пояснил Камбов, — белку в глаз бить может.
— А фамилия?
— Нету, — развёл руками мужичок, — была вроде, только запамятовал. Зовите Куприяном, и всё.
Знакомая история — грешки за ним из прошлой жизни, может быть, даже каторга. Оттого и фамилию называть не будет, чтобы не нашли следов. Впрочем, мне без разницы, что там было.
— Светлячок, — Камбов улыбнулся, посмотрев на девицу, — тоже Талант имеет.
Я снова встретился с ней взглядом. На первый взгляд, она не была красивой — всё лицо изрыто глубокими оспинами, так что другие черты и не оценишь. Но если приглядеться, опричница оказалась вполне миловидной, с породистым носом и высокими скулами. А судя по псевдониму и Таланту, Светлячок наверняка внебрачная дочь какого-то дворянина. Насколько я знаю, таких детей отправляют в опричники, вне зависимости от пола. А коли она на вольных хлебах, то, скорее всего, отец умер, а родня девушку просто выгнала.
— И наш самый головастый, Разумник. — Светловолосый орк изобразил поклон, не слишком стараясь. — Стреляет хорошо, кузнечное дело может. И это, оружие нам делает, “огнебои”.
Вот на этом месте я оживился.
— Ты деланный? Где учился?
Светловолосый кисло улыбнулся левой половиной рта.
— Был с позором изгнан из университета Петербургской академии наук за вольнодумство и дерзостные эпиграммы на профессоров. Small wand’а не имею, Знаки умею класть только оружейные.
— Чем заменяешь small wand?
Он пожал плечами.
— Что под руку попадётся. Лучше всего лоза подходит.
Я кивнул и усмехнулся про себя. Да, лозой тоже можно, если сильно припрёт. Но если он накладывает ей оружейные Знаки и они работают, то у Разумника очень неплохие способности. Может статься, от этих опричников я получу гораздо больше, чем рассчитывал.
Киж привлёк моё внимание, слегка толкнув под столом ногой, и одобрительно качнул головой.
— Вы мне подходите.
Опричники переглянулись, и Камбов перешёл к самому главному вопросу.
— Готовы послужить вам, Константин Платонович. Поклянёмся не предавать, работу делать честно, во всём слушаться. А денег мы хотим по пятьсот рублёв на брата.
Девица пискнула, и Камбов поправился:
— И на сестру тоже.
— Пятьсот? — мгновенно включился в разговор Бобров. — Не многовато ли будет?
Следующие полчаса они с жаром торговались. Размахивали руками, хлопали по столу ладонями, швыряли на пол шапки и матерно бранились. В конце концов сошлись на двухстах рублях в год на человека, мои харчи и премии за “горячие” дела.
Мы ударили по рукам. Светлячок расторопно принесла бутылку, разлила по рюмкам, и мы скрепили договор, выпив по маленькой.
— Это Дмитрий Иванович, — я указал на Кижа. — Он отвечает у меня за безопасность. Его приказы обязательны, так же как мои.
Опричники оценивающе разглядывали Кижа, а мертвец холодно глянул на них и усмехнулся. На мгновение, не больше, сквозь его лицо проглянули кости черепа, а по комнате пролетело холодное могильное дыхание.
— Суров, — Куприян закашлялся, — у такого не забалуешь.
— Жду вас через три недели, как договорились.
— Злобино, да? Подле Мурома? — ещё раз уточнил Камбов.
— Верно.
— Будем, Константин Платонович, не сумлевайтесь.
Бобров выдал им небольшую сумму на дорогу, и мы двинулись к выходу. Уже возле двери я остановился — рядом с вешалкой стоял “огнебой”.
— Разумник, — позвал я и взял оружие в руки, — твоя работа?
— Моя, — подтвердил светловолосый орк и нахохлился.
Я провёл пальцами по металлу. Так-так, Знаки относительно чёткие, границы не размыты, рисовка грубовата, но лозой и я бы лучше не сделал. Магическая Печать на казённике с закрученным хвостом влево — стиль германской школы. Только уже вполовину разряжена. Ещё немного, и придётся перерисовывать.
— Хорошо сделано.
Прежде чем отдать ему “огнебой”, я с усмешкой приложил к Печати ладонь и позвал Анубиса.
Разумник взял из моих рук ружьё, глянул на полностью заряженную Печать и удивлённо захлопал глазами. Довольный произведённым эффектом, я вышел из дома.
* * *
Назад я возвращался в отличном настроении. Даже плохая дорога, моросящий дождь и низкие тучи не могли его испортить. Деньги от князя получены, вопрос с опричниками закрыт, а значит, я могу полностью посвятить себя мастерским. Поставить на поток лошадей, перебросив рутину на учениц, а самому заняться изобретениями. Во время поездки у меня родилось несколько замечательных идей, где можно смешать механику и магию.
Мы пообедали в трактире и вернулись в особняк Весёлкиной. Где там Марья Алексевна? Пора бы ей собираться и всем нам ехать домой.
— Константин Платонович!
На меня в дверях налетела хозяйка дома. Она смотрела с таким возмущением, будто я вчера её пытался соблазнить.
— Да, Изольда Петровна? Что-то случилось?
— В моей гостиной, — она указала себе за спину, — сидит купец, пришедший, как он говорит, к вам по делу. Марья Алексевна мне, конечно, подруга, но вас я бы попросила не приглашать в дом ваших друзей.
— Простите, Изольда Петровна, я бы никогда себе такого не позволил. Не имею представления, что это за человек, и явился он без моего приглашения.
— Да? — Весёлкина немного смягчилась. — Тогда идёмте и вы попросите его уйти. От него ужасно пахнет луком!
— Для вас, Изольда Петровна, всё что угодно.
Я решительно двинулся в гостиную. Там на диванчике действительно сидел купец. Бородатый, в длинном синем кафтане и высокой шапке. Увидев меня, он вскочил и кинулся навстречу. Не добежав двух шагов, купец бухнулся на колени и поклонился, стукнув лбом в пол.
— Отец родной, смилуйтесь! Не погубите!
Глава 37 — Домой
— Что?!
— Ваше благородие!
Купец, не вставая с коленей, мелко на них подпрыгивая, придвинулся ко мне и вцепился в полу камзола.
— Отец родной, не погубите!
— Руки! — я шлёпнул его по пальцам, заставляя отпустить одежду. — Вы кто такой?
— Купец второй гильдии Козявкин. Отец родно…
— Стоп! Ещё одно слово про отца, и я вас по-отечески велю высечь розгами.
— Секите! Секите, ваше благородие! Только не дайте погибнуть!
— Что вам надо, убогий?
— Не по своей воле, — затараторил скороговоркой купец, — но токмо ради душевного спокойствия княжны Вахваховой, покровительницы моей. Спать не может, побледнела, кушать отказывается. Не могу смотреть, как Тамара Георгиевна убивается. Сердце кровью обливается на бедняжку глядючи. Отец родной, не дай пропасть…
Я не выдержал, схватил его
