Картошкой торгуют поштучно. Рюмками меряют пшено. Дороже золота фунт конины.
Виров и Нюта шли как раз по мясному ряду. Толстый мордастый мужик у прилавка. Лузгает семечки.
- Жеребчик, жеребчик, кому жеребчик! - выкрикивает он лениво.
Напротив замерла женщина. По виду работница. Солдатка ли, вдовая? Косынкой худобу на лице прикрывает. Рядом два малолетка - два тоненьких, в тростиночку, тельца. Держат за юбку мать, жадно глядят на конину.
Хотел пройти матрос. Да что-то его удержало.
Глянул на женщину, глянул на мальчиков. То ли вспомнил кого матрос. То ли просто душа у него такая. Только вдруг подошёл он к мордастому мужику, наклонился к прилавку. Выбрал Виров побольше кусок, повернулся и сунул вдруг женщине.
Та обомлела, не хочет брать.
- Бери же! - прикрикнул Виров. Повернулся опять к мужику, достал из кармана деньги, отдал что было.
Пересчитал торговец кредитки - мало.
- Разбой! - завопил мужик.
- Ах ты, шкура! - взревел матрос, схватил мужика за грудки.
- Караул! - ещё пуще кричит торговец.
Отпустил его Виров, расстегнул, скинул с себя бушлат.
- Заткнись, - бросил его мордастому.
Женщина стояла окаменев, на лице показались слёзы.
- Да что же я! Да право же, как? Да нет же. Заберите быстрей бушлат, - говорила она и протягивала конину Вирову.
- Но, но! - прикрикнул матрос, глянул на ребятишек и вдруг сказал тихо-тихо, словно горло ему сдавило: - Бери же, неумная. Может, им жизнь сохранит бушлат...
- Мразь, - помянул Виров торговца, когда они с Нютой оставили рынок.
Молча прошли два квартала. Свернули направо, вышли к Неве. "Вот и опять не купил гостинец, - сокрушённо подумал балтиец. - Что бы сделать такое для Нюты?" И вот тут-то Виров увидел автомобиль. Это был новенький "роллс-ройс" - машина с открытым верхом. Автомобиль стоял у какого-то здания. Шофёр, рябоватый парень с длинным горбатым носом, важно сидел на переднем сиденье.
"Вот бы Нюту промчать по городу, - мелькнула мысль у балтийца. Радость-то ей какая!"
- А ну, подожди, - обратился он к Нюте. Подошёл к парню, что-то тому сказал.
- Проходи, проходи, - отмахнулся парень.
- Уважь же, братишка, - просительно повторял Виров. - Да ей же такая штука, считай, как память на целую жизнь.
- Да что ты пристал! Не могу. Пойми, не могу.
- Ах, так... - не сдержался Виров. Он багровел, багровел. И вдруг вся злоба, не вылитая там, на мордастого, обрушилась здесь, на парня. Попомнишь морской кулак.
Виров ударил с левой, ударил с правой, нацелил в горбатый нос. Парень вскрикнул, схватился за щёки. В ладони, как в чашу, брызнула кровь.
О бесчинстве моряка с "Гавриила" на следующий день было передано в Кронштадт на Балфлот.
Стали выяснять, кто был в городе. Проверили - Виров. Впрочем, матрос и сам не отрицал мордобоя. Он лишь повторял:
- Эх, не того, не того побил. Оно бы мордастому врезать.
И снова Виров был в каюте у комиссара. Вернулся не скоро. А когда шёл, всем стало ясно, что дело худо.
В тот же день на эсминце был объявлен приказ о списании Вирова с "Гавриила". В приказе значилось: "За факт, позорящий звание советского моряка, за нарушение революционных порядков и дисциплины". Сам Лепёшкин приказ читал.
Вместе с матросом ушла с эсминца и Нюта.
А вечером комиссар обнаружил в своей каюте подаренные девочке башмачки.
Глава вторая
БАШМАЧКИ
ЕЗДОВОЙ
Одна из маленьких улиц Кронштадта - Флотская. Здесь находится прачечная и баня для моряков. Кто в среду сюда приходит, кто в пятницу, кто по субботам. Что ни корабль, то специальный отведён день. То-то шуму тогда на Флотской!
Сюда же возят бельё для стирки. Никогда ещё Нюта не видела столько простыней и рубах.
Нюта живёт при прачечной. В одноэтажном кривом бараке, с окнами в дальний двор. Виров списан сюда с эсминца. При бане и прачечной он ездовой: бельё развезти, дров привезти, напилить, наколоть - вот и вся у него работа.
Ездовых не один, а три. Дядя Дунай, дядя Архип и третий - Василий Виров. Оба дяди не моряки, а солдаты Кронштадтского гарнизона. Обоим по сорок лет. По негодности к строю оба приписаны к бане. Виров среди них что дуб в мелколесье. Ударит в кругляк - гудит топорище. Кобылу свою, если та заупрямится, как телёнка, сгребёт в охапку и между дышел в момент поставит.
Как на чудо, сбегаются прачки глядеть на Вирова.
Нюте и здесь неплохо. А в чём-то, пожалуй, и лучше. Кронштадт - не корабельная палуба, не сотня квадратных саженей. Кронштадт - город: площади, улицы. Можно сбегать на Якорную, можно сходить на Июльскую. Да и Флотская - чем не улица. Напоминает Нюте родной Миасс.
А вот Виров совсем загрустил. Нет ему жизни без моря. Кончает Виров работу, к морю быстрей спешит... Сядет у берега. Долго сидит один. Всё смотрит и смотрит на воду, на синюю даль и ширь.
- Водица... Родная... Соль и бурун.
Потом нагнётся, почерпнёт ладонью воду, брызнет себе в лицо. И чудится вдруг балтийцу, будто бы шторм опалил его. Дышит, дышит Виров морской прохладой, не может от моря уйти.
Если бы солнце прогнали с неба. Если бы птицам сломали крылья, а рыб не пустили в воду. Если бы детям - запрет смеяться. Так вот и Вирову.
Стонет, тоскует по морю, плачет навзрыд душа.
И Нюта места себе не находит.
- Это я принесла беду! Я, - повторяет Нюта.
ПРОСНУЛСЯ ОДНАЖДЫ ВИРОВ...
"Эх, Лепёшкин, Лепёшкин, товарищ Лепёшкин!" - не может Нюта простить комиссару, что списали балтийца на берег.
Жалеет Нюта Вирова. Понимает, что у того на душе. Глянет, что едет он на кобыле, сердце щемит. Матрос на кобыле! Комендор - и вдруг с сыромятным кнутом.
Достаётся кобыле от Вирова.
- У, безногая, у, колченогая! - то и дело матрос кричит.
Достаётся кронштадтским прачкам.
Достаётся обоим дядям:
- У, безрукие, чёрт побери!
Срывает Виров на окружающих злость. Только Нюту одну не трогает.
Нет-нет забегут с "Гавриила" навестить моряка приятели. То Наливайко, то Зига, то Наджми, то товарищ Ли. Посидят, об эсминце ему расскажут... Матросы уйдут, а Виров опять за своё. И снова несётся:
- У, безногая, у, колченогая. У, безрукие, чёрт побери!
Задумалась Нюта. Хочется Вирову ей помочь.
- Дядя Василий!
- Ну что?
- Давай так, чтобы я на Марфутке ездила. (Марфутка это и есть кобыла.)
Отрицательно качает матрос головой.
- Дядя Василий?
- Ну что?
- А если так, чтобы вовсе забыть про море?
Отрицательно качает матрос головой.
Как же помочь балтийцу? Думала, думала Нюта. И вдруг...
Проснулся однажды Виров. Глянул - нет Нюты. Пустует её кровать.
Вскочил как ужаленный Виров.
К дяде Дунаю:
- Где Нюта?!
К дяде Архипу:
- Где Нюта?!
Прачек криком перепугал:
- Где Нюта? Где Нюта? Где Нюта?
Нет Нюты.
"СОВЕСТЬ, ТОВАРИЩ, ЗНАЙ!"
Москва. Привокзальная площадь. Булыжник-вторец лежит.
Вышла на площадь Нюта, осмотрелась по сторонам.
- Куда тебе, девочка?
- Мне-то? К товарищу Ленину.
- К Ленину? По Мясницкой давай ступай.
Обгоняет Нюта прохожих. Полусапожки чеканят шаг.
Вот и Лубянская площадь. Стена Китай-города украшает вид. Остановилась Нюта.
- Куда тебе, девочка?
- Мне-то? К товарищу Ленину.
- К Ленину?! По Никольской давай ступай.
Шествует Нюта. Обгоняет прохожих. Полусапожки чеканят шаг.
Вот и Красная площадь. Знаменитая площадь. Замерла Нюта. Чудом из сказки Кремль-богатырь стоит.
- К Ленину? - переспросил часовой у Нюты. - Да откуда же ты такая?
Нюта ткнула на свою бескозырку.
- А, понятно. Черноморский, сдаётся, флот.
- Балтийский, - поправила Нюта.
- Ну, а зачем тебе к Ленину?
Нюта замялась. Что же ему сказать?
- По важному делу.
- Понятно. Значит, по адресу.
Часовой, красноармеец в длинной шинели, повёл Нюту к приёмной Ленина.
- Только ты совесть, товарищ, знай! - неожиданно грозно сказал провожатый. - Не чаи распивать идёшь. Сказала, что надо. "Спасибо. Будьте здоровы, простите, Владимир Ильич".
К Ленину Нюта попала только под вечер. Очень занят Владимир Ильич. Выступал на каком-то заводе. Провёл одно за другим три ответственных заседания. Принимал делегатов с Восточного фронта. Отправлял телеграммы на Южный. В номер газеты "Правда" срочно кончал статью. Не перечислить всех ленинских дел. А всё же время нашёл для Нюты.
Дожидалась Нюта в приёмной Ленина, не заметила, как заснула. Вдруг слышит сквозь сон слова:
- Товарищ ко мне?
- К вам, Владимир Ильич.
- Давно отдыхает?
- Не менее часа.
- Ну что же - тогда будите.
"ПОНЯТНО, ТОВАРИЩ ЛЕНИН"
Нюта вошла в кабинет. Вот он, товарищ Ленин. Не очень рослый, не очень низкий. Не худой и не полный. Молод - не скажешь. Старым - не назовёшь.
Улыбается Ленин:
- Будем знакомы - Владимир Ильич.
- Нюта, - ответила Нюта.
- Вот и отлично. Садитесь, товарищ Нюта.
Набралась девочка духу, хотела сразу сказать о Вирове. Однако Ленин опередил:
- Расскажите, товарищ Нюта, мне про Балтийский флот.
