутся жить в ужасных условиях, при полной неопределенности, до тех пор, пока конфликт не будет урегулирован (1).
Двух основных факторов, необходимых с точки зрения детских психологов для работы программы психологической реабилитации, а именно – много свободного времени и неиспользуемая энергии, – в лагере для беженцев оказалось в избытке: учителя из числа беженцев, музыканты и спортсмены работали бесплатно и постепенно взяли на себя все обязанности педагогов. Позже, летом 1999 года, психологи создали "Детскую республику" с мини-правительством, в котором работали исключительно дети – и в интересах детей. Дети избрали "парламент" в составе 12 членов, который принимал коллективные решения. "Министерство экологии" разбило сад, "министерство информации" выпускало газету, дети из двух лагерей, в которых работали психологи, устраивали конкурсы и соревнования, выезжали на музыкальные и танцевальные фестивали, на которых, к радости своих учителей, они оказывались среди наиболее уверенных в своих силах.
На футбольном поле мальчик в желтых тренировочных штанах криком подбадривал игроков своей команды: "Мы избрали его в парламент, – пояснил Азад, – чтобы направить его агрессию в творческое русло". Он обратил мое внимание на кроссовки, в которые были обуты юные футболисты. Эти кроссовки стали зримым плодом политики "суровой любви", которой могли бы гордиться Тони Блэр и Билл Клинтон. "Мы не покупаем детям подарки, – сказал Азад. – Они должны добиться каких-то достижений. Дети получают спортивную обувь только в том случае, если они участвуют в соревнованиях". Но такая политика создавала свои проблемы. Родители, привыкшие к бесплатной раздаче гуманитарной помощи, ожидали получить кроссовки в подарок, и те, чьи дети не принимали участие в субботних и воскресных занятиях, были вынуждены уйти ни с чем.
Работа в детском лагере изменила и жизнь педагогов. Во время войны Азад работал в пресс-службе министерства обороны Азербайджана, но после перемирия 1994 года вернулся к своей прежней профессии, клинической психологии. Я спросил, что заставляет его на протяжении последних четырех лет каждую субботу приезжать сюда, в Сабирабад, находящийся в четырех часах езды на машине от Баку. Ответ, который я услышал от него, человека, привыкшего видеть в обществе цинизм, был впечатляющим: "Я чувствую свою ответственность за этих людей. Я же не смог их защитить".
В лагерях беженцев, развернутых в этом районе, проживают более 20 тысяч человек. В основном это жители Физулинского, Джебраильского и Зангеланского районов, завоеванных армянами летом и осенью 1993 года. "Хорошо, что это случилось летом, – сказал мне Наги Тадыров, чиновник, ответственный за беженцев. – Зимой все было бы гораздо хуже. Некоторые даже забыли свои документы. Жители Джебраила и Зангелана перебрались через реку Аракс в Иран".
Жизнь в лагере С-1 трудная и скучная. Лагерь стоит на месте бывшего хлопкового поля, там, где встречаются течения двух серых, мелководных рек – Аракса и Куры. Зимой поле превращается в море грязи, а летом покрывается иссохшей и растрескавшейся под палящими лучами солнца коркой. Мы приехали сюда в самый благодатный сезон – ранней весной. Такое было впечатление, что тут разбили лагерь участники великого библейского исхода. На солнце подсыхали слепленные из глины и соломы кирпичи. Самодельные домики были возведены из всего, что попадалось под руку: соломы, глины и даже целлофана. Азад обратил мое внимание на трактор, сонно глядевший куда-то вниз с глинистой кучи. "Аккумулятор сел – вот он и стоит теперь без движения. Нет денег на покупку даже самых простых вещей".
Мы подошли к низкой хибарке, крытой рифленым железом. Перед хибаркой на лавочке сидела Зохра с мужем. Они пригласили нас присесть. На Зохре было зеленое домашнее платье, стоптанные туфли, на голове – цветастый платок Они постарались придать своему дому более или менее жилой вид. Дверные панели были сделаны из жестянок из-под растительного масла с надписями "FINAL". В саду росли одна или две чахлые розы. Зохра с мужем мучаются от безделья. От голодной смерти их спасает только гуманитарная помощь, но работы у них нет. Все тут получают одинаковую пенсию или зарплату – 25 тысяч манатов в месяц, что составляет около пяти долларов. Помимо этого они получают гуманитарную продовольственную помощь: пять кило муки, кило семян, кило гороха и литр растительного масла.
Зохра говорит, что в Зангеланском районе у них был двухэтажный дом с садом, где росли тутовые деревья. Армяне пришли в октябре 1993 года. "Мы спаслись, переправившись через Аракс. Нам удалось забрать с собой тридцать человек соседей, – она указала на стоящий в дальнем конце двора грузовик. – Мы взяли с собой только матрасы. Наши бойцы продержались три дня, а потом тоже сбежали".
Мое появление вызвало некоторый интерес. Кое-кто из соседей Зохры подошел к заборчику, чтобы поглядеть на меня и поделиться своими мыслями. Армяне, говорили они, "вели себя хуже фашистов, сжигали все на своем пути, отрезали людям носы и уши". Как объяснил мне мужчина в серой кепке-"аэродромке", проблема восходит ко временам Петра Первого и империалистических замыслов России в отношении Кавказа. А Горбачев был армянским агентом, который просто продолжил дело русских царей. "Как вы тут живете теперь?" -спросил я. "Как?- горько рассмеялся он. – Как овцы!"
