Передо мной Стеша, хозяйка мертвого дома, невеста погибшего жениха.
Бывшая целительница, посвятившая себя магии смерти. Но навыки прошлого чародейства остались. И напрасно Варфоломей утверждал, что теперь Стеша перешла на сторону зла. Не посмеялась она надо мной, не поиздевалась. Вылечила подвернувшуюся ногу и только потом спохватилась об оплате. «Вот только как вылечила, – напомнил внутренний голос, – отобрав жизнь у маленькой мышки…» Ворожба Стеши – созидание, построенное на разрушении. За мое здоровье заплачено чужой жизнью. И страшно представить, чья жизнь будет поставлена на кон, когда речь зайдет о более серьезных повреждениях, чем растяжение сустава.
– Поговорить надо, – облизнув пересохшие губы, проговорила я.
– Раз поговорить, то пошли в дом.
Стеша нашла откатившуюся бочку, прислонила ее к крыльцу и оторвалась от земли, взметнув черные лоскуты-крылья. На мгновение показалось, воспарила над землей. Не удивлюсь, если под юбкой у нее не ноги, а вороньи лапы. Словно услышав мои слова, ветер взметнул подол чуть выше, и моему взгляду предстали задники обыкновенных лаптей, пусть и изрядно изгвазданных в сырой земле. Где она ее находит только? Дождя не было, не иначе как по болотам шастала.
– Идешь? Или сперва плотника покличешь, чтобы крыльцо справил? – насмешливо обернулась хозяйка.
Вид лаптей Стеши как-то сразу придал ей человечности, и я, перестав опасаться странной чародейки, но памятуя об осторожности (вряд ли Стеша станет лечить меня второй раз по доброте душевной, если меня угораздит навернуться с бочки), взгромоздилась на бочку и шагнула вслед за хозяйкой в темные сени.
В избе пахло сыростью, гнилым деревом и прелой шерстью. Половицы скрипом отзывались на каждый шаг, и казалось, стонет сам дом, состарившийся, одряхлевший и уже не получающий достаточного ухода и заботы. У порога я споткнулась о брошенные в беспорядке растоптанные лапти. Один из них я умудрилась запульнуть аж в центр горницы. Стеша полоснула меня суровым взглядом, подхватила лапоть и, осторожно отряхнув от пыли, так, словно это был не старенький разношенный лапоть, размером с лыжу, а драгоценная хрустальная туфелька, по которой ее может найти принц, поставила его у стены. Затем взяла второй такой же и опустила рядом.
Горница не радовала глаз ни жаром поленьев, потрескивающих в печи, ни умелой вышивкой на настенных полотенцах, ни румяным караваем на столе. Стены были голы, стол был завален пучками трав, но не сухих, а подгнивших. Печь и вовсе обвалилась с одного угла. Такого упадка даже в домах, захваченных злыднями, не было! Я украдкой огляделась в поисках вредного бесенка, но никого не нашла. Да и странно было бы, если бы в избе чародейки поселилась нечисть.
Между тем разруха и беспорядок виделись во всем: и в сваленном в углу тряпье, и в разбросанных по избе вещах. Приглядевшись, я поняла, что все они – мужские. Высовывается из-под лавки одинокий лапоть – не иначе как сорок пятого размера, сброшена впопыхах льняная рубаха на грубый деревянный сундук у стены, подпирают печь огромные валенки. Казалось, неряха хозяин второпях собирался в дорогу, да и побросал все вещи где ни попадя. Вот только откуда ж ему взяться-то? Жених Стеши давно умер, и отца у сироты нет в живых. Не иначе как сведения Варфоломея устарели, и Стеша успела оправиться от гибели жениха и завести нового кавалера – неопрятного, толстолапого и безрукого. Хоть бы печь починил!
– Как же ты зимой-то согреваешься? – вырвалось у меня.
Стеша не сразу поняла, о чем речь, а потом махнула рукой.
– Печь по весне обвалилась, когда в ней особой надобности уже не было.
«Вот почему в доме так сыро», – поежилась я. Несколько месяцев комнаты не обогревались, и влага въелась в дерево, изгрызла его до гнили. Но хозяйке, похоже, до этого нет никакого дела. А как же горячая еда? Чем Стеша питается? Сырыми грибами да сухими корешками?
– А как же ближайшая зима? – заикнулась я.
Даже при теплой московской зиме без батарей не выживешь. А в Лукоморье, поди, зимы суровые, как нынче в Сибири.
Стеша повернула голову и глянула на меня с таким недоумением, словно наступление зимы было столь далеким событием, что и думать о нем еще не следовало. Потом глаза ее полыхнули черным, стирая голубую радужку и вновь становясь черными пропастями на выбеленном лице.
– До зимы как-нибудь все устроится, – с отчаянной решимостью промолвила она и, отвернувшись к столу, смела в сторону попахивающие гнильцой пучки трав.
– Каменщика бы надо позвать, – посоветовала я, продолжая коситься на разрушенную печь.
– Так я и позову, – хрипло пробормотала Стеша, – позову. Вдруг придет, а?
Она повернулась ко мне и впилась в меня взглядом, от которого сделалось не по себе.
– Конечно, придет! – убежденно пробормотала я.
– А если не захочет? – Она испытующе глянула на меня.
– Чего ж не захотеть-то? – недоуменно возразила я. – Ты только пообещай ему вознаграждение хорошее, он мигом примчится.
Стеша тряхнула головой, и из ее горла вырвался вороний крик. Я невольно отшатнулась, Варфоломей прижался к моим ногам, а чародейка несколько раз дернулась всем телом, продолжая хрипло каркать. Невозможно было опознать в этом жутком крике-стоне женский смех, но тем не менее Стеша смеялась. Захлебнувшись последним «кар-р-р», она подняла голову и кивнула мне, предлагая садиться на лавку.
Сделать это было непросто: из-под лавки торчали лапти и отклеившиеся пасти старых сапог, которые, казалось, только и ждут, чтобы схватить зазевавшегося гостя за пятку и откусить полноги. Да и сама скамья была завалена грудой тряпья. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем отвоевать себе местечко среди груды этого винтажного барахла. Усевшись, я сразу же расчихалась от пыли, и кружева паутины, то там, то тут опутавшие тряпье, потревоженные, всколыхнулись вверх, а крупный черный паук взлетел по стене к потолку. Приглядевшись, я заметила среди вещей потемневший от времени кушак и изъеденные молью рубахи и с дрожью поняла, что если и был в этой избе хозяин, то он явно не появлялся дома несколько лет. Догадка, которая осенила меня следом, скатилась за шиворот лавиной мурашек. Похоже, Стеша окружила себя вещами погибшего жениха, создав спасительную иллюзию того, что тот лишь вышел на время, оставив в избе все свои вещи, но совсем скоро вернется. Неужели она до сих пор в это верит? «Верит», – вдруг поняла я. Поэтому так неприязненно взглянула на меня, когда я споткнулась о лапти у порога. Поэтому с такой непонятной мне заботой отряхнула их и аккуратно поставила у стены.
– Так что за дело тебя ко мне привело? – Она смахнула со стола сгнившие листья и корешки и села напротив.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
