Но еще больше меня волнует другое. Я вижу, что вы снова вспомнили старое. Погрузились в свое одиночество, изолировались от всех. Словом, своими руками взялись сооружать лестницу туда, откуда можно начать все сначала. Уверяю вас, как только вы начнете раскручивать эту бесконечную спираль, вы своим незаурядным умом начнете искать способы, чтобы вызвать еще большее отвращение к себе самой, выискивать в своем прошлом все новые и новые проступки и провинности. В результате ваше отчаяние, ваша депрессия лишь усилятся, а кончится все тем, к чему вы и будете бессознательно стремиться все это время. Наркотики и спиртное – вот что вас ждет.
Марипоса еще пристальнее смотрела на кран, провожая взглядом каждую каплю, которая медленно накапливалась, тяжелела, немного вытягивалась – а затем вдруг срывалась с кончика и падала вниз. Вот так и с ней… Накопившаяся депрессия, достижение критической массы – и падение вниз… Как он все точно про нее понял, отрешенно размышляла она, совершенно раздавленная тем, что он сказал, и тем, что она сама понимала.
Но вот в голосе Сэма послышались ободряющие интонации. Он осторожно взял ее за подбородок.
– Вперед, Сильная Духом, – сказал он, назвав ее прозвищем, какое сам же для нее и придумал. – Вы ведь действительно сильная женщина. А потому мы справимся! Вы, я и Опал… Мы в одной связке.
Поддержка Сэма заполнила ту черную дыру, которая начала образовываться в душе Марипосы с момента, как она узнала о смерти матери. Она понимала, что с ее импульсивностью она может легко сорваться в любую минуту и снова вернуться к дурным привычкам. Когда-то мама сравнивала ее ветреный нрав с полетом бабочки. Ей тогда многое прощалось, списывалось на ее взбалмошность, порывистость чувств и прочее, прочее. Она и сама все время себя оправдывала. Ох уж это самоубийственное самооправдание!
– А как я изменилась? – вдруг вырвалось у нее.
Сэм полез в карман, достал несколько бумажных носовых платков и протянул Марипосе.
– Вы сейчас работаете в правильном направлении. И пока все идет как надо.
Марипоса взяла платки и прижала к глазам.
– Словом, я, по-вашему, не безнадежна… пока.
– Да взгляните же вы на себя со стороны, Марипоса! Вы уже кое-что сделали, чтобы прийти в себя. Например, снова пришли в свой сад. То есть вы пытаетесь делать то, что привыкли делать обычно. Не сосредотачивайте все свои мысли только на себе. И это уже верный шаг. – Сэм взял платок из ее рук и отер им слезу, медленно катившуюся у нее по щеке. – Считайте, что одной ногой вы стоите на твердой почве.
Марипоса посмотрела на него долгим взглядом. В ее глазах снова заплескалась надежда. И снова вспыхнуло доверие к этому человеку.
– Да, сегодня вам трудно. И завтра будет трудно. И послезавтра тоже. И потом еще долго будет трудно. Вы же знаете, как это бывает. Ломка никогда не бывает легкой. Но вы уже однажды, пройдя долгий путь, справились со всем.
Марипоса молча кивнула.
– А сейчас у вас есть дочь.
Глава восемнадцатая
Как только гусеница надежно закрепляется задними ножками за шелковистую пуговичку, она может провисеть в таком J-положении много часов подряд. А внутри нее между тем уже начались необратимые химические изменения. Когда процесс формирования куколки завершается, гусеница сбрасывает с себя старую кожу. При этом она качается, изворачивается, изгибается в разные стороны. Цепко ухватившись за опору, она стряхивает с себя остатки старой кожи, которая делала ее гусеницей. Так на свет появляется куколка и начинается новый этап в жизни бабочки.
Двумя днями позже Луз, лежа на кровати в номере мотеля, с удивлением думала: как в наш век всеобщей и глобальной связи, когда люди постоянно жалуются, что их лишают возможности жить своей частной жизнью, случилось так, что она никак не может отыскать свою тетю?
Она обзвонила всех Марий, которых внесла в свой список. Некоторым дозвонилась сразу, и все, с разной степенью сочувствия, сообщили ей, что, к сожалению, они не состоят с ней в родстве. Если она попадала на автоответчик, то перезванивала потом позднее в течение дня или вечером.
Остались неохваченными лишь три адреса. Утром Луз подбросила Маргарет к ближайшему супермаркету за покупками и решила проехаться сама по всем адресам. В первом доме человек, открывший ей дверь, сообщил, что Мария Самора, проживавшая в этом доме ранее, умерла бездетной и сейчас тут живут совсем другие люди. По второму адресу она никого не обнаружила. Такое впечатление, что жильцы куда-то съехали. Третий дом тоже выглядел заброшенным, и никто из соседей ничего не слышал ни о Марии Самора, ни, как звучала ее фамилия по мужу, Гарсиа.
Луз совсем пала духом. Вернувшись в мотель, она решила утопить горе в еде: с удовольствием слопала гамбургер и запила его молочным коктейлем. Не успела она отворить дверь в свою комнату, как Серена бросилась к ней навстречу с радостным визгом.
– Ах ты, моя кнопка! Так соскучилась. – Радость собачки неожиданно подняла ей настроение. Все крохотное тельце Серены трепетало от избытка чувств, хвостом она виляла с такой скоростью, что казалось, он вот-вот оторвется и улетит. Луз готова была поклясться, что собачка, глядя на нее, улыбается. – Ты, видно, подумала, что я уехала куда-то на год. А я ведь оставила тебя всего лишь на пару часиков.
Оглядев комнату, Луз заметила на полу пакеты, их было несколько. На двух кроватях в беспорядке были разложены рубашки, брюки, шарфы. Тут же лежали и платья на вешалках. Все великолепие оттенков розового, голубого и лаванды. Маргарет крутилась у зеркала, примеряя шелковое платье цвета бордо, которое красиво облегало фигуру, подчеркивая все ее достоинства, но не выделяя их. Склонив к плечу голову, она внимательно рассматривала свое изображение, явно впечатленная тем, что показывало ей зеркало. Вот она слегка повернулась вправо… влево… Улыбка Моны Лизы играла на ее лице.
– Красавица, – совершенно искренне восхитилась Луз.
Маргарет лихо крутанулась на месте и весело хихикнула, прикрыв рот рукой, словно девочка-подросток. Но лицо у нее было довольное. Она заправила пряди волос за уши и вдруг переспросила смущенно:
– Правда?
– Чистая-пречистая правда.
– Я никогда не носила ничего подобного. Оно даже к телу льнет так приятно.
– Но что все это значит? – Луз показала рукой на одежду, разложенную на кровати. – Ты что, ограбила супермаркет?
– Нет, – снова рассмеялась Маргарет. – Просто немножко посорила деньгами! Решила вот тряхнуть сбережениями. – Она подлетела к холодильнику и вытащила оттуда бутылку белого вина. Гордо потрясая ею в воздухе, она победоносно объявила: – Наконец-то я обнаружила в этой жизни цвет!
Луз тоже рассмеялась и наклонилась, чтобы подхватить на руки Серену, которая путалась у нее под ногами, требуя, чтобы на нее наконец обратили внимание.
– Ну вот! Ненасытная собачонка! Дворняжка моя ненаглядная, – приговаривала она, чмокая собачку в морду.
Маргарет налила вина Луз и себе в пластиковые стаканчики.
– Сегодня у меня состоялся ну просто отпадный шопинг. Знаешь, оказывается, есть специалисты-консультанты, которые изучают твою кожу, цвет волос и глаз, а потом выносят авторитетный вердикт: называют ту пору года, которая тебе соответствует. Эти люди всегда точно знают, какие вещи и каких цветов ты должна иметь в своем гардеробе.
Маргарет протянула Луз ее пластиковый стаканчик с вином.
– Ну, подобные торговые штучки давно известны, – рассеянно ответила Луз. Ее внимание отвлекала Серена, которая все норовила сунуть свой нос в стакан с вином. Она спустила собачку на пол. Серена недовольно чихнула и принялась снова прыгать вокруг ее ног.
– Да? А я вот никогда не слышала ни о чем подобном. Между прочим, я – лето, – провозгласила Маргарет и вернулась к восхитительному занятию, от которого ее отвлек приход Луз, – к разглядыванию своих многочисленных покупок. – Вот цвета, которые мне подходят, и я должна носить одежду только таких тонов.
У Луз немного закружилась голова – и от вина, и от неописуемого счастья Маргарет. Она молча обошла кровать, любуясь разнообразием оттенков и красок ушедшего лета. Маргарет выбрала для себя фасоны, отличающиеся не только стильностью. Все это были шикарные вещи. Луз не привыкла носить такие наряды, застряв в облике студентки колледжа. Она осторожно подхватила с кровати шуршащую шелковую блузку нежнейшего персикового цвета, потом взглянула на прямую узкую юбку из твида. Рядом лежали туфли на высоченных шпильках. А кто знает, вдруг мелькнуло у нее, быть может, и она в таком элегантном наряде смотрелась бы совсем недурно.
Она взяла в руки шелковый шарф с ручной росписью: множество оттенков красного, плавно перетекающих один в другой.
– Вот эта вещь что-то говорит моему сердцу, – промолвила она, пробуя на ощупь тончайший шелк, который плавно заструился между пальцами, словно струи воды.
