что это возможно, — сказал я.
— Они там, — сказала Эмель, не сводя глаз с дюн, точно они были водой для иссушенного горла.
Несмотря на то, что гутра Тамама покрывала бόльшую часть его лица, я был готов поклясться, что он улыбнулся.
Когда дом хаяли превратился в изогнутую полосу на фоне неба, я поравнялся с Эмель.
— Ты знаешь, что имели в виду хаяли, когда сказали, что тебя охраняет богиня?
Она пожала плечами.
— Я не уверена.
Ну, вот опять. По тому, как она это сказала, я понял, что она не была со мной честна. Я чувствовал, как ответ на этот вопрос гудит внутри моего тела, но я не мог его расшифровать.
— Почему магия и разговоры о ней всё время преследуют тебя?
— Только вот знахарка со своим джинном гонятся не за мной.
Я улыбнулся, несмотря на её прямоту и вопиющее пренебрежение к моему статусу. Я потёр запястья, чтобы дать высвободиться напряжению. У нас не было времени на все эти недомолвки и намёки.
— Почему ты так со мной разговариваешь? Никто во дворце не смеет этого делать.
Скажет ли она мне правду? Или продолжит хранить свои секреты? Секреты, которые переполняли её, точно дым.
— Мой отец был королём. Меня непросто запугать.
Мой отец был королём, и я боялся его.
— Здесь явно есть что-то ещё.
Мои люди оторвались от нас, и я знал, что они не могли слышать мои слова.
— Очень многое, — прошептала она. Её голос прозвучал печально.
— Расскажи мне, — взмолился я. А когда Эмель не ответила, я сказал: — Я буду говорить с тобой честно, и надеюсь, что ты сможешь сделать то же самое.
Совет моего отца громко звенел у меня в ушах: Любви не место среди знати. «Но ведь я не люблю Эмель», — напомнил я себе. Меня просто тянуло к ней. Мне даже ничего не надо было делать, это течение притягивало меня всё ближе и ближе.
— Я боюсь, что это прозвучит неподобающе, или как безумие, но есть что-то… — сказал я.
Я посмотрел на свои руки, которые крепко сжимали поводья.
— Что притягивает меня к тебе.
Ну, вот, я это сказал. Теперь я уже не мог взять свои слова назад. Она напряглась.
— Это началось в тот самый день, когда я впервые увидел тебя, Эмель. Что это значит? Ты смотришь на меня так, словно знаешь меня. Твоё присутствие успокаивает меня, как если бы я знал тебя на протяжении долгого времени. Как друга…
Как любовницу. Но я не произнёс этого. Я надеялся, что она не заметила дрожь в моём голосе.
— О, Саалим, — сказала она.
Я едва расслышал её слова сквозь свист ветра, но всё же… Я услышал то, как она это сказала. Словно она полностью меня понимала.
Мой пульс ускорился. «Скажи мне!» — хотел вскричать я.
— Ты всё равно мне не поверишь, — её голос прозвучал так устало. — А, может быть, и поверишь.
— Пожалуйста.
— Я действительно тебя знала. Знаю… очень хорошо.
Она посмотрела на меня, её глаза были мокрыми от слёз. Мы покачивались в такт верблюдам, которые послушно шли за нашим небольшим караваном.
— Как?
Она ничего не сказала.
— Ты мне не скажешь.
Эмель покачала головой.
— Всё это не имеет никакого смысла. Если бы я могла тебе рассказать, я сделала бы это сразу же, как увидела тебя в своём поселении.
Она вытерла глаза.
Сама мысль о том, что между нами что-то было, что что-то произошло, даже если я этого не помнил, наполнила меня зияющей пустотой. Она притягивала меня к ней, и я чувствовал, что найду там утешение, а не сомнения.
Да, это имело смысл. Что бы это ни было.
У оазиса мы согнали вместе верблюдов и расстелили циновки. Эмель расположилась между мной и ближайшим кустом. Несмотря на то, что я скучал по своей кровати, когда я спал рядом с ней, так близко, слышал то, как она вздыхает во сне, я испытывал неожиданное успокоение. Я был готов пожертвовать своей кроватью ради этого.
— С юга! — неожиданно сказал Тамам, и его слова разлетелись вокруг нас.
Я увидел их сразу. Четыре — нет, пять — человек пересекали дюну. Успели ли они нас заметить?
Мы тут же собрали наши вещи и швырнули их за кусты рядом с верблюдами.
— Держи этот при себе, — сказал я Эмель, протянув ей свой мешок. — Если тебе придётся бежать, ты найдёшь здесь еду и мой бавсал. Алмулихи находится к северу отсюда.
Она взяла мешок в руки, а свой мешок закинула на плечо. Она носила его везде, но ни разу не открывала.
Тамам, Амир и Нассар собрались вместе и принялись ждать приближения группы людей.
Когда они подошли ближе, я увидел, что это были номады — одетые так, чтобы защититься от солнца. Тот факт, что они путешествовали днём, говорил о том, что они родились в пустыне. Амир выступил вперёд, как только они приблизились к нам, а я встал в одну линию со своими людьми. Я надеялся, что Эмель останется сзади.
— Мы не желаем вам зла, — сказал один из них и показал руки, в которых не было оружия. — И если я лгу, то пусть Эйкаб заберёт мою воду.
Его гутра — оранжевая как песок — скрывала всё, кроме глаз.
— Мы уже разбили здесь лагерь, — сказал им Амир.
Он поднял руку ко лбу, а другую держал рядом с рукоятью меча.
— Похоже, мы опоздали, — сказал другой мужчина, слезая со своего верблюда.
Они двигались медленно.
— Мы только пополним наши запасы.
— Тут ещё пятый, — сказал мужчина в коричневых одеждах. — Женщина?..
— Вы закрыли её от нас, — сказал другой мужчина, и в его голосе послышался гнев. — Что ещё вы от нас скрываете?
Моя рука переместилась на меч. А Тамам уже начал доставать свой меч из ножен. Амир хрустнул пальцами, словно предупреждая их, а Нассар выступил вперёд.
— Женщину легко взять в заложники. Было бы глупо не прятать её от здешних путешественников.
Они кивнули. Это была правда. Именно поэтому я хотел, чтобы эти мужчины уехали. Неожиданно, хаяли показались мне уже не такими опасными.
— Вам далеко ещё ехать? — спросил я. — Нам нет. Если вам нужно остановиться здесь, мы можем уехать.
Амир обернулся и посмотрел на меня с плохо скрываемым раздражением. Я был королём, а он и Нассар были моими дипломатами в пустыне. Если бы я не хотел так отчаянно найти Эдалу — найти Касыма и сдавить его шею руками — я бы уже повернул домой. Это место
