Мы выходим из ресторана японской кухни. Я направляюсь к машине, но Костя берет меня за локоть и показывает глазами на узкую аллею, которая ведет в парк.
— То, что я ограничил тебя рамками своего выбора, всегда будет стоять между нами невидимой стеной, — начинает говорить Гончаров. — Я отдаю себе в этом отчет. Как и в том, почему нам нужно повременить с детьми. Эмоции ты вызываешь всегда сильные, голову сносит. Но и разумные мысли, к счастью, не покидают. Нам еще рано становиться родителями, Маша. Ты перенесла стресс, живешь в новой стране под чужим именем, не имея возможности общаться с близкими людьми. Я не спрашивал разрешения, а просто решил это за тебя. Через месяц Рафаэль сообщил, что ты находишься в положении. Дети — это большая ответственность. Пережить еще раз смерть своего ребенка я не хочу. Да, у меня есть отклонения, но они безопасны для общества. Почти безопасны. Кто-то теряет деньги, а я с помощью ума приумножаю капиталы. Как свои, так и других людей. Изначально ты была бизнес-проектом. Должен признать, одним из самых успешных, потому что наполнила мою жизнь смыслом. Дети у нас, кстати, тоже могут быть с особенностями.
— Ты сегодня слишком разговорчив. Это на тебя так город высоких технологий действует? — без тени ехидства спрашиваю я.
— Так на меня действует свобода и шанс начать все с чистого листа.
Хочу возразить, но Костя сильнее сжимает мою руку и цыкает, чтобы не перебивала.
— Я знаю, о чем говорю. Мы оказались в одной лодке, у обоих все разрушено до основания. К старой жизни нет возможности вернуться по ряду причин. Но мы можем строить будущее вместе. Просто не будет. Но и скучать со мной не придется.
Он притягивает меня к себе и целует в висок. Горячее дыхание приятно щекочет лицо.
— А дети? Ты ведь не просто так затеял этот разговор?
— Если ты доверила мне свою жизнь, то и в этом стоит довериться. Когда почувствую, что время пришло, мы вернемся к этой теме. На кураже от чувств я тебе чуть новый стресс не создал. Сейчас очевидно, что ты не готова к детям: у тебя и в мыслях, и в душе — полный беспорядок. Это тоже пройдет, эмоции поутихнут, придет уверенность в завтрашнем дне.
Нет причин сомневаться в Костиных словах. Да и не хочется. Рядом с ним мне спокойно, даже несмотря на творящийся в жизни хаос. По факту я чужая жена, у меня поддельные документы, я не могу общаться с сестрой и любимыми подругами. Но достаточно знать, что у них все хорошо и им ничего не угрожает.
Перемены не даются просто, люди часто приносят что-то в жертву. Моя заключается в том, что я не смогу вернуться в Россию. Надеюсь, поддержка Гончарова поможет смириться с этим.
— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю у Кости, разглядывая проходящих мимо людей.
Никак не привыкну, что их здесь очень и очень много. Абсолютно спокойные днем и безумные ночью.
— Сейчас поймешь, — отзывается он. — Кстати, как тебе Токио? Я не просто так сконцентрировал здесь все свои сбережения. Дорогой город. Как раз для моих возможностей.
— По мне, это обычный мегаполис с чистыми улицами и огромным количеством людей. Я иначе все представляла. На том острове, куда мы недавно ездили, мне понравилось больше.
— В метро спускалась? — интересуется Костя.
— Хотела, но Нобуо запретил. Сказал, что толпа буквально вносит на руках в вагон.
— Молодец, что прислушиваешься к его словам.
— Как ты его нашел?
— Много лет назад я приезжал в Токио с рабочей командировкой. Познакомились, завязалось общение. С Нобуо мы сошлись во взглядах на ведение общего бизнеса. Я показал ему свои расчеты, свел с Ильёй, и так все началось. Мой умный брат уже в четырнадцать выдавал такие схемы, что бывалым бизнесменам и не снились. Я кое-что дорабатывал, и мы с Рафаэлем воплощали эти планы в жизнь. Часть сумм оседала в России на счетах, другой частью я искупал свои грехи перед Багдасаровым, пока не прикипел душой к этой семье. Остальное выводил на заграничные счета, чтобы не привлекать к себе и без того повышенное внимание.
— А Илья?
— Брату здесь нравится. Он с детства увлекается электроникой и физикой, а тут для этого созданы все условия. Плюс крупнейшая сеть лакшери отелей по всей Азии. Илья избалован комфортом. Однажды я показал ему снимки села, где мы родились, в ответ он попросил больше так не делать, обосновав тем, что я наношу ему психологическую травму картинами грязных трущоб. Кирилла с Мариной он не особо любил, даже не проявлял к ним интереса и общаться не хотел. Мне, конечно, льстит, что с тобой все иначе. Но восторга от того, что вы с ним сблизились, я не испытываю. Чтобы ты знала, Илья, за редким исключением, не позволяет себе контактировать с почти неизвестным ему человеком. На моей памяти подобное впервые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это я уже и так поняла, почитав про синдром Аспергера.
Какое-то время мы идем в полном молчании, пока не приближаемся к одной из самых известных достопримечательностей Токио. Как я сразу не поняла, куда мы направляемся? Была же недавно с Нобуо у этой статуи и даже прослезилась, когда попросила помощника перевести сказанное одним из экскурсоводов, который привел к памятнику группу туристов.
— Бывала здесь? — Костя отпускает меня и прячет руки в карманы брюк, разглядывая статую пса.
— Да, — киваю я.
— Знаешь, что означает этот памятник для местных жителей? — кивает он на Хатико.
— Пример беззаветной любви и верности.
— Все считают, что я похож на робота и таким меня сделал бизнес, но это просто моя особенность, с которой не всегда возможно бороться. С детства замкнутый, нелюдимый, зацикленный на той цели, которую поставил перед собой. В этом мы с Ильёй похожи. Как и в том, что у нас обоих ты вызываешь сильный эмоциональный отклик. Если случится так, что брат тоже будет претендовать на твое сердце, то у меня в сейфе лежит меч самурая.
— Ты сейчас серьезно?
— Вполне. Одной битой дело не ограничится.
— Это мало похоже на предложение и признание в любви. Скорее на угрозу, — хмыкаю я.
Костя приподнимает уголки губ в улыбке:
— Зато ты теперь знаешь мои предпочтения в кино.
— В смысле ты любишь фильмы про животных? — Удивленно вскидываю брови.
— Да. Всегда мечтал о собаке. Но постоянно был занят и переживал, что воспитаю неуравновешенного пса. До сих пор боюсь.
— В таком случае я подарю тебе собаку-робота. Для начала. Он из коробки сразу послушный, выполняет команды и даже писать будет по расписанию.
Костя обнимает меня за плечи.
— Тогда я куплю тебе робота-младенца.
— Договорились, — смеюсь я. — Это будет интересный опыт. Фиктивный брак, поддельные документы и полный дом собак-роботов и таких же детей.
Мы еще немного гуляем и возвращаемся к машине, которую оставили у ресторана. Забираемся на заднее сиденье. Водитель спрашивает, куда нас отвезти. Костя называет ему адрес.
— Разве мы не домой?
— Дневную экскурсию я тебе провел, теперь у нас по плану ночная. Покажу пару интересных мест.
На город действительно опускаются сумерки. Меня охватывает любопытство.
— С эротическим уклоном? — улыбаюсь и смотрю на Костю, на лице которого опять нет эмоций, но взгляд…
Почему я раньше не замечала, что Гончаров может не говорить о каких-то вещах, но их чувствуешь тактильно и видишь в его глазах? Потому что все время была зациклена на своих страхах?
— С ним, — отвечает он спокойно и просит водителя поднять стекло.
Кладет одну руку мне на колено, а второй обхватывает за затылок и притягивает к себе.
— Прямо сейчас и начнем, — шепчет в рот, и я жду, что поцелует, но вместо этого губы спускаются к шее и касаются жилки, которая бешено пульсирует.
В Косте с Ильёй и впрямь есть что-то магнетическое, от вампиров. Один боится света, а второй питает страсть к доминированию и открытым частям моего тела.
— Расстегни блузку, — распоряжается Гончаров в подтверждение моих мыслей.
Я тянусь пальцами к пуговицам и освобождаю грудь. Костя опускает на нее взгляд, смотрит какое-то время, а потом сдавливает сосок губами. Меня выгибает от удовольствия, а между ног становится влажно. Рядом с этим мужчиной исчезает стыдливость. Пытаюсь представить себя такой же раскрепощенной и смелой с другим, но ничего не получается. Потому что я не хочу никого, кроме Гончарова. Одно движение — и располагаюсь на его коленях. Нарочито ерзаю на внушительной эрекции, а когда член грубо проникает в меня, не могу сдержать протяжного сладкого стона.
