Однако главным делом Льва Флориановича стала работа в РЗИА – Русском заграничном историческом архиве.
Русский заграничный исторический архив был основан в Праге в феврале 1923 года в рамках Русской акции помощи. Архив возник при культурно-просветительском отделении Земгора (организации русских земских и городских представителей в Чехословакии), и целью его являлось документирование жизни русской эмиграции. Возглавил РЗИА адвокат Соломон Яковлевич Гуревич.
С 1928 года архив перешёл в подчинение Министерства иностранных дел Чехословакии, и руководство им было поручено чешскому историку Яну Славику. В Научный совет архива входили такие выдающиеся учёные, как А. А. Кизеветтер, Е. Ф. Шмурло, В. А. Мякотин, А. В. Флоровский. Благодаря финансированию в рамках Русской акции помощи РЗИА содержал собственных сотрудников из числа эмигрантов в тех странах, где русская община была наиболее активно представлена. Таким образом осуществлялся сбор не только собственно документов, но и приобретение огромного количества периодических изданий на русском языке, выходивших во Франции, Германии, Польше, Великобритании, Югославии, Китае и многих других странах.
РЗИА состоял из трёх отделов: отдела документов, которым руководил Александр Филаретович Изюмов, отдела книг и журналов (библиотеки), которым руководил Сергей Порфирьевич Постников, и отдела газет, которым руководил Лев Флорианович Магеровский.
Лев Магеровский начал работу в РЗИА 1 июля 1924 года – сначала на должности разъездного сотрудника, а с 3 января 1925 года – на должности 3-го архивариуса Архива. В апреле 1926-го Льву Флориановичу было выдано удостоверение о том, что он уполномочен вести переговоры с учреждениями и лицами о передаче ими в архив материалов исторического значения.
Создание в Праге Русского заграничного исторического архива было, пожалуй, самым большим вкладом в сохранение русского культурного и политического наследия. И самым, пожалуй, хлопотным отделом из трёх (рукописного, библиотечного и газетного) был именно газетный, которым заведовал Магеровский. За период с 1923 по 1945 год в архиве были собраны десятки тысяч экземпляров газет и журналов более четырёх тысяч наименований. Значение собрания периодических изданий русской, украинской и белорусской эмиграции, хранящихся ныне в пражской Славянской библиотеке, настолько велико, что в 2007 году ЮНЕСКО внесла его в свой реестр Всемирного культурного наследия «Память мира».
Сразу после освобождения Праги советскими войсками под давлением Москвы правительство Чехословакии передало РЗИА «в дар Академии наук СССР в связи с её 250-летием», поставив под удар множество людей, информация о которых содержалась в документах архива, а Лев Флорианович Магеровский с семьёй перебрался в американскую оккупационную зону Германии, где участвовал в создании Греко-православной церковной общины для спасения бывших граждан СССР от принудительной выдачи в советскую зону оккупации. Через несколько лет, в 1948 году, Магеровские переезжают в США. Так начался американский период жизни Льва Флориановича.
Материалы РЗИА, кропотливо собираемые более двадцати лет, оказались в недоступном советском «спецхране», и Лев Флорианович Магеровский берётся повторить весь путь сначала и воссоздать русский архив в Америке. В США был жив и деятелен бывший посол Российского Временного правительства Борис Александрович Бахметьев, который много лет собирал документы русской эмиграции. Результатом их встречи явилась идея создания архива русской эмиграции, хранителем которого стал Лев Флорианович.
Александр Исаевич Солженицын, хорошо знавший Льва Магеровского и не единожды прибегавший к его услугам, в своих очерках изгнания «Угодило зёрнышко между жерновов» подробно описывает историю архива:
«История архива такова: с 20-х годов русская эмиграция собирала в Праге богатый архив воспоминаний и документов – ведь целая мыслящая Россия выехала, это был большой кусок живой России, клад для истории. Но в 1945 Советы оккупировали Прагу – и проглотили архив, увезли в Москву. С тех пор его концы наружу не подавались: очевидно он – «спецхран», спецдопуск, или вовсе закрыт. Можно рассчитывать только, что большевики его не уничтожили и не успеют потом, и сохранится архив для нашей истории дальней, но не ближней. Однако русская эмиграция, в основном перевалившая в ту войну за океан, – нашла в себе энергию начать в Нью-Йорке собирать новый архив, второго эшелона, а главное: нашла людей, память и факты для новых воспоминаний, доказав свою глубину и жизненность. Душой и хранителем стал профессор Лев Флорианович Магеровский, один из сотрудников прежнего пражского архива, главные организаторы кроме него – Б. А. Бахметев, последний посол Временного правительства в Штатах, и американец Филипп А. Мозли, друг России. Бахметев распоряжался и оставшимися русскими деньгами («бахметевский фонд»), так что некоторые средства были, – а как с помещением, статусом? В это время ректором Колумбийского университета был генерал Эйзенхауэр, в последний год перед своим президентством, – и предложил архиву приют в университете. Никакого делового письменного соглашения при этом заключено не было (но и что ж Бахметев смотрел?), а – по-джентльменски. Так и пошло, с 1951 года. Дали вентилируемый подвал без окон, и в тесноте да не в обиде Магеровский четверть века собирал и собирал воспоминания – большого охвата, от давнего революционного движения, и более всего Белого, находил возможных авторов, уговаривал их, пока живы, писать, сдавать на хранение, лично на себя принимал условия: от некоторых – секретности, от других – непременного возврата по требованию. Бился он всё сам, без штатов, за малое вознаграждение из бахметевского фонда, да помогал ему сын, кончавший тот же университет. Не было ни людей, ни средств, ни места для научной обработки, каталогизации, аннотирования. Магеровский, высохший изящный старичок, всё держал в памяти, среди тесных полок и по нескольку архивных дел в одной коробке, – всё находил преотлично, быстро, а ещё был властен не допускать коммунистически-подозрительных лиц – и не допускал. Архив скромно действовал – для эмиграции, для честных учёных. Таким я его застал летом 1975».
Процитирую также «Записки Русской Академической Группы в США» (Том XIX), в которых кратко описана биография Льва Магеровского:
«Приехав в Нью Йорк в начале 1948 г., Лев Флорианович опять берётся за помощь ближнему и, при деятельном участии в те годы возглавлявшего Американскую Митрополию Митрополита Феофила, немедленно организует при ней Комитет помощи беженцам, оставшимся ещё в Европе, и сотни семей, как служителей церкви, так и мирян, получают возможность начать новую жизнь в Америке. В то же самое время, Лев Флорианович стремится сразу возобновить связи с ранее знакомыми ему по Пражскому Архиву деятелями американского научного и политического мира – Хербертом Хувером, бывшим Президентом США и главой АРА, профессорами Ф. Е. Мозли и Дж. Т. Робинзоном, дипломатом, будущим послом Джорджем Кеннаном и др. – и вновь отдаёт все свои силы на воссоздание в относительно безопасных условиях свободной Америки переданного большевикам в 1945 г. правительством оккупированной Красной Армией Чехословакии Русского Заграничного Исторического Архива в Праге.
Пользуясь доверием русских людей самых различных политических взглядов – от легитимистов-монархистов до социалистов-антикоммунистов – Лев Флорианович создал в течение 26-ти лет (1951–1977) напряженного жертвенного труда второе в свободном мире по значению и объёму хранилище архивных материалов, документирующих недавнее российское прошлое, Белую Борьбу, а также почти все антибольшевицкие направления во всем их многообразии. <…> При этом надо подчеркнуть, что всё это было достигнуто при самом скромном – нищенском – бюджете и отсутствии иного служебного персонала, кроме одного Льва Флориановича. Только в ведении английской переписки и некоторых других архивных делах ему периодически и безвозмездно помогал его сын (Евгений Львович – прим. автора). Лев Флорианович держал связь с потенциальными вкладчиками во всех концах свободного мира и, особенно после ухода из жизни членов попечительского комитета, был действительно представителем Русского Зарубежья при бурном росте архивных матерьялов из года в год.
Лев Флорианович понимал, что ещё сохранился целый ряд лиц, как участников, так и наблюдателей исторических событий, которые своими воспоминаниями и мелкими личными архивами могут ещё как-то восполнить те изъяны в исторической документации, которые образовались вследствие изчезновения или уничтожения бесспорных первоисточников. Попавшие в Праге в советские руки материалы восстанавливались при помощи черновиков, мемуаров и воспоминаний, казалось, мало что представлявших собой в отдельности, но становившихся ценнейшими источниками, когда их брали вместе. Более того, Льву Флориановичу удалось разыскать некоторых бывших агентов-представителей Пражского Архива, уцелевших после войны, и быстро из них создать готовую сеть опытных представителей для нового Архива. Если раньше упор делался на поиски эпистолярных или документальных коллекций, то теперь выискивались возможные свидетели исторических событий и составлялись ценнейшие коллекции из бумаг, буквально выброшенных на улицу из квартир одиноких эмигрантов, ушедших в лучший мир».
