class="p1">Шнейдер не отвечал.
— Ты просто боишься, трус?! — презрительно воскликнул астроном.
— Боишься! Согласитесь, тут есть чего бояться.
— Но ведь мы с тобой перенесли опасности гораздо более серьёзные?.. Неужели же нам сидеть здесь вечно?
— Я не говорю этого, — запротестовал Шнейдер. — Мы выйдем, но сначала примем меры предосторожности.
— Да какие, болван? — вскричал Шарп, теряя терпение.
— Это уже ваше дело: вы ученый…
Легкая улыбка пробежала по губам астронома.
— Я могу для твоей безопасности принять только одну предосторожность…
— Говорите, говорите!
— Я выйду первым… Согласись, что ни один опыт не может быть убедительнее.
Шнейдер задумался.
— Согласен, — протянул он.
— Но что, если вы погибнете?
— Погибну? — Это мое дело.
И Шарп подошел к двери вагона, чтобы отвинтить ее гайки. Вдруг Шнейдер быстро взял его за плечо.
— Ну, что еще? — сердито спросил ученый, останавливаясь.
— Как вы думаете, профессор, имеете ли вы право так рисковать своей жизнью? — проговорил препаратор.
— Да ты шутишь, или нет? — удивленно воскликнул Шарп.
— Нет, я говорю серьёзно.
Ученый скрестил руки на груди.
— Так ты присваиваешь себе право мешать мне распоряжаться своей жизнью, как я хочу? — спросил он.
— Без сомнения… Не забывайте, что вы увлекли меня сюда, следовательно, вы и отвечаете за мой шкуру… Если вы погибнете, что будет со мной?
Шарп расхохотался.
— А, вот где настоящая то причина такой заботливости о моем здоровье! — сказал он. — То-то я удивлялся ей, особенно после сцены, разыгравшейся два дня тому назад!
Шнейдер смущенно опустил голову.
— Ну-с, так что же? — спросил Шарп, забавляясь его смущением.
— Вы сами понимаете, профессор, — отвечал после минутного молчания препаратор. — Когда я хотел вас убить, ваша смерть обеспечивала мою жизнь: воздух, которым вы перестали бы дышать, пригодился бы мне… Теперь — наоборот: ваша гибель повлечёт за собой и мою… В самом деле, что я буду делать, оставшись один в этой неизвестной стране и не обладая вашими познаниями?
Шарп серьёзно кивнул головой.
— Хорошо, — проговорил он, — я понимаю… В сущности, ведь ты прав… Но будь спокоен: обещаю тебе действовать настолько осторожно, чтобы не подвергнуть опасности свой жизнь.
— Вы обещаете? — недоверчиво спросил Шнейдер. — Даю тебе слово, тем более, что мне самому вовсе нет никакой охоты пропадать ни за грош.
Затем, подойдя к двери, учёный стал отвинчивать гайки. Окончив работу. Он отпер дверь и толкнул ее… Дверь, однако не подавалась.
— Что за чёрт?! — выругался Шарп.
— Вы еще очень слабы, — заметил Шнейдер, — дайте-ка я попробую!
С этими словами он налег плечом на дверь. Массивная стальная плита, закрывавшая вход, не двинулась однако ни на одну линию.
— Вот беда! Что бы такое могло ей мешать? — в недоумении проговорил препаратор, вытирая рукавом катившийся пот.
Шарп вдруг побледнел.
— Встань-ка опять на диван и осмотрись кругом еще раз! — сказал он.
Шнейдер повиновался. Через минуту ужасное проклятие сорвалось с его губ.
— Выйти невозможно! — проговорил он задыхающимся голосом.
— Невозможно?! Отчего же?
— Вагон своим днищем углубился в почву, и дверь не может открыться.
Ученый, словно поражённый ударом, повалился на диван.
— Надо непременно отворить ее, — проговорил он хриплым голосом, — и потом прокопать землю.
Шнейдер покачал головою.
— Но вы забываете, что дверь отворяется не внутрь, а наружу.
— Правда, — прошептал Шарп. В вагоне воцарилось глубокое молчание…
ГЛАВА ХLII
Попытка Шнейдера. — Отчаяние и ярость. — Надежда на Осипова. — Ужасные дни. — Два врага. — Преступный замысел. — Холод. — Покойник. — Провизии нет. — Близкая смерть. — Опьянение. — Возмутительное дело. — Шарп становится людоедом. — Обморок.
Долго Шарп и его спутник ломали себе голову, чтобы найти средство выбраться из вагона, ставшего их темницей, а в недалёком будущем угрожавшего сделаться и могилой несчастных.
— Я разобью окно! — вдруг вскричал Шнейдер, порывисто вскакивая со своего места.
— Зачем? — проговорил Шарп, безнадёжно качая головою. — Отверстие не настолько велико, чтобы через него можно было вылезть.
— Да, но через это отверстие мы можем всё-таки расчистить почву около двери.
— Притом, — добавил учёный, — окно сделано из закалённого стекла: его нельзя разбить.
— Все равно, я попробую… С этими словами препаратор вооружился тяжёлым стальным заступом, стал на стул и уже размахнулся, чтобы нанести сильный удар, как вдруг Шарп кинулся к нему и схватил за руку.
— Несчастный, — закричал он, — что ты хочешь делать?!
Шнейдер, не понимая причины волнения ученого, с удивлением взглянул на него.
— Что хочу делать? — проговорил он. — Разбить это стекло.
— А если атмосфера Луны негодна для дыхания?
— Ну? — спросил Шнейдер, все еще не догадываясь в чем дело.
— Весь воздух вылетит из нашего вагона, и мы погибнем здесь, задушенные… Понимаешь?
Теперь Шнейдер понял. Он выронил из рук заступ, опустился на диван и, схватив голову руками, — зарыдал. Шарп продолжал в мрачном молчании сидеть в углу. Вдруг Шнейдер вскочил, подбежал к ученому и, схватив его за ворот, начал душить, крича:
— Презренный! Ты завлек меня, уверяя, что на Луне возможна жизнь, а сам боишься выглянуть из вагона!..
Напрасно Шарп бился, стараясь вырваться из рук препаратора. Наконец ярость последнего утихла, и он оставил полузадушенную жертву, которая почти без чувств упала на пол. Поднявшись затем, Шарп затаил свой злобу и молча пошел в верхнюю часть вагона.
Несколько часов просидел он здесь, изыскивал средства выйти из этой могилы, но ни одна радостная мысль не осветила его мозга. Наконец, почувствовав голод, он сошел вниз…
— Я осмотрел оставшуюся провизию, — сказал, увидев его, Шнейдер, — у нас остается тридцать фунтов сухарей, пятнадцать фунтов говядины и пятьдесят литров коньяку… Как думаете, на сколько времени нам хватит этих запасов?
Шарп подумал.
— Пожалуй, на месяц, — отвечал он. — А сколько у нас остается кислорода? Ученый направился к резервуару, тщательно проверил его содержимое, сделал в уме вычисления и сказал:
— На шесть недель хватит.
— Шесть недель! Ну, это еще ладно: за шесть недель многое может перемениться, — отозвался Шнейдер.
— Ты забываешь, что провизии у нас только на месяц?
— Ну, месяц, все равно…
Удивленный подобной философией, Шарп взглянул на своего товарища и заметил, что он уже сильно выпивши.
— Что же у тебя за надежда? — спросил он.
— А может быть Осипов еще раз выручит нас!
— Безумный! — воскликнул учёный, краснея от гнева, — Осипов блуждает в пространстве и никогда не достигнет Луны!
— Э, полноте, профессор! — проговорил полупьяный Шнейдер. — Что может доказать, что вы не ошибаетесь?
— О, если так, то лучше смерть, чем спасение, благодаря этому человеку!
— Я думаю иначе.
Шарп злобно усмехнулся.
— Увидим, — прошипел он, — что ты станешь думать, попав в руки Фаренгейта…
С этого дня для несчастных началось ужасное существование. Антипатия, скрытно существовавшая между этими двумя людьми, всё возрастала и
