— Вот, и эта тоже ничего! — Ула обрадованно тыкал пальчиком в толстую девицу, занимавшую целый разворот.
Этот журнал отняла я с ворчанием:
— Гигантоман! Мудрая Гудрун тебе покоя не дает! У этой девицы кулаки по пуду, а наш Шандор — хрупкий, утонченный… Вот Мэри Джейн под юбкой прячет самый приличный журнальчик. Маша, отдай ему этот журнал. Нет, лучше мне, сама его Шандору подсуну…
Я встала и пошла к двери, намереваясь сделать то, что сказала. Мне и самой стало любопытно, что будет дальше. Уже выходя, я услышала яростный шепот и пыхтение Мэри Джейн:
— Отдай журнал… Какой? Который ты под подушкой запрятал… Вот не посмотрю, что контуженный, как дам в мозг! То-то же…
Журнал я безо всякого труда подсунула Шандору под дверь и тотчас же смылась. Вернувшись в комнату, я обнаружила, что Мэри Джейн сосредоточенно пересчитывает изрядно помятые журналы, а Ула, поскуливая, меняет себе компресс.
Неизвестно отчего Мэри Джейн хрипло хохотнула, собрала журналы в стопку и стала прощаться:
— Ну, в общем, всем пока! Когда свидимся — не знаю. Джеральд надумал восстанавливаться в Оксфорде, теперь за ним нужен глаз да в глаз… Интересно мне с вами было, прямо как в кино! — Мэри Джейн вздохнула, прижимая к груди пачку журналов и дубинку. — Кстати, совсем забыла спросить… Этот-то жить будет? — она кивнула в сторону Улы.
— Будет! — уверила я ее. — Бездетным холостяком.
Мэри Джейн сосредоточенно погрызла ноготь, но так и не придумала, что еще сказать. Помахав всем дубинкой, она грустно растаяла в воздухе.
Ула облегченно икнул и поправил компресс:
— Вот и ладушки! Хорошо-то как стало! Посвежело, посветлело…
— Рассвет на дворе! — огрызнулась я. — Всю ночь колобродили… и спать не хочется, как назло. Может, опять пойти в барабашек поиграть?
— Лучше не надо!
Я поудобнее устроилась в кресле, обмоталась теплым пледом и буркнула:
— Да это я так, шуткую… Ты вот лучше скажи мне, когда я отсюда выберусь? У меня эта Жужа вместе со своими склепами и могилами уже в кишках сидит… Кстати, ты тоже думаешь, что ее убили цыгане?
— Нет, мне так не кажется… — Ула нахмурил брови. — Это было бы слишком просто…
Я принялась рассуждать вслух:
— Тогда кто мог ее убить? Граф, наверное, больше некому…
— За что? — заинтересованно спросил Ула.
— Интересный ты… Знал бы за что, вообще расчленил бы и гвоздями к забору прибил. С графа станется. Может, она ему изменяла? Ну с тем, про которого дифирамбы строчила в своем дневнике…
— Дифирамбы поют! — поправил меня мой начитанный.
— А ей медведь на ухо наступил, и она строчила! Не перебивай, пожалуйста. В самом деле, кто кроме графа мог убить Жужу. Ну не Шандор же от нечего делать порубил мачеху на шашлык. И не Золтан… Так что если скинуть со счетов внешние типично романные факторы вроде внезапного наследства, тайно утопленного младенца и ревнивого воздыхателя, то остается только граф ну и цыгане, пожалуй. Ой, а вдруг это и в самом деле несчастный случай?! Собралась Жужа бежать, а тут дождик! Некомфортно, никакой сухости! Она р-раз — в церковь, молния — хрясь! прямо в маковку, Жужа — бац! и в обморок! Ула покачал головой, глядя, как выразительно я изображаю пожар в церкви и предсмертное хрипение Жужи.
— Почему тогда граф приказал охранять развалины и не хочет отстроить церковь заново? — напомнил он. — Нет, граф явно замешан в этом деле.
— Точно! — обрадовалась я. — Ты у меня прямо мозговой центр! Может, еще чего-нибудь умное скажешь? Хотя бы почему граф вздумал укокошить бедную Жужу?
— А с чего ты взяла, что это именно Жужа? — огорошил меня Ула. — На скелете бирки с именем не висело…
Такая мысль мне как-то в голову не приходила. Я растерянно зачесала макушку и жалобно произнесла:
— Нет, это обязательно Жужа… Кроме нее женщины ведь не пропадали. И вообще, если это какая-то другая женщина, то вся наша версия об убийстве Жужи уползает собаке под хвост. Нам только лишнего трупа не хватает! Нет, нет, это точно Жужа, больше некому.
Ула только многозначительно хмыкнул. Я завздыхала и заворочалась в кресле. Все происходящее уже не лезло ни в какие рамки! Мало того, что я с превеликим трудом, в силу ограниченности мозгового запаса черепной коробки, кое-как сляпала примерную версию исчезновения этой припадочной Жужи, так теперь и эта версия так и норовит улететь в окошко, злобно помахивая крылышками на прощанье. Надо еще раз как следует все обдумать. Что мы имеем из голых фактов? Какая-то женщина четыре года назад сгорела в местной церкви, и в эту же ночь пропала графиня Жужа. Может ли сгоревшая женщина быть Жужей? Степень вероятности большая, почти сто процентов… В это же время кто-то закопал на кладбище сундук с полным набором женской одежды, а Жужа заказала себе новый гардероб. Может ли тряпье в сундуке быть тем самым гардеробом? Опять же степень вероятности очень большая… Что еще? А, у нас еще есть непонятно каким образом окровавленное платье и улитый кровью интимный дневник. Кому могли принадлежать все эти вещи, если не Жуже? Больше ведь никто не пропадал…
Ула грустно зашелестел страницами вышеупомянутого дневника, уже в который раз пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Внезапно он оживился и сунул мне под нос побуревший листик:
— Смотри! Вот здесь, рядом со словом “венчание”…
Я присмотрелась и различила буквы “ц” и “р”, а также обрывки каких-то слов вроде “Св…” и “Воскр…”
— Ну и что это может значить? — спросила я.
— А ты подумай! Что могут обозначать буквы “ц” и “р”?
— Центр! — не задумываясь, ответила я. — Царь, цирк…
Ула застонал и постучал себя по лбу:
— Ну думай, думай… Что у тебя ассоциируется со словом венчание?
— Денежки! — опять быстро среагировала я. — Платье купи, машину закажи, попу дай на богоугодные дела… ну что ты делаешь глаза, как у больного попугая? Что я опять не то сказала?
— Где венчаются?! — простонал Ула, уже доведенный моей тупостью.
— В церкви… А-а, ты думаешь, что буквы “ц” и “р” остались от слова “церковь”? — наконец-то догадалась я. — А что тогда такое “Св…” и “Воскр…”? Свет отключили в воскресенье?
— Свихнусь и Воскресну! — разозлился Ула. — Это название церкви! Церковь Святого Воскресения, понятно?
Я примирительно похлопала Улу по компрессу. Помощник взвыл и попытался отползти подальше.
— Как это ты здорово рассуждаешь! — промурлыкала я. — А ну-ка, объясни темной необразованной девушке, что нам даст название церкви, где наш припадочный граф окольцевал Жужу?
— Может, и ничего, — простонал Ула. — Это я просто так приметил…
— Ух ты приметливый мой! — Я с силой хлопнула Улу по заду. — А скажи-ка мне лучше, когда я отсюда отчалю? За то время, пока я здесь, можно было организовать сто переходов. Джеральда вы вон как быстро отправили…
Ула все-таки отполз подальше, обложился подушками и принялся разъяснять:
— Как же ты не поймешь, что только сама можешь отправить себя отсюда. Здесь, в этой твоей жизни, в привычном ходе вещей произошел какой-то сбой, и это влияло на все твои последующие жизни… Ты должна определить, что именно случилось, и только тогда вернешься домой.
Я уточнила:
— То есть небесным силам опять лень наводить порядок в моей многострадальной жизни, и они решили, что лучше мне выбираться самой?
— Ты утрируешь, но в общем… — промямлил Ула. — Просто ты должна сама расставить все по местам. Помнишь, тебе говорили, что если в одной из твоих прошлых жизней случилось несчастье или катастрофа, то ее последствия распространятся и на следующие жизни. Хочешь, приведу примеры?
Ула ловко перевернулся на спину, подложил под избитое место подушку, хлопнул по одеялу рукой, и в воздухе повисла знакомая амбарная книга. Ула полистал ее и принялся рассказывать:
— Вот слушай… После этой жизни ты была участницей правительственного заговора в России и участвовала в покушении на императора Александра Второго. Тебя повесили, между прочим. Затем очень быстро после смерти (где-то через двадцать лет, а не через семьдесят, как положено) ты переродилась в англичанина Дина Робинсона, который сошел с ума во время Первой мировой войны, убил свою невесту, и был растерзан толпой. И вот теперь твое очередное воплощение, Полина Кузнецова, милый, но буйный ребенок. Может пострадать от злобной тени трагедии, случившейся с ее душой в этой жизни! — патетично закончил Ула.
Я поежилась, глядя на опечаленного Улу:
— Ой, как нехорошо… А почему же меня охраняешь ты, а не какая-нибудь чернявая жучка из не менее черного департамента? Ты же сам говорил, что стоит только душе совершить какой-нибудь более или менее страшный грех, как она переходит в ведение красоток в черном?
— Ну, положим, особо страшных грехов ты не совершала. В организации покушения участвовала только из-за своего любовника, Димы Каракозова, а невесту Дин убил в припадке безумия, а припадочных за грешников не считают, — успокоил меня Ула. — Маньяки — другое дело… Но если и в твоей жизни в качестве Полины Кузнецовой случится что-то нехорошее, то, боюсь, я уже ничем не смогу тебе помочь…
