В 30-е тихий прежде Арбат стал одной из главных улиц Москвы, и столовая была перепрофилирована под обслуживание сотрудников НКВД, в том числе охранников Сталина. В 1954 году после капитального ремонта с участием чешских специалистов ресторан «Прага» был вновь открыт для публики, и несколько десятилетий он был одним из самых престижных ресторанов Москвы. В его девяти роскошных залах часто проводились дипломатические приёмы. С распадом СССР он стал переходить из рук в руки, что неизбежно отразилось на качестве обслуживания. Работает «Прага» и сегодня – правда, в усечённом режиме.
Вторая литературная встреча с Прагой случилась у Ильфа и Петрова на страницах второго романа. Удивительное постоянство, не правда ли? Вернее, встреча эта случилась не у самих авторов двух легендарных романов, а у их… персонажа. Реального персонажа. Единственного настоящего сына лейтенанта Шмидта. Именно в Прагу попал из Галлиполи в 1921 году Евгений Петрович Шмидт-Очаковский. Ирония судьбы – единственный сын «красного адмирала» стал активным участником Белого движения. Более того – крейсер «Очаков», переименованный сначала в «Кагул», а затем, в сентябре 1919-го, получивший название «Генерал Корнилов», принял перед этим самое деятельное и во многом решающее участие в высадке десанта Вооружённых сил Юга России в Одессе и освобождению города от большевиков.
Евгений Петрович Шмидт-Очаковский
А начиналось всё совершенно иначе. Узнав о том, что отец возглавил восстание на мятежном «Очакове», шестнадцатилетний Евгений Шмидт немедленно прибыл на крейсер и присоединился к отцу. Когда «Очаков» был расстрелян и начал тонуть, Евгений вместе с отцом бросился за борт и спасся на миноносце № 270. Такое единство отца и сына неудивительно – Пётр Петрович Шмидт после развода с женой воспитывал сына самостоятельно и, несмотря на сложный и конфликтный характер, отцом был хорошим. Евгений был арестован, но, как несовершеннолетний, не был приговорён к наказанию. Уже в Праге он написал книгу воспоминаний об отце под названием «Лейтенант Шмидт («Красный адмирал»)». Она вышла в 1926 году в пражском издательстве «Пламя» и была переиздана в Одессе в 2006 году. В конце одесского издания – краткая биография Евгения Шмидта (вторую половину он добавил к фамилии в 1914 году). Родился в 1889 году, с трёх лет жил в Санкт-Петербурге, затем на Дальнем Востоке, учился в одесском реальном училище Святого Павла, севастопольском «Константиновском» училище, после расстрела отца жил в Одессе и Керчи, затем переехал в Санкт-Петербург, где учился в Технологическом институте, но война помешала ему получить высшее образование. Евгения призывают на военную службу, он оканчивает школу прапорщиков инженерных войск и получает звание прапорщика сапёрных войск. В 1917 году Евгений Шмидт присутствует на церемонии перезахоронения останков отца в Севастополе, затем воюет в Крыму на стороне Врангеля. После эвакуации с полуострова – обычный путь офицера-эмигранта. Галлиполи, затем Прага, где благодаря Русской акции помощи Чехословацкого правительства он смог завершить высшее образование в Высшей технической школе. Евгений Петрович Шмидт-Очаковский состоял в Галлиполийском землячестве в Праге и в Обществе русских, окончивших вузы в Чехословакии.
Как мы видим, Бендер совершенно не подготовился ко встрече с председателем арбатовского исполкома – он не только не смог назвать имени знаменитого отца, но и не догадывался о настоящем имени сына лейтенанта Шмидта и о том, что сын был с отцом на мятежном крейсере. Да и сам предисполкома не был силён в истории:
«– Скажите, а вы-то сами помните восстание на броненосце «Очаков»?
– Смутно, смутно, – ответил посетитель. – В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя.
– Простите, а как ваше имя?
– Николай… Николай Шмидт.
– А по батюшке?
– Да-а, – протянул он, уклоняясь от прямого ответа, – теперь многие не знают имен героев. Угар НЭПа. Нет того энтузиазма. Я, собственно, попал к вам в город совершенно случайно. Дорожная неприятность. Остался без копейки…
Председатель очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным то, что он забыл имя очаковского героя».
Да что там Бендер с председателем… Вот фрагмент из книги Евгения Шмидта, где он вспоминает дни заключения сразу после их с отцом ареста:
«Большинство офицеров было в полном походном снаряжении, а их возбужденные лица ещё носили следы пережитых ночных волнений и боевого задора. Меня они совершенно не замечали, настолько не замечали, что когда, после долгих и мучительных колебаний, я попросил папиросу у одного пожилого капитана, самого добродушного на вид (мы с отцом сильно страдали из-за отсутствия табаку), он, с готовностью раскрыв портсигар, впервые обратил на меня благосклонное внимание и недоумевающе спросил, глядя на мою матросскую куртку:
– А ты, малый, как сюда попал? Ты кто?
– Я сын лейтенанта Шмидта и арестован вместе с отцом, – ответил я с гордостью.
– Что ты, голубчик, у Шмидта никогда не было детей, я его хорошо знаю, – небрежно отозвался незнакомый капитан. Я вытаращил глаза.
– Позвольте, господин капитан, – начал я, не приходя в себя от изумления, я…
Но капитан уже не слушал меня и, повернувшись к сослуживцам, продолжал свой рассказ».
Прошло двадцать лет, и вся Россия узнала о «сыне лейтенанта Шмидта». Даже не о сыне – сыновьях. Их стало много. Слишком много. У «красного адмирала» появились даже «дочери». Все они ездили по бескрайним советским просторам и выманивали деньги у доверчивых чиновников. Наивность некоторых бюрократов Ильф высмеивал со страниц юмористического журнала «Чудак». Например, в самом первом номере журнала за 1928 год опубликован его фельетон «Холостой мальчик», в котором рассказывается о четырнадцатилетнем аферисте, который, выдавая себя за детского корреспондента «Пионерской правды», сначала получил во ВЦИКе бесплатный проездной на трамвай, а затем в ВСНХ вообще легковой автомобиль на несколько дней – якобы для того, чтобы показать город немецким пионерам. Мальчик умудрился даже взять во ВЦИКе с неизвестного гражданина три рубля за то, что пропустил его на приём без очереди. Сразу вспоминается «реконструкция провала» из «Двенадцати стульев». Видимо, таких случаев было в то время так много, что Ильф и Петров решили описать подобных «деятелей» в романе «Великий комбинатор», ставший впоследствии «Золотым телёнком», над которым они как раз начали в то время работать.
Два вопроса, которые неизбежно возникают при погружении в эту историю: почему Ильф и Петров выбрали в качестве персонажа именно сына, а точнее – сыновей лейтенанта Шмидта и знал ли сам Евгений Шмидт о «сухаревской конвенции» и Балаганове с Паниковским?
Поиски ответов на них не менее увлекательны, чем разгадка запутанной детективной истории. И вправду – как можно было насмехаться над героем революции 1905 года, имя которого вознесли на пьедестал не только победившие «красные», но вначале, после Февральской революции, Александр Керенский и адмирал Колчак, которые перенесли его останки с острова Березань в Севастополь и торжественно перезахоронили ещё весной 1917 года, возложив на могильную плиту Шмидта офицерский Георгиевский крест? В советское время это могло быть попросту опасным.
Ответ прост. В советском правительстве прекрасно знали о том, что сын героя Первой революции выбрал иной путь и вовсе не симпатизирует большевикам. Настолько не симпатизирует, что против них воевал. Небольшой фрагмент из книги об отце красноречиво характеризует его отношение к советской власти:
«Теперь, через 20 лет после экспериментов советских извергов и голодного галлиполийского «пайка», подобное меню показалось бы мне райским блаженством, но тогда, в 1905 году, оно не могло не возмутить нас обоих».
Евгений Шмидт вспоминает тут о случае, когда им с отцом – уже арестованным – принесли вместо офицерского солдатский паёк.
Белым эмигрантом стал и сводный брат лейтенанта – Владимир Петрович Шмитт, капитан 1-го ранга, гидрограф и океанограф, преподаватель Колумбийского университета. С 1925 года проживал в США и являлся активным членом Общества бывших русских морских офицеров в Америке.
Наверное, именно по этой причине настоящее имя сына лейтенанта Шмидта не было известно в Советском Союзе. Информацию о нём просто «закрыли», а шутить о нём можно было безбоязненно.
Знал ли Евгений Шмидт-Очаковский о том, что его имя стало вдруг невиданно популярным на родине? Вполне мог знать. Безусловно, встретиться с ним в Париже Ильф и Петров никак не могли – это было слишком рискованно. Встречи с белоэмигрантами не входили в планы несколько раз побывавших в Париже соавторов. А вот прочесть роман сын лейтенанта Шмидта мог – в 1930 году он переезжает из Праги в Париж, а с мая 1931 года парижский журнал «Сатирикон», редактором и издателем которого был Михаил Корнфельд, начинает публиковать роман «Золотой телёнок» – одновременно с его публикацией в советском ежемесячнике «Тридцать дней». В «Сатириконе» были опубликованы первые четырнадцать глав.
