насквозь каземат, но при виде живого огня их настроение волшебным образом улучшилось.
Они разогрели консервы, поели, потом легли спать. Здесь нашлись одеяла, но они спали не раздеваясь, лишь сняв обувь, – так здесь оказалось холодно. Элари, сам не зная почему, устроился на верхних нарах. Здесь шершавый бетонный потолок был так близко, что он мог легко достать его рукой. Он лежал на спине, глядя вверх. Иногда снаружи доносился приглушенный гул, приближался, прокатывался над ним, и Элари чувствовал, как содрогалось глубокое подземелье, – слабо, очень слабо, но всё же заметно.
Постепенно он согрелся. Во мраке сиял живой чистый огонь, а наверху ревел ветер, тщетно стараясь добраться до них. Этот рев делал подземелье странно уютным, и юноша ещё долго лежал без сна, задумчиво глядя вверх и слушая бурю.
4.
Буря продолжалась три дня, то усиливаясь, то затихая. Всё это время они почти не вставали с постелей, ели, спали и опять ели. В конце третьих суток, когда ветер уже ослабел, Иккин сказал, что еды осталось всего на два дня.
– Как же так? – Элари был удивлен. – Три дня назад ты сказал, что еды на неделю, – теперь на четыре дня, а не на два!
– Мы много ели. Ты очень похудел за время похода. Я тоже. Теперь мы наелись на неделю вперед, – столько мы ещё сможем идти, пока не свалимся, и не умрем. Но до Унхорга всего три дня пути. Нам придется голодать только сутки.
Элари промолчал. Он видел, что кожа на лице файа натянулась и плотно прилегала к костям, знал, что и сам выглядит не лучше. Он чувствовал, что ему стало гораздо легче двигаться. Не только потому, что стал легче его рюкзак: стал легче он сам. Юноша задрал рукав шубы и посмотрел на руку. Она исхудала так, что стали видны все мускулы и жилы, но это всё ещё была красивая и сильная рука.
– Ветер стихает. Буря кончилась. Пошли, – сказал Иккин, натягивая башмаки.
В первые минуты ледяной ветер показался Элари непереносимым. Ему захотелось вернуться в бункер, но он натянул обшитые кожей рукавицы, сжал зубы, и пошел вслед за файа. Тот, впрочем, тоже шагал нерешительно. Постепенно забытые было навыки вернулись к юноше и он начал находить неожиданное удовольствие в походе, – мертвая пустыня оказалась всё же лучше подземелья...
5.
Они шли уже несколько часов. Убежище давно осталось позади. Впереди, ещё очень далеко, показались горы, – первые отроги гор Безумия, у основания которых был построен Унхорг. Элари подумал, что неплохо бы устроить привал... и в этот миг увидел ослепительно яркие электрические разряды. Они дугой двигались со стороны гор, и, не дойдя метров сорока до оторопевших путников, ушли в снег. Элари оглушил страшный треск, в лицо ударил порыв ветра, и тут же задрожала земля. Снизу донесся глухой тяжелый гул.
– Что... – начал Элари и смолк. Вокруг него начал разгораться воздух. Зеленовато-голубой туман сочился из-под земли, обволакивая всё. Они словно оказались внутри громадной газосветной лампы, которая мерцала, разгораясь всё сильнее. Окончательно ошалев от этой напасти, Элари бросился на землю, зажав руками голову и весь дрожа. Ему казалось, что они проваливаются в какой-то совершенно другой мир, где нет места человеку.
В себя его привел грохот, – подняв голову, он увидел, как рушится скала, оседая в облако пыли. Лишь сейчас до него дошло, что всё продолжалось лишь миг, – миг длиной в вечность.
Он встал и увидел, как поблизости поднялся Иккин. Они смущенно посмотрели друг на друга, потом отвернулись.
– Что это было? – спросил Элари, уверенный, что получит немедленный ответ.
– А я откуда знаю? – Иккин почти кричал, глаза у него были злые. – Я всего два раза шел по этой пустыне, – туда и обратно, откуда я могу знать? – Он с видимым трудом замолчал, пытаясь успокоиться. Потом продолжил. – Извини. Я не знаю. Здесь бывают всякие вещи. Но, что бы тут не творилось, мы должны идти дальше.
6.
Через минуту они уже шли, весело болтая, возбужденные пережитой опасностью. Элари плохо смотрел под ноги, и это его подвело. Он не глядя ступил на камень, повернувшийся под ступней, как живой. Юноша взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и тут же упал, перекатившись несколько раз, – они шли вдоль склона, и он начал вместе со снегом сползать вниз.
Элари барахтался, пытаясь встать или хотя бы остановить падение, но тщетно. Его тащило к краю мелкого, метров в восемь, ущелья, над которым они шли. На его дне громоздились груды каменных глыб и юноша, чувствуя, что падение будет смертельным, всё полз и полз вниз, беспомощный, точно в кошмаре. Его отчаянные усилия не могли даже замедлить спуск, – их словно вообще не было.
На самом краю пропасти торчал обломок скалы. Он ударился об него боком и успел ухватиться, уже чувствуя, как его ноги свисают вниз. На кошмарный миг глыба покачнулась под его весом и напором сползавшего снега, потом вновь застыла. Но, едва Элари попробовал подтянуться, камень качнулся опять. Он бессильно повис. Его рукавицы соскользнули во время падения и голые руки обожгло мучительной болью. Пальцы в один миг онемели и тоже начали соскальзывать.
Он держался лишь за счет силы воли, мгновение за мгновением. Ему хотелось позвать на помощь, но голоса не было. Впрочем, он понимал, что друг и так поможет ему. Иккин сбросил ранец и стал осторожно спускаться, – там, где сползшее вниз тело разрыло снег до неровной каменистой почвы, за которую он хоть как-то мог цепляться, но камни под ним тоже шевелились и сползали...
Наконец, его сильные руки сжали запястья Элари и потащили юношу наверх. Но файа оперся на тот же обломок скалы, и они все начали сползать. Элари
