английских дворян задолго до войны. Однако к 1337 году у дворян был пятилетний опыт войны в Шотландии, войны негламурных осад и выжженной земли, нескольких крупных стычек и двух сражений. Шотландские войны 1330-х годов завершили военную революцию в Англии, которая началась во времена Эдуарда I за полвека до этого. В кампаниях Эдуарда III участвовали высокомобильные армии, состоявшие из отборной элитной тяжелой кавалерии, а также конных лучников и
хобеларов, быстро передвигавшихся по стране верхом на лошадях, но сражавшихся в пешем строю. В армии 1335 года, самой большой, которую Эдуард III когда-либо посылал в Шотландию, более половины лучников были конными. В небольших рейдовых отрядах, таких как тот, который с таким эффектом атаковал Абердин в 1336 году, вся пехота была конными лучниками или
хобеларами.
Шевоше, или крупномасштабный конный рейд, который должен был стать отличительной чертой английской стратегии во Франции в 1340-х и 1350-х годах, берет свое начало в ранних кампаниях Эдуарда III в Шотландии, так же как классические элементы плана сражения при Креси можно было увидеть в действиях при Дапплин-Мур и Халидон-Хилл[289].
Не менее примечательными, чем состав и тактика армий Эдуарда III в Шотландии, были способы, с помощью которых они были набраны. Феодальная призыв был основным методом набора кавалерии на протяжении всего правления отца и деда Эдуарда III, несмотря на решительные попытки обоих навязать более рациональную систему, лучше приспособленную к войне с длительными, частыми и агрессивными кампаниями. После 1327 года Эдуард III не объявил ни одного феодального призыва. Никто не говорил ему, как говорили Эдуарду I и Эдуарду II, что их военные обязанности ограничены коротким периодом срока службы, предписанным обычаем. Вся армия получала жалованье, начиная с главных графов и ниже. Королевский двор и личные свиты примерно трех десятков дворян (которые они предоставляли королю по контракту) обеспечивали не только всю кавалерию, но и значительную часть конных лучников, около половины в армии 1335 года, и гораздо больше в более мелких и специализированных полевых войсках последующих лет. Это было одной из причин заметного улучшения боевых качеств как пехоты, так и кавалерии. Эти войска обладали некоторыми сильными сторонами постоянных профессиональных армий. Они сражались вместе со своими друзьями и соседями, иногда из года в год в одних и тех же отрядах. Например, хобелары и конные лучники из Чешира следовали за сэром Джоном Уордом с личными войсками короля в трех последовательных кампаниях в Шотландии, а затем во Фландрии и Бретани[290]. Призванные дворяне, несомненно, были менее усердны, но очевидно, что они внесли большой вклад в прогрессирующую милитаризацию английской провинциальной жизни в 1330-х годах. Война стала еще одним фактором для сложной паутины интересов и обязательств, которая связывала их мир воедино.
Несмотря на отсутствие значительной полевой армии у противника, война в Шотландии имела репутацию рыцарского поля боя и привлекала добровольцев из многих стран Северной Европы. Добровольцы из графства отца королевы Филиппы Эно, присоединились к большинству армий Эдуарда III, включая Уолтера Мэнни, который остался в Англии, чтобы стать примерным англичанином, одним из великих капитанов первых лет французской войны. Немцы и французы прибывали небольшими группами. Граф Намюрский пересек море в 1335 году с более чем сотней человек, чтобы сражаться в Шотландии. Таким же постоянный был приток голландцев и брабантцев[291]. Этих людей не привлекала добыча или высокая плата, магнитом была личная репутация Эдуарда III и репутация его двора и армии. Личное участие Эдуарда III в кампаниях, смелое порой до безрассудства поведение короля, укрепило узы товарищества с его рыцарями и полевыми командирами, что лучше, чем тщательный политический расчет, объясняет, почему они поддержали его агрессивные замыслы против Франции в 1337 году. Король, считал Жан Лебель, "бросил англичан в свои походы и научил их сражаться". Этот священнослужитель из Льежа, сопровождавший дезорганизованную английскую экспедицию в Шотландию в 1327 году, помнил доспехи из кожи, в которых сражались ее предводители. Когда он в следующий раз увидел английскую армию, в 1339 году в Нидерландах, ее знатные воины блистали в пластинчатых доспехах. Хорошие доспехи были показательным символом, дорогим капиталовложением, сделанным дворянами добровольно. Генри Ланкастер был не единственным среди них, кто хвастался своим снаряжением и сидя на коне выставлял ноги, чтобы зрители могли полюбоваться его стременами[292].
Трудно сказать, в какой степени жадность способствовала воинственному настроению 1337 года. Война могла быть выгодной, особенно для агрессора. За каждым сражением следовало присвоение лошадей, доспехов и палаток побежденной армии, за падением каждого города — повальное разграбление товаров, драгоценностей и денег. Выкупы за пленных, сбор и распределение которых регулировались все более сложным кодексом, превратились в крупный бизнес, наиболее успешные дворяне, такие как Уолтер Мэнни, сколотили огромные состояния. Но какими бы привлекательными ни были эти перспективы, вряд ли на этом раннем этапе они были значительным стимулом, кроме как для профессиональных солдат удачи, таких как Мэнни. Их нужно было соизмерять с риском, возможностью поражения и разорения. В 1337 году даже не было ясно, что Англия будет агрессором. Вторжение северян во Францию было проектом на бумаге. Стратегия дальних набегов на французские провинции, которая оказалась столь прибыльной в 1340-х и 1350-х годах, все еще находилась в будущем. Для того чтобы разжечь аппетиты английских лидеров, требовался опыт, и если в 1337 году они отправились на войну за прибылью, то ожидалось, что ее обеспечит щедрость короны.
Характерно, что Эдуард III выбрал Парламент в марте 1337 года в качестве повода для публичной оценки заслуг друзей и слуг. Он создал шесть новых графов. Способный и амбициозный придворный Уильям Монтегю уже заслужил большие награды, спланировав арест Мортимера, благодаря своим толковым советам в череде дипломатических переговоров и сражениям в Шотландии, где его галантность лишила его глаза. И теперь он стал графом Солсбери и был назначен командующим предполагаемой экспедиции в Гасконь. Двое других придворных, Уильям Клинтон и Роберт Уффорд, которые вместе с Монтегю участвовали в аресте Мортимера, тоже получили графства. Генри Ланкастер, который командовал экспедиционными силами в Шотландии в предыдущем году, стал графом Дерби. Два графства были учреждены для отпрысков семей, тесно связанных с королевским. Один из них, Уильям Богун, хотя ему было всего около двадцати пяти лет, был ветераном государственного переворота 1330 года и нескольких шотландских кампаний. Он стал графом Нортгемптона, а в следующем году — констеблем Англии. Шестилетний наследник Эдуарда III, будущий Черный принц, стал герцогом Корнуолльским, что стало первым случаем, когда этот специфически французский титул был присвоен в Англии. Среди других дворян двадцать были посвящены в рыцари лично королем. Новые пэры и некоторые рыцари получили щедрые денежные гранты, чтобы они могли с достоинством поддерживать свое новое
