Кресло.
— Отлично, — Маска обрадовалась. — Стабилизирующий модуль… и погоди.
Верховного отодвинули в сторону, причем весьма бесцеремонно. Пожалуй, это могло бы обидеть, но Верховный, кажется, сумел преступить через обиды.
Ну или ему хотелось так думать.
Он наблюдал, как его, но в то же время, чужие руки, смело трогают кресло, поворачивают. Затем ощупывают машину, застывшую над ним, и та отзывается на эти прикосновения.
— Картриджи почти разряжены… кто бы ни использовал, он делал это весьма варварским методом. Я обнулю данные. Здесь где-то должны храниться запасные, но где именно…
Вереницы полок уходили в глубины хранилища.
— Не важно, после подключения проведем инвентаризацию. Итак. Ты садишься, а дальше я попробую управлять системой. Остатков хватит на первый цикл, возможно, что и полной регенерации, а дальше будет видно.
Маска обернулась к Акти.
— Ты, — она указала на него. — Стоишь здесь. И следишь. Если кто-то подойдет и пожелает… освободить нас, скажешь, что делать этого нельзя.
— А если меня не послушают, господин? — Акти втянул голову в плечи. Все-таки он как-то чрезмерно трусоват.
— Скажи, что любой, кто пресечет эту линию, — Маска провела рукой, и на полу вспыхнула бледная линия, — погибнет. И ты предупредил.
Он помолчал и добавил.
— Ибо такова воля богов.
А для Верховного чуть тише:
— Люди скорее прислушаются к воле богов, нежели к здравому смыслу.
И с этим нельзя было не согласиться.
Верховный опустился в это странное то ли кресло, то ли все-таки ложе, почти не сомневаясь, что и нынешняя попытка будет столь же пуста, как и предыдущие. Но теперь поверхность показалась теплой, и даже горячей, будто песок, нагретый солнцем.
Жар от него проникал сквозь одежды.
Может, они помешают?
— Нисколько. Закрой глаза… хотя, что это я.
И глаза послушно закрылись. А тело обмякло. Верховный вдруг осознал, что совершенно его не ощущает. Ни рук, ни ног, ничего.
Исчезли давно ставшая привычной боль в суставах, такая вот ноющая, раздражающая. И зуд под кожей. И нехорошее тянущее нечто в боку.
Тяжесть.
И многое иное, чего он, оказывается, не замечал. А теперь, освобожденный от груза, испытал… страх? Пожалуй. Страх был безотчетный и подавляющий. Верховный, если бы мог кричать, закричал бы всенепременно, но его тело…
У него больше не было тело?
Или же оно все-таки не выдержало? Верховному случалось видеть людей после мозгового удара, таких, в которых теплилась жизнь, однако видна она была лишь в глазах.
Да и та…
Он так не желал!
— Успокойся, — голос Маски звучал ясно. — Принудительная регенерация затрагивает все системы и органы. Изменения зачастую воспринимаются на субъективном уровне как болезненные. Поэтому я просто убрал твое сознание.
— Куда?
— Пока никуда. Разъединение — лишь первый этап.
— А дальше?
Действительно, чего он испугался? Нет, не смерти. А жизнь Верховного в беспомощном теле вряд ли была бы столь долгой, чтобы доставить настоящие неудобства.
— Дальше… дальше система проводила анализ с определением формирующих личность точек, по которым было бы возможным восстановление данной личности в случае деструкции. Разрушения, — поправилась Маска. — Также производилась дефрагментация сознания и очистка от мусора.
— Мусора?
— Избыточные воспоминания. Лишняя информация, не имеющая яркой эмоциональной окраски и не связанная с формирующими личность точками. К чему, к примеру, тебе знать расстояние до светила? Или константу Вирмаха? Если, конечно, ты не используешь её в профессиональной деятельности, но такие блоки информации просто структурируются и дополняются согласно индивидуальным запросам.
Верховный подумал, что же можно считать лишней информацией в его жизни.
Имена прислужников? Они меняются часто.
Запах хлеба, от той горбушки, которая досталась ему в приюте, после… он не помнил, после чего именно, главное, что к тому времени Верховный был достаточно голоден. Но все равно не набросился на хлеб. Он отламывал по кусочку, клал под язык и рассасывал, вбирая в себя вкус.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это как раз эмоционально-значимое воспоминание, причем четко связанное с процессом становления твоей личности, — заметила Маска.
— Это? Но… ведь ерунда, если разобраться.
— И да. И нет. В разрезе личности происходящее с данной личностью имеет куда большее значение, нежели глобальные процессы. На самом деле технологии развивались. Первой появились корректирующие методики Ун-Тхар. Весьма известный инфо-психоаналитик.
— Прости, я снова тебя не понимаю.
— Пожалуй, точнее будет описать его душеведом. Так понятнее?
— Несомненно.
— Он занимался изучением деструктивного поведения. Искал причину, почему люди убивают других людей.
— А её надо искать? Голод. Страх. Жажда наживы. Зависть.
— Все это — то, что лежит на поверхности. Если отбросить первичные раздражители, такие, как тот же голод, остаются вещи куда более сложные. Он первым выдвинул теорию, что поведение деструктивной личности может быть изменено посредством вмешательства в цифровые параметры. И написал первый код, призванный ограничить ряд устремлений.
А все-таки это довольно странно, быть в нигде.
И времени здесь нет.
Наверное, нечто похожее испытывают души после смерти. До того, как предстанут они пред ликом богов. Да, определенно…
— Результаты его работы повлияли на социальное восприятие факта психо… душевных изменений. Бороться с недостатками личности стало проще. И если раньше изменения были результатом долгого и упорного процесса работы психолога… душеведа, то теперь достаточно было внесение дополнительного кода. И не важно, о чем идет речь. Депрессивные расстройства или же гиперэмоциональность. Скрытая агрессия. Склонность к абьюзивному поведению… все то, что мешает человеку жить можно просто изменить.
— Звучит страшно, — признался Верховный, хотя вновь же, подозревал, что понял лишь малую часть сказанного.
— Что именно тебя пугает?
— Все, пожалуй, — Верховный задумался, пытаясь четче сформулировать мысль. — Допустим… Владыка Копий склонен применять силу. Он самолюбив. И самоуверен. Он не дрогнувшей рукой свернет мне шею, а потом вполне искренне будет раздирать себе грудь на похоронах. Но отбери у него его злость и его силу. Разве останется он собой?
— Возможно, что и нет. Но он не убьет тебя. И не предаст. Разве не лучше жить в мире, где люди одинаково добры друг к другу? Участливы?
— Лучше. Но когда они добры сами. И по собственному выбору. А не потому, что кто-то влез им в душу и изменил её сообразно своим представлениям о том, что есть правильно.
— Возможно… мы неверно поняли друг друга. Принудительная психокоррекция применялась лишь в отношении преступников и по приговору суда. То есть редко. А все остальное — исключительно по желанию. И дело отнюдь не только в ограничениях. Бывало и наоборот. Скажем, индивид желает расширить границы восприятия и получить новый опыт. Он выбирает модуль и дополняет свою личность.
Звучало все одно донельзя странно.
И страшно.
— Боги каждого одарили по-своему, — возразил Верховный. — И один, вдохнув божественного дыма, научился складывать слова так, чтобы отзывались они в душе. Другой — слышит музыку мира и облекает её в звуки инструментов. Третий становится великим воином, ибо и тело его, и дух подобны звездному железу…
— А четвертый просто выбирает заданные параметры. И становится по желанию поэтом, музыкантом… да кем угодно. В сочетании с возможностью трансформации биологического носителя, возникают весьма удивительные комбинации. В моей памяти сохранены файлы инфрамузыки, доступной для восприятия с помощью модификантов.
— Это…
— Нормальный человек со стандартным слуховым аппаратом ничего не услышит. А вот измененное тело воспримет мелодию. А вот какую — зависит от типа модификации.
