Гульча всхлипнула, слушать не захотела. Олег пытался утешить: мол, давно все было, но она ответила, что он ничего не понимает, как все мужчины, хоть и зовется Вещим, а она хочет всласть поплакать о бедной Ванде. Так и сказала: всласть.
Утром она проснулась ясная, как солнышко, сразу потребовала продолжения рассказа. Он рассказывал и во время завтрака, и уже в седле, когда ехали мимо городов и сел лехитов. Со времен Ванды королей уже не было, выбирали только воевод. В те времена на их земли распространилась власть Александра Македонского, его силе один златоткач противопоставил хитрость, его наконец лехиты избрали королем, дав имя Лешко, что значит хитрюга. Лешко помер, не оставив потомства... Потом был Лешко Второй, Лешко Третий, за последнего Юлий Цезарь выдал сестру Юлию, дав ей в приданое эти земли. Юлия родила сына, которому обрадованный дядя, Цезарь, дал имя Помпилиус... Но Цезарю под давлением легионеров пришлось взять эти земли обратно. Обиженный Лешко отдал и Юлию, оставив себе сына. Как водится у славян, он взял многих жен и наложниц. От них у него было семнадцать сыновей, которым он дал приморские земли. Сыновей звали: Болеслав, Казимир, Владислав, Вроцислав, Одон, Варним, Пшимыслав, Якса, Семиан, Земомысл, Богдал, Спицигнев, Збигнев, Себеслав, Вышимир, Чешмир, Вислав...
— Ну и память, — сказала Гульча подозрительно. — В самом деле помнишь или все имена придумал?
Он оскалил зубы, продолжал мерным голосом, в такт бегущему коню:
— Помпилиуса, как первородного, Лешко назначил старшим. Полагают, что во время правления этого Лешко родился новый бог Христос, которому ныне уже присягнули на верность многие страны на Востоке и даже ряд королевств на Западе. Лешко умер в старости, а когда умер и Помпилиус, то начался разброд, который длится и поныне... Несчастная земля!
— Почему? — спросила Гульча. Лицо ее было серьезным.
— После смерти Помпилиуша, так звали в Польше Помпилиуса, его братья избрали королем его малолетнего сына, нарекли Помпилиушем Вторым, хотя могли бы сами претендовать на его трон. Но Помпилиуш Второй был подлейшим из королей. В довершение всех злодеяний он умертвил своих благородных дядей, которые возвели его на трон, а трупы велел оставить непогребенными!
Гульча содрогнулась. Она уже знала, что в этих краях непогребенный обречен на вечные муки, скитания, на превращение в жуткую нежить.
— Но явились огромные крысы, — продолжал Олег, — они стали преследовать его день и ночь, пока он не заперся в крепости Крушвице. Однако крысы отыскали его и там, загрызли... На сем прервался род, и земля долго жила под мелкими племенными вождями, проливавшими кровь друг друга на границах своих владений, а те были порой не больше засеянного поля. Наконец избрали простого мужика, отмеченного доблестью, — Пяста. Он правил мудро, а своему сыну Земовиту, который правит и сейчас, оставил довольно большое княжество — не королевство! — однако распри стали еще ожесточеннее. Так что нам надо держать ушки на макушке.
— Причину распрей я понимаю, — сказала Гульча серьезно. — Их начали потомки тех сыновей Помпилиуша, которых подло убил Помпилиуш Второй? Они ведь благородного происхождения, а Пяст был простым мужиком? Нынешний князь — сын мужика?
— Да, потомки знатных родов отказались подчиниться Земовиту. Беда в том, что они тоже умны и отважны, их поддерживает простой народ, воеводы, русичи. Земовиты укрепились лишь в Кракове, а все Нижнее Поморье — у Болеслава, Кашубия — у Кашимира, Сорабия — у Яксы... Словом, они вооружены до зубов, бьются брат с братом насмерть, а тем временем сыны Рудольфа захватывают их земли!
Гульча сказала рассудительно:
— Не все равно, кто владеет землями? Лишь бы человек был хороший. Не так?
Олег долго ехал молча, не зная, как растолковать простой вроде бы вопрос. Небо было синее, трава шелестела под копытами коней зеленая, сочная. Мелькали разноцветные бабочки.
— Твоя одежда состоит из материи, — сказал он наконец, — железных пряжек, кожи, веревочек, шнурков, костяных застежек. Там и красный цвет, и желтый, и синий. Но могла бы ты ходить в сером? Не хочешь?.. Ни один народ на свете не настолько хорош, чтобы заменить все народы на свете, а остальные смести к китам. Или к черепахе. Даже твой народ, который ты именуешь богоизбранным, не настолько хорош. Теряя даже малое племя, человечество теряет что-то важное. Ты скулишь, потеряв простую пряжку, шпору от сапог! Можно жить без них, но уютнее с ними, верно? Поверь, я положил бы жизнь, чтобы спасти сынов Рудольфа от гибели. Я люблю его народ за его мужество, за трудолюбие, за непривычную при их свирепости чувствительность. Но не хочу, чтобы они по невежеству уничтожили своих братьев — беспечных славян, что пока дерутся между собой. Славяне — удивительный народ. Если они сгинут — будет большая потеря для всего людства.
— Выживает сильнейший, — пробормотала Гульча угрюмо.
— Сильнейший, — печально согласился Олег, — а хорошо бы — лучший... Всегда ли сильнейший — лучший? Да что я говорю, среди народов нет вообще лучших и худших! Сегодня худший, завтра вдруг расцветает, откуда и берутся герои, мыслители, поэты, музыканты, маги... Нельзя терять даже самый малый из народов! Мы уже многих потеряли. А с ними — многие краски.
Гульча молчала до самого вечера. И даже спать легла необычно тихо, а в его руках не вертелась, умащиваясь поудобнее, заснула сразу. Во всяком случае лежала очень тихо.
Чем дальше продвигались, тем холоднее становились ночи. Небо чаще было серым, низким, дул холодный ветер. Хорошо, что ночи на севере совсем короткие, а когда миновали земли лехитов, то удивленная Гульча однажды вовсе не дождалась ночи. Немыслимо долгий вечер незаметно перешел в раннее утро. Небо было покрыто кровавой корочкой, потом закат тихонько сдвинулся по виднокраю, незаметно закат стал уже не закатом, а утренней зарей. Олег объяснил:
— Заря с зарей встречаются... Середка лета!
— Ты бывал в этих краях? — спросила Гульча.
— Даже этой дорогой проезжал... Вот здесь стоял огромный ветряк — ветряная мельница. Сюда на помол привозили зерно из трех соседних племен.
Гульча зябко поежилась, удивилась:
— Ветряка уже нет, а ветер почему-то остался!
Олег молчал, тревожно думая о Рерике — родине Рюрика, самом крупном городе-гавани славян на Русском море, которое звали еще Варяжским, Руянским, Балтийским. Рерик остался ближайшей гаванью славян у границ Франкской империи. Хедебю уже в руках датчан, Любек еще не играет важной роли, а Старград далековат от крупных торговых путей. Так что Велиград, который чужеземцы попросту называют Рериком по имени проживающих там рериков, известных так же как рюрики, рароги, руяне, — лучший порт, откуда можно переправиться на остров Буян...
