– Зигфрид.
Старый эльф назвал свое имя.
– У меня к вам просьба, – сказал Зигфрид.
Лайтонд запретил им беспокоить хозяина дома. Но вопрос, с которым оборотень хотел обратиться к Лакгаэру, был не пустым капризом.
– Да, конечно.
– В каминной на полу лежит шкура, – произнес Зигфрид. – Нельзя ли заменить ее на ковер? Или вообще убрать?
Лакгаэр с трудом вспомнил, что около камина лежала уже порядком потертая шкура тигра. Ее подарили родители одного из учеников.
– Конечно, можно, – сказал старый эльф. – Пройдемте со мной.
Он так давно не был в оружейной, что боялся не найти туда дороги из этой части дворца. Однако нашел. Оказавшись в комнате, стены которой были увешаны саблями, доспехами и алебардами, Зигфрид восхищенно присвистнул. В углу стояла связка пик. Тех самых длинных, окованных железом пик, которые под силу удержать только всаднику, и на которые Рыцари Льда нанизали весь обитаемый мир, как шашлык на шампур. Не удержавшись, бывший химмельриттер любовно погладил моргенштерн, который оформитель дворца вставил в руку чучела в доспехах.
– Это все ваше? – спросил оборотень.
– Ну, кое-что здесь принадлежало воинам моего отца, – ответил Лакгаэр. – Однако я смотрю, за оружием вы не заметили ковров.
Теперь и Зигфрид увидел, что все это великолепие развешано не на голых стенах, а на коврах самых разных форм и расцветок. Сюркистанские пышные ковры соседствовали с тонкими, но не знающими износа эльфийскими анварланнэ и боремскими гобеленами. К одному из них и подошел Зигфрид.
Несколько мгновений он молча смотрел на картину, изображавшую не обычных для неречи пару лебедей на пруду или оленей в березовой роще. На гобелене с большим искусством была выткана башня, которую Зигфрид узнал. Из окна под самой крышей башни высовывалась хрупкая женская фигурка. Ее тяжелые косы, вышитые золотом, ниспадали до нижнего края картины, где стоял конный рыцарь в сюрко. На его кожаном нагруднике можно было различить половину руны, вышитой серебром. В том, что перед зрителями изображен кто-то из Звездных Рыцарей, сомнений не оставалось. И Зигфрид даже знал, кто именно.
У оборотней не было своего языка, они общались в основном телепатически либо же хриплыи лаем. Главы кланов понимали, что отсутствие языка превращает их родичей в зверей. Они согласились дать приют на своей земле племени, шедшему с севера. И тогда выяснилось, что у неречи есть язык, но нет фантазии. Фамилия главы клана рысей звучала как фон Татцельберг. Крепость, принадлежавшая ему, так и называлась – крепость Рысей, Татцельбург. В те далекие времена о химмельриттерах никто и не мечтал. Боремию от набегов драокнов прикрывал магический щит. В крепости находился один из двух магических артефактов, создававших Щит Курта. Магическую дугу замыкал артефакт в крепости Вольфсангель, принадлежавшей вервольфам.
Незадолго до того, как Звездные Рыцари решили отведать винограда, у Эдмунда фон Татцельберга, тогдашнего герцога Боремии, умерла жена. Она оставила прелестную дочь, Ингельду. О ее золотых волосах пели песни по всей Боремии. Фон Татцельберг женился второй раз. Вскоре после этого радостного события один из известных магов Боремии предсказал, что у Ингельды родится чудовище, которое разрушит крепость и магический щит. Злые языки поговаривали, что новая жена Татцельберга немало заплатила за столь удачно прочитанную судьбу падчерицы. Эдмунд не смог убить дочь, хотя рекомендации волшебника были именно такими. Ингельду заперли в башне, которая тогда носила название Северная. Вскоре армия эльфов обрушилась на земли оборотней.
Каранурума Феаноринга на самом деле звали Койриллэ, «Блеск весны», а боевое прозвище «Багряная пустота» прилепилось к нему гораздо позже. Он был тяжело ранен во время битвы за Хассберге, но смог избежать плена. Его приняли за мертвого. Эльф заблудился в лесу и вышел точнехонько к Северной башне. Ингельда, увидев перед собой красивого юношу, не стала терять времени зря. Легенда гласила, что она спустила вниз свои косы, и Койриллэ взобрался по ним. Но истина заключалась в том, что Ингельда сбросила раненному эльфу веревку, которой он обвязался. Эльф был так слаб, что самостоятельно не смог бы взобраться и на стульчак. А Ингельда втянула Койриллэ наверх. Как и все татцели, Ингельда была крепкого сложения, а Феаноринг был хотя и рослым, крепким юношей, но очень отощал от ран. Менестрель, в исполнении которого Зигфрид слышал «Балладу Золотых Кос» в этом месте особенно напирал на ту силу, что вливает в жилы всех живых существ любовь. Химмельриттер же подумал о том, что если бы ему предстояло провести жизнь в одиночестве, на самом верху дозорной башни, слушая только злобный северный ветер, то он втащил бы парня наверх вместе с конем, если бы рыцарь отказывался с ним расстаться. Ингельда выходила Койриллэ, и вскоре они вместе бежали из крепости. Койриллэ – потому что должен был вернуться под знамена Звездных Рыцарей. Ингельда, со слов менестреля, потому, что не могла расстаться с любимым. Зигфрид знал истинную причину.
Ингельде было бы очень сложно объяснить отцу, как она, находясь в полном одиночестве на высоте шести метров над землей, умудрилась забеременеть. Учитывая, что этот ребенок должен был разрушить Щит Курта, Ингельду после этого признания сбросили бы с башни.
Эдмунд фон Татцельберг пал в сражении под Хассбургом. Встал вопрос о том, кому теперь принадлежит крепость, без которой Боремия не сможет существовать. Мачеха Ингельды не стала дожидаться, какое решение примет Каранурум. Феаноринг к тому времени уже вполне оправдывал свое боевое прозвище. Герцогиня бежала в леса вместе с малолетним сыном Эдмунда. Койриллэ вступил в Татцельбург. Защитники крепости и Щита не сопротивлялись – в седле перед Койриллэ сидел законный владелец крепости. Им был маленький темноглазый мальчик, весьма симпатичный, несмотря на то, что ему на роду было написано родиться чудовищем. Северная башня была переименована в башню Золотых Кос. Маг ошибся. Сын Ингельды и Койриллэ укрепил и перестроил крепость, вместо того, чтобы уничтожить ее. Щит Курта продолжал функционировать без сбоев. В крепости Вольфсангель, где крепился второй конец магической дуги, все прошло далеко не так беболезненно – хотя предсказания об этом не предупредили. Вервольфы, в отличие от татцелей, увлекшихся матримониальными сюжетами, дрались насмерть и полегли как один. Перед гибелью они, исходя из соображений «так не доставайся же ты никому», сильно повредили артефакт, генерировавший щит. Магическое поле ослабло. Центральная часть Боремии в последующие годы, пока шел ремонт артефакта и Вольфсангеля, была выжжена обрадованными драконами практически дотла.
Очарованный Зигфрид провел руками по гобелену, а затем отогнул нижний левый угол и заглянул за край. Там обычно указывалось место создания шедевра. Зигфрид ожидал, что там будет написано «Фишервег». В этом городе производилось больше половины всех ковров Боремии. Но аккуратная надпись гласила: «Хассбург». Гобелен оказался старше, чем подумал Зигфрид. Возможно, перед ним был самый первый гобелен. Тот самый, что Каранурум Феаноринг повесил в башне Золотых Кос в память о подвиге его жены Ингельды, урожденной Татцельберг.
Или его точная копия.
– Этот ковер был привезен из Боремии, верно ведь? – спросил Зигфрид.
Старый эльф глянул в желтые, как масло, глаза собеседника, разрезанные черными лезвиями вертикальных зрачков. Все было понятно.
– Да, – ответил Лакгаэр. – Его привез мой отец. Теперь вы меня ненавидите? – вежливо осведомился он.
Оборотень фыркнул.
– Нет, – сказал он. – Между двумя любыми народами есть вещи, которые лучше не вспоминать. Просто забыть, и все. В девяти мирах хватит места для всего. Но та штука, что однажды разорвет их на кусочки, называется ненавистью. Как же вам удалось выжить, то есть я имею в виду, все Звездные Рыцари, прошедшие Боремию, были…
Бывший химмельриттер замялся.
