Обожаю, когда она становится такой решительной и начинает командовать. И я знаю, что она права. По сравнению с пропавшим мистером Маккаллумом Фила и Сэма будет относительно легко найти. В унынии обзваниваю авиалинии. Нелепица какая-то. Я меняю свой план чаще, чем городской архитектор. Кредитные карточки трясутся от страха, пока я диктую их номера представителям авиакомпании и отелей. А они-то думали, что худшее уже позади! Если бы у кредитных карт были чувства, мои оказались бы на грани самоубийства.
На следующий день я сажусь на самолет до Бангкока — это первый пункт моего маршрута, более сложного, чем хитроумный объезд на пересечении трех шоссе. В Бангкоке мне предстоит сесть на рейс до Шанхая. Оглядываюсь на Джесс — она отчаянно машет руками из-за перегородки, и я посылаю ей воздушный поцелуй. Для женщины, за которой охотится вся британская пресса, она на удивление спокойна и счастлива.
Кстати, я так и не спросила, кто проболтался таблоидам о ее романе. Наверняка кто-нибудь из завистливых коллег Бэзила — небось слюнки пускают, глядя на такую красотку, как Джесс. А может, ревнивая жена? Нет, не может быть, после такого ей уже никогда не попасть на пятистраничный разворот «Дома и сада».
И тут вдруг меня осеняет. Не может быть! Неужели это Джесс? Она бы не смогла… Или нет? Мужчина на соседнем кресле оглядывает меня с нескрываемой тревогой, а я смеюсь и поднимаю банку «Гиннесса» за счастье Джесс и Бэзила, Похотливой Ассистентки и ее Плохиша.
Глава 18
Что, если мне заделаться лесбиянкой?
Кажется, я вышла из самолета не на той остановке. Международный аэропорт Шанхая претерпел больше изменений, чем лицо Джоан Риверс, и теперь производит сногсшибательное впечатление по сравнению с той свалкой, которой был раньше.
Ищу в памяти старую дискету с надписью «Разговорный мандаринский диалект: использовать лишь в случае необходимости». Прошу таксиста на его родном языке отвезти меня в «Виндзор». Он непонимающе смотрит на меня. О черт, наверное, я опять слова перепутала и попросила его отвезти меня в ближайший сэндвич с жареными яйцами.
— Вы имеете в виду отель «Виндзор», леди? — спрашивает он. Оказывается, он говорит по-английски даже лучше, чем я.
Кисло улыбаюсь и киваю. Надо же, как все меняется со временем. Когда я была здесь в последний раз, англоговорящие таксисты были такой же редкостью, как нищие адвокаты.
Регистрируюсь в отеле, кидаю вещи в номере и решаю пойти в кофейню на первом этаже и выпить двойной эспрессо. Не хочу уснуть до приезда Кэрол сегодня вечером, но, если учесть, как я себя чувствую, это сомнительно. За последние два дня я спала всего часа три. Теперь я знаю, какие страдания переживают врачи-интерны. Не то чтобы в самолете было неудобно, нет, просто там показывали столько интересных фильмов, а я не хотела ничего пропустить. Теперь, правда, я жалею — под глазами у меня такие мешки, что в них можно было бы перевезти весь мой гардероб.
Захожу в кофейню — она почти пуста. Видимо, мода на хороший кофе еще не дошла до Шанхая. Если бы это была чайная, сесть было бы негде. Я уже собираюсь занять место, как замечаю мужчину европейской наружности, который один сидит в углу, погрузившись в изучение каких-то документов. И я узнаю его лицо! Это, конечно, не Фил Лоуэри — это было бы слишком просто — но это почти Фил. Мой второй любимый мужчина в Китае.
— Эй, мистер, пятьдесят баксов — и я ваша на всю ночь. Я знаю, как хорошо провести время, — говорю я, старательно имитируя китайский акцент.
Он тут же поднимает голову и одновременно берет рацию, чтобы позвать охрану.
Я с улыбкой сажусь за столик:
— Или, если хотите, можете угостить меня кофе, и я обслужу вас бесплатно.
Тут он разевает рот, но не может произнести ни слова.
— Джек, у тебя варежка, как тоннель Блэкуэлл, закрой рот, а то все пломбы видно.
Он смеется так громко, что официанты прекращают свои дела и таращатся на него.
— Купер, какого черта ты здесь делаешь?
— Даже не спрашивай, Джек, все равно не поверишь. Как у тебя-то дела? Ты здесь, наверное, уже больше пятнадцати лет. Черт, даже за убийство дают меньше!
— Знаю, знаю, но я с годами вроде как сросся с этим местом.
— Так и растения-паразиты срастаются со своими жертвами.
Наконец мне приносят кофе и гигантский пончик в придачу. Видите ли, я заедаю несчастья сладостями: в последнее время у меня было много психических травм.
Джек рассказывает о том, что случилось со времени моего отъезда. Он единственный, кто остался из той команды менеджеров. Хайнц и Ганс открыли австрийский ресторан в центре города. Дэн и Арни вернулись в Австралию вскоре после моего отъезда, а Чак и Линден теперь работают в том самом отеле в Гонконге, куда меня тогда перевели.
— А сестры Крей?
— Последнее, что я слышал, — они открыли частный дом для престарелых в Берлине.
Это все объясняет. Я где-то прочла, что в Германии увеличилось число массовых выступлений за законное введение эвтаназии. Если бы Ритца и Хельга присматривали за мной в преклонном возрасте, я бы лучше обошлась без посредников и отправилась прямо в ад.
Смотрю на часы. Ровно шесть. Если съемки закончатся вовремя, Кэрол должна приехать в девять.
— Джек, можно тебя кое о чем попросить?
— О чем угодно.
— В девять часов ко мне приедет подруга из Токио. Можешь послать за ней в аэропорт самую крутую, навороченную, выпендрежную тачку?
— Она такая же свистушка, как и ты, Купер?
— Именно. Даже больше, наверное, — с гордостью отвечаю я.
— С удовольствием, — с улыбкой отвечает он.
Я сижу и жду в баре отеля, когда в двери врывается Кэрол. Лицо у нее разгорелось: может, от волнения, может, от смущения, а может, ей просто срочно надо в туалет. Все мужчины в баре восхищенно поворачивают головы. Она и правда воплощает эротические сны любого мужчины: каштановые кудри распущены до талии, карие глаза размером с лесной орех и фигура, которой не помешала бы добрая порция десерта.
— Золотой «роллс-ройс»! «Роллс-ройс», черт возьми! Купер, не знаю, что ты сделала, чтобы раздобыть такую машину, но твои старания не прошли даром.
— Я продала свое тело арабскому принцу.
— Тогда продайся еще раз — хочу кататься на этой тачке всю неделю.
За это я и люблю Кэрол: я по сравнению с ней серьезно отношусь к жизни.
Берем в номер бутылку шампанского, пьем и переодеваемся. Я понимаю, что это чрезмерное роскошество, но разве часто одна из твоих лучших подруг прилетает к тебе в Китай, преодолев тысячи миль? Кроме того, не могу же я вернуть ее к жестокой реальности, налив ей водку с колой, после того как она только что прокатилась в золотом «роллс-ройсе». Это уж слишком бесчеловечно.
