А ты, князь Гагарин! В твоих картинах запечатлен ее изящный стан, ее прекрасное лицо, красочные одежды танцовщицы. На далеком Севере ты рассказал нежным русским красавицам о чуде Востока, о прекрасном южном цветке, о ее дивных танцах. Приди же сегодня взглянуть на нее!
Сона прощалась с прошлым, безучастная к празднику, с опустошенным, страдающим сердцем...
Никто из старых друзей Соны не пришел на ее свадьбу. Ни князь Гагарин, который мог бы вдохновиться видом красавицы, чтобы написать новую картину... Ни Тарлан, который в далеких краях не ведает, что наступила минута прощания... Ни наш поэт...
Друг, давай станем облаком, дающим тень Сеиду Азиму, совершающему путешествие в земли, принадлежащие Алияр-беку. Он не мог пренебречь заботами о хлебе насущном для своих детей, для своей семьи и заехал в два-три места ради куска хлеба... Усталый конь еле тащился по дороге, не в силах развить скорость, достойную воображения нашего поэта. В мыслях Сеид Азим устраивал судьбу своего друга Тарлана и царицы фей, мечтал о том, что разлученные соединятся. Но разве такое возможно? Давайте не спешить в наши дни! Склоним головы перед людьми той эпохи! Жизнь и нас не всегда балует, а каково было им? Старики во всех частях света говорили в таких случаях: "На все божья воля!"
Они сидели в комнате вдвоем... Алияр-бек читал письмо Махмуда-аги. По мере чтения его лицо окутывала печаль. Прочитав, он еще помолчал немного, собираясь с мыслями, и обратился к Сеиду Азиму:
- Мне очень жаль, Ага, что письмо Махмуда-аги пришло с большим опозданием. То, что он рассказал о несчастной любви, делает понятным особое состояние Соны, которое я не в силах был объяснить... Какая горькая и удивительная судьба у этой женщины, изменить которую уже никто не может. Сона больше не принадлежит моей воле, она не принадлежит и себе. Я отдал ее замуж по всем правилам законов шариата, предписанных нам пророком. Она жена моего слуги, хорошего, честного человека... Просьбу Махмуда-аги, хоть я очень его уважаю, выполнить не смогу, иначе опорочу свое имя!
- Помоги, аллах, помоги, аллах, не нужно ничего предпринимать! Махмуд-ага ничего не знал! Он благородный человек, сумеющий оценить ваши хлопоты о несчастной девушке по достоинству...
Алияр-бек поспешно сказал:
- Если бы письмо пришло сюда месяца три назад, тогда другое дело. Видно, суждено ей судьбой и аллахом быть женой моего слуги, сейчас уже никто не в силах ей помочь...
Алияр-бек опасался, что Сеид Азим и Махмуд-ага подумают, что он самовольно отдал Сону, чтобы спрятать свои грехи, как обычно поступают беки и господа с девушками, которых завлекли в свои сети. "Нет, этим разговором мы не ограничимся! Надо, чтобы Сеид Азим узнал все от самой Соны..."
Сеид Азим увидел, что хозяин внезапно разволновался. Чтобы успокоить его, он сказал:
- Махмуд-ага в трудную минуту обратился к вам с просьбой помочь Соне, зная вас как очень уважаемого и благородного человека...
Сона месила на кухне тесто. Она вливала в ямку горстями воду и смешивала рукой пшеничную муку с водой. Образовавшиеся комки не сразу удавалось превратить в однородную массу, один из комков шлепнулся на пол. "Говорят, у кого из рук тесто выплескивается, ту счастливицу муж любит... Наверно, я тоже из тех счастливых, Иси меня любит и жалеет..." Она вздохнула. Перед ее глазами неожиданно выплыло лицо Тарлана, такое дорогое, такое родное... "Лучше бы ты меня любил, тогда бы я радовалась, что у меня тесто выплескивается, а сейчас я только вижу, что еще недостаточно вымесила его..." Глаза застилали слезы, потекли по щекам, она попыталась смахнуть слезу тыльной стороной ладони, но только испачкала лицо в муке. Тяжело вздохнув, она принялась с неистовством месить и дубасить большой ком кулаками, словно вымещая всю боль, накопившуюся в сердце. Ее прервала Чеменгюль:
- Сона, тебя хозяин зовет на господскую половину...
- Зачем?
- Не знаю, я сказала, что ты месишь тесто, а он послал меня... Пусть придет, говорит. Гость приехал к хозяевам из Шемахи, сеид... Иди, приведи себя в порядок, у тебя все лицо в муке...
Сердце готово выскочить из груди, ноги не идут, только кровь толчками бьется в виски... Сона уступила свое место Чеменгюль, а сама начала умываться. "О аллах! Зачем ты привел ко мне Агу так поздно? С какой вестью он сюда приехал?... О аллах! Охрани Сеида Азима от всех бед, его, протянувшего мне руку добра! И того несчастного, которого я любила, защити!.. Пожалей и меня, бедную, не сжигай мое сердце черной вестью о нем!... Нет, нет, если бы это была черная весть, Ага бы не принес мне ее... Неужели еще какое-нибудь горе свалится на мою несчастную голову?.. Нет, я не жду от Сеида печальных новостей... И почему мое сердце так трепещет, словно ждет, словно предчувствует?.. Зачем? Для чего? Для меня уже все кончено..." Она прикоснулась рукой к амулету, который, как ей казалось, убережет ее от беды. "Помнит ли Ага, что написал по заказу Тарлана газель для меня? Помнит ли розу, которую он подарил мне? Знает ли, что его подарки - мой амулет?.. Я так верю, что его рука может защитить меня от беды... Узнав его почерк, люди не тронут меня... Единственная память тех далеких дней, когда я была близка к счастью, когда рядом со мной был любимый..."
Сона вошла в господскую половину. Они остались в комнате вдвоем. Поэт подумал, что и в простой, заштопанной одежде Сона все так же изящна и грациозна. По шемахинскому обычаю она прикрыла рот от гостя, на поэта смотрели прекрасные бархатные глаза его феи вдохновения. Взгляд проникал в самое сердце, в нем читался вопрос и волнение, мольба и тревога. Тысяча газелей родится от этого взгляда, тысяча легенд о несчастной любви, о несчастной судьбе...
- Как ты живешь, Сона?
- Слава аллаху, хорошо, спасибо... - голос ее дрожал, из глаз катились бусинки слез. - Как поживает Минасолтан?
- Слава аллаху, она здорова, посылает тебе привет...
- Пусть аллах дарует здоровье и посылающему привет, и приносящему его...
У Сеида Азима сжималось сердце... Сона, лебедь, который с каждым взмахом руки приобретал любовь десятков пленников, говорила послушным голосом бекской прислуги. "Как скоро проложила судьба свои следы на твоем лбу и щеках, углубляя дорожки с каждым днем!.. Роса ли упала на твои блестящие каштановые волосы, распрямив густые кудри? Где ты, красавица, что зажгла пожар в душе Тарлана? Вызвавшая мою вдохновенную любовь?!"
- Алияр-бек мне сказал, что ты вышла замуж, Сона... Будь счастлива!
- Слава аллаху! Дай бог долгой жизни Алияр-беку и Шахбике-ханум! - Лицо Соны залила краска: - Смогу ли я быть счастливой? Или не смогу? - В голосе Соны зазвучали нотки гнева, как показалось поэту: - Ни вы, ни Махмуд-ага обо мне ничего дурного не услышите. Я не зачеркну неблагодарностью уважение людей, заботившихся обо мне!
- Я не о том, Сона! Я действительно пришел сюда узнать, счастлива ли ты... Пришел сюда, желая тебе счастья... В те прошедшие времена я не знал достоверно, где Тарлан...
Сона вздрогнула, замерла, щеки ее пылали.
- Некоторое время назад Тарлан написал мне письмо из Ашхабада, в котором подробно расспрашивал о тебе. У меня были дела в Лангебизе, вот я и решил, что заодно заеду сюда. И мама поручила разузнать, как ты живешь. И Махмуд-ага справлялся о тебе в своем письме Алияр-беку... Вот, приехал повидаться с тобой...
"Говори, дорогой Ага, говори! Да буду я жертвой твоего языка! Значит, Тарлан здоров, здоров! Слава аллаху! О праведные люди, почему бы мне не радоваться этой доброй вести? Почему я не могу крикнуть громко на весь мир: "Мой Тарлан здоров, люди, поздравьте меня!" Он спрашивает обо мне, он не забыл меня! И на другом конце света есть человек, помнящий обо мне! Оказывается, я тоже достойна хорошей вести и я не забыта аллахом! Только меня нельзя поздравлять, я даже не могу открыто радоваться тому, что мой любимый жив! Я не могу даже назвать его имя! Месяцы, годы я ждала его без стонов, без слов. Мечтала о нем, любила его... А теперь, когда он нашелся и вспомнил обо мне, я и радоваться не могу, я принадлежу другому".
- Спасибо, Ага, за добрые вести... Но ты опоздал: у меня теперь семья, я не смею даже передать ему привет через тебя... Хочешь, напиши ему, что я умерла. Пусть он думает обо мне как о мертвой. Всему свое время, мое время ушло... У меня такая судьба, я не могла быть счастливой...
Он хотел меня спасти, бежать со мной, но я бы ни за что на свете не согласилась, чтобы он был опозорен за связь с чанги... Скажи ему, что меня больше нет... Моя судьба предначертала мне жизнь с моей семьей, я буду ей верна... Ты опоздал... Пожелай ему счастья, Ага... Да хранит вас обоих аллах всемогущий...
Всю дорогу от Арабчелтыкчи до Шемахи Сеида Азима не оставляли горькие раздумья... Он не смог помочь другу, сделать хоть что-нибудь для его счастья. Он не смог вовремя помочь и той, которая многие годы была для него музой, источником вдохновения и примером красоты, изящества, таланта... Всю дорогу он клял себя за то, что не собрался раньше навестить Сону, разузнать о ней. Не смог помочь их чистой, прекрасной мечте о счастье, опоздал, безнадежно опоздал... Он винил во всем себя, упустив из виду, что эпоха, свидетелем и современником которой он был, сама диктовала свои законы, не считаясь с мечтами и помыслами людей.
