свербит, я не свожу с него взгляд и старательно отгоняю от себя мысли о его нечеловеческой красоте.
— Это было прекрасно, не так ли? — ухмыляется он.
— Что именно?
— Запал этой маленькой девочки, — уголок его губ приподнимается, рот становится больше, будто кто-то продлил его… Продлил чем-то роскошно-острым. — Она ждёт перемен. Они давно их ждут. И было предначертано, что их божество сделает их выше прочих, сильнее, наделит властью и снимет оковы.
Страх течёт по моим венам.
Я сглатываю. Как хочется верить в то, что слова Найт — бред. Но жизнь, не фантазия, себя часто приходится заставлять и пересиливать. Поэтому я спрашиваю:
— Это… правда случится?
— Я думаю, что да. Наша братия в это верит не меньше, чем сами демоны. Я думаю, Тоня, — густая и липкая дрожь пропитывает тело, когда он называет моё настоящее имя, — что это будет самый весёлый век. Понимаешь? — слегка склоняет голову вбок, по-птичьи, сканируя меня взглядом.
— Н-не совсем.
— Пророчества имеют свойство сбываться. Даже если идёшь им наперекор. Но я всё-таки проявлю осторожность.
Выгибаю бровь. Осторожность? Что он имеет в виду? И при чём здесь я?
— Я позволил тебе узнать будущее, мне было любопытно смотреть, как демоница распинается, как едва ли не захлёбывается в оргазме, представляя своего бога. И весело наблюдать за твоими конвульсиями. За омутами больших глаз, которые доверху наполнял страх.
— Ты знал, что она расскажет?
— Ага, несложно догадаться, — ухмыляется Багул. — Я сказал тебе, что мне нужны развлечения. У каждого в семье своя роль. В моей семье у тебя она именно такая.
— Я должна развлекать тебя своими реакциями? — сжимаю прохладные пальцы в кулак. — Ты бы поселился в моём мире, открыл бы ютуб. Там люди постоянно на всё реагируют, а другие на это смотрят. Целый жанр, знаешь?
Он несколько мгновений выказывает непонимание, затем, разумеется, съезжает с темы.
— Нет ничего лучше реальных эмоций. Когда мать смотрит, как горит её ребёнок. Когда муж смотрит, как отдаётся другому жена. Когда маленькой беспомощной женщине говорят, что совсем скоро настанет Конец Света, и в очередной раз она… умрёт. Только на этот раз, скорее всего, окончательно. И в муках, — на этом он, конечно же, широко улыбается, словно чеширский котик. — Это мне может предложить твой… жанр?
Я собираюсь отступить на шаг. Неосознанно, по инерции… Но его ладонь с длинными, красивыми пальцами ложится на мою талию и каменеет на ней.
— Но… Багул, — оттого что назвала его по имени, глаза аспида на миг зажигаются оранжевым, — если так нравится впитывать живые эмоции людей, то разве не дальновидно радоваться Концу Света? Ведь, позволь заметить, первые дни или недели, не знаю, сколько это будет длиться, будет весело, а потом люди того… закончатся.
Аспид вскидывает бровь и… да, окутывает меня колким смехом, что смешивается с закатными лучами солнца.
Я будто бы в коконе его власти.
И самое сложное — это гнать от себя мысли, что мне это нравится.
— Может быть, и закончатся, — усмехается он, стиснув мой подбородок, заставляя приподнять голову, посмотреть в его невероятные глаза, — но как там говорят в твоём мире? Живём один раз, да?
Его голос обвивает меня змеями. Я сама не замечаю, как приоткрываю рот, глядя на него. И только мысль о том, что одна из этих воображаемых змей может заползти туда, нелепая и жутковатая, заставляет взять себя в руки и сомкнуть губы в тонкую линию.
— Чего ты хочешь от меня?
Находиться так близко к этому существу — пытка.
Может быть, всё дело в том, что он главный в своей… стае, клане, когорте, коммуне? Неважно, но он — вершина этой пирамиды, а я, к сожалению, её часть.
К тому же его имя на моей коже. От него исходит жар, и с каждой минутой он всё больше распространяется по телу.
Несмотря на то что сам аспид прохладный. Как и его взгляд. Правда, лишь иногда…
Эмоции на лице Багула сменяются быстро, я всё больше не успеваю за ним, всё больше схожу с ума.
И ему это нравится.
— Хочу предупредить, что убью тебя, — наконец, произносит он.
Почему-то серьёзно. Жёстко.
А я будто в противовес, вцепившись в его широкие плечи, не, жалея его, вцепившись, словно в камень, добела пальцев, смеюсь, как последняя истеричка.
Или лучше сказать — первая?
Он вновь выгибает бровь. А мне нравится, когда он так делает. Озадачивать фэйри — особенное удовольствие. Жаль только, что эта маска быстро сменяется безразличием и клубящейся тьмой в глазах.
— Я не удивлена, что сказать, — произношу сквозь смех. — Что, прямо здесь? Я уже своё отреагировала, по-твоему?
— Я не договорил, — отзеркалив мой смешок, отвечает он. — Ты не умеешь слушать.
— Да? — хлопаю ресницами. Глупышка. Всё ещё в образе парня, как бы. Но это мелочи. Вряд ли такого, как Багул, смутит. — А чего ж ты такую долгую паузу сделал? Тишина стояла, знаешь… гробовая.
Он облизывает губы. Приближается на несколько сантиметров. Будто пробивает ауру вокруг меня. И произносит:
— Я убью тебя в тот миг, когда начнёшь рассказывать кому-то о том, что слышала от демоницы.
Я представляю, как выгляжу в этот миг. В миг, когда полностью осознаю его слова.
— Хочешь, чтобы я просто наблюдала за тем, как мир катится в тартарары? Никому не сказала?
Он кивает, всё ещё не сводя с меня лукавого взгляда.
— А, может, драконы хотя бы уже знают? Если это такое супер-пупер важное пророчество, то…
— Нет, — не издевается он, на удивление, и умерщвляет мою надежду сразу же. — Никто помимо демонов, нас и богов не знает… Демоница рассчитывала на сделку с тобой, одним из условий которой было бы молчание. Ей, как и мне, нравилось пугать тебя.
Я прерывисто выдыхаю.
— Ты сказал, что наблюдаешь за мной. Ты. Все вы. Что это — развлечение. Может быть, этот запрет нужен для того, чтобы я сама предотвратила Апокалипсис? В этом дело? Хочешь посмотреть, как я спускаюсь в ту дыру? Или как вызываю их дьявола на дуэль? — жаль, усы в карман убрала, так бы ещё могла их покрутить для пущего эффекта.
Он вновь смеётся. На этот раз его смех скор на завершение и лёгок, словно лебединый пух.
