Из записки русского гонца Г. Кунакова, о событиях в Польше, декабрь 1649 г.: «И сидели-де Вишневецкий с товарищами у Збаража от казаков в осаде 7 недель, а к обозу их к коронному было казачьих самых жестоких 16 приступов. А из обозу Вишневецкого войско из осады на вылазки выходило дважды и с казаками билось, и с обеих сторон побиты многие люди… В коронном войске говорили все, чтоб им обоз покинуть и бежать всем; да укрепляя их и во всем ратным делом в обозе, в осаде будучи, промышлял князь Еремей Вишневецкий. А нужда им была в осаде большая: ели лошадей, и от тесноты и от нужные воды замытясь померли многие».
Вместо того чтобы спешным порядком идти на выручку осажденным прямой дорогой, король свернул в сторону на Броды и расположился под Белым Камнем. Очевидно, он ждал подкрепления, которое подходило очень медленно, а также вестей от литовского князя Радзивилла. По его расчетам он должен был уже овладеть Киевом. Но на пути Радзивилла встали крестьянско-казацкие войска под командованием полковников Криневского, Небабы, Подбайло, которые в жестоких боях в районе Чечерска, Речицы, Лоева задержали его.
7 июня 1649 года Радзивиллу под Звягилем удалось разгромить отряды Голоты. И сам Голота погиб в неравном бою. Сдерживать литовские войска становилось все тяжелей. Хмельницкий посылает сюда подкрепление во главе с киевским полковником Михаилом Кричевским. одним из тех польских шляхтичей, которые пришли к нему на службу и которым он верил до конца. Старый воин, он умел сражаться, но и его здесь постигла неудача. 21 июля под Лоевом его полк встретился с войсками Радзивилла. С переменным успехом бой продолжался целый день. Изрубленного саблями Кричевского казаки отнесли в лес, куда отступали сами. А утром Кричевского, бывшего без сознания, захватили гетманские жолнеры.
Он пришел в себя лишь на третий день. Стремясь узнать планы Хмельницкого, Радзивилл велел допросить Кричевского, но тот не сказал ни слова.
Когда ему стало совсем плохо, его спросили, не желает ли он, чтобы к нему позвали попа. Тот открыл уже помутневшие глаза и тихо ответил:
— Мало их будет и сорок.
Тогда предложили прислать ксендза.
— Дайте лучше холодной воды, — ответил Кричевский.
Слабыми руками он обхватил свою побелевшую голову и, сожалея о проигранной битве, так и умер, несокрушимый в своей стойкости.
И хотя в этих боях казацкое войско понесло большие потери, но дальше двигаться не мог уже и Радзивилл. К тому же в его тылу восстали белорусские крестьяне и городская беднота.
Но была и еще одна причина, почему король не спешил на выручку осажденной в Збараже шляхте. Уж очень ему хотелось, чтобы Хмельницкий хорошенько помял бока магнатам, глядишь, станут покладистей. Зная норов Вишневецкого, он надеялся, что и казакам достанется, и у Хмельницкого ореол героя померкнет. Ян-Казимир даже своим указом под Белым Камнем оповестил о низложении Хмельницкого и провозгласил гетманом изменника, прибежавшего к полякам еще под Пилявцами, Забуского. Хмельницкий был объявлен вне закона, а за его поимку назначена награда в 10 тысяч злотых. Король призывал украинских крестьян отступиться от Хмельницкого, обещая всем прощение и милости.
Когда же король двинулся на Збараж, Хмельницкий решил помешать ему соединиться с осажденным войском и дать бой отдельно. Он перегруппировал свои силы и, оставив часть войск под командованием генерального обозного Ивана Чарноты под Збаражем, с остальными полками и вместе с татарами выступает навстречу Яну-Казимиру.
Он подошел к Зборову почти одновременно с королем.
Лето в том году выпало дождливое и холодное. Речка Стрипа разлилась, ее болотистые берега превратились в море грязи. Хмельницкий укрыл войско в зарослях реки, в глубоких оврагах, и стал ожидать переправы королевских полков. Бурно разлившаяся река сорвала все мосты, и Ян-Казимир приказал строить новый, чтобы пятого августа начать переправу и через Озерное держать путь на Тернополь. О том, что Хмельницкий уже развернул свое войско на левом берегу Стрипы, в лагере противника не знали. Более того, с помощью местного населения Хмельницкий сумел переправить часть казаков в тыл полякам.
Привыкший лично руководить боем, Хмельницкий как только засветлело небо, выехал на польскую переправу. Таким было его нетерпение и желание победы, что он все должен был видеть своими глазами. Снова начался проливной дождь. И сразу все потемнело. Почти ничего не стало видно. Подъехав на своем аргамаке к высокому развесистому дубу, Хмельницкий окинул его оценивающим взглядом, потом молниеносно вскочил ногами на седло и, схватившись за крепкую ветвь, легко поднял на нее свое тело. Все только ахнули вокруг. От, батько Хмель. От сила!
— А что? — усмехнулся Хмельницкий. — Свой глаз — лучший глаз.
И, устроившись поудобней, стал наблюдать за передвижением поляков.
Дождь лил все сильнее, и переправа затягивалась. Наконец большая часть польского войска, наемные части и обоз оказались на левой стороне, и в это время в местечке ударили колокола. Это подавали весть казакам зборовские мещане.
— С богом, братья! — прозвучал набатом голос Хмельницкого, и войско лавиной ринулось на врага.
Казаки и татары выросли перед польским войском словно из-под земли. Их удар был столь неожиданным, что сразу же поднялась паника. Первыми бросились назад обозные слуги. За ними остальные. Напрасно король пытался остановить бегущих. Он хватался за уздечки коней, за знамена, грозил, умолял.
— Не покидайте меня, панове! Не покидайте отчизны, вспомните про славу предков ваших!
Но его никто не слышал. Паника еще больше усилилась, когда с тыла по королевскому войску ударил переправленный ранее через Стрипу полк Данилы Нечая.
Из записки русского гонца Г. Кулакова о событиях в Польше, декабрь 1649 г.: «И учали-де татары и казаки к королевскому обозу подступать. И первые побежали из королевского обоза поляки 7 поветов. А с начала того вечера учинили смуту Александро Любомирский, конюший коронный, староста сандомирский с братом своим, будто король из обоза побежал; и вместе со всеми людьми из обоза побежали, а с ними побежал Люблинский повет.
И король-де, слыша такую смуту, ездил по обозу всю ночь, а перед собой велел носить свечи, чтоб войско, его видя, от смуты унялося, и людей уговаривал, и к бою обнадеживал, и ласку свою за услугу им всем обещал. И остальные королевского войска — поляки, панские дети и знатная шляхта, и короля видев, и его королевские слова слыша, на бой против казаков и против татар никто не поехал, и хоронились в возы свои, а иные под возы, в попоны завиваясь. И король-де панят и шляхту из возов и из-под возов гнал на бой палашом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
