— Кража, сэр, ремесло умелых. Шантаж — занятие мерзкое. Мне понадобятся люди. Мы имеем дело с убийцами, и мне нужны те, кто умеет убивает.
— Людей я вам предложить не могу. Пламмер погиб…
— Здесь со мной пять стрелков, сэр. Они справятся. Но их нужно провести в город. Им нужна гражданская одежда. И еще нужно, чтобы вы написали лорду Веллингтону, что мы здесь занимаемся делом. Это, сэр, самое главное.
— Договорились,— облегченно вздохнул посол.
— И мне надо поговорить с леди, сэр. Бессмысленно красть одни письма, если есть другие.
— К сожалению, я не знаю, где она. Если бы знал, конечно, сказал бы. Похоже, она спряталась.
— Я хочу знать ее имя, сэр.
— Катерина,— грустно сказал посол.— Катерина Бласкес.— Он потер лицо.— Я чувствую себя ужасно глупо.
— Мы все совершаем глупости из-за женщин, сэр. Иначе какая же это была бы жизнь.
Уэлсли печально улыбнулся.
— Но если переговоры пройдут успешно, все будет кончено. Второй урок не потребуется.
— А если у него не получится, тогда мне придется украсть письма?
— Надеюсь, до этого не дойдет.— Посол поднялся и швырнул сигару в окно, где она упала на лужайку, выбросив фонтан искр.— Мне пора переодеваться. Полное парадное облачение. Сабля и все такое. И еще одно…
— Да, сэр? — Посла следовало называть «его превосходительством», но Шарп все время об этом забывал, а Уэлсли, похоже, не возражал.
— Мы находимся в этом городе только с разрешения испанцев. Так и должно быть. Поэтому, Шарп, что бы вы ни делали, будьте осторожны. И пожалуйста, не говорите об этом никому, кроме лорда Памфри. Он один в курсе всех дел.— Посол лукавил. Был еще один человек, который все знал и мог бы помочь, но Генри Уэлсли сомневался, что у него что-то получится. А раз так, то приходилось полагаться на этого жутковатого вида мошенника.
— Я никому не скажу, сэр.
— Тогда… спокойной ночи, Шарп.
— Спокойной ночи, сэр.
В холле его поджидал Памфри. От лорда попахивало фиалками.
— Ну что, Ричард?
— Похоже, я получил работу.
— Я так рад. Поболтаем? — Памфри повел его по освещенному свечами коридору.— Их действительно было пятеро? Ну же, скажите! Пятеро?
— Семеро,— ответил Шарп, хотя и сам уже не помнил. Впрочем, какая разница. Он был вором, убийцей, солдатом, а вот теперь ему предстояло разобраться с шантажистом.
Часть вторая
ГОРОД
Глава четвертая
Шарпу предоставили комнатушку на чердаке посольства. Плоская крыша временами сильно протекала из-за того, что не хватало огромного куска штукатурки. Остальную часть потолка покрывали опасные трещины. На столике стоял кувшин с водой, под кроватью — ночной горшок. Лорд Памфри принес извинения за предоставленное жилье.
— Жилье здесь, в Кадисе, арендовал консул. Всего шесть домов. Я занимаю один из них, но, думаю, вы хотели бы остаться в посольстве?
— Да,— ответил поспешно Шарп.
— Я так и думал. Тогда встретимся завтра в пять вечера.
— И мне нужна цивильная одежда,— напомнил Шарп его светлости.
Отправляясь спать, он обнаружил подготовленные для него пару штанов, рубашку и плащ. Похоже, одежда принадлежала несчастному Пламмеру. Была она грязная, слишком большая, неудобная и немного сырая, как будто после стирки ее ни разу не сушили.
Из посольства Шарп вышел в шесть утра — как раз ударили церковные колокола, и поднимающийся ветер разносил суматошный звон. Саблю и винтовку стрелок оставил дома — чтобы не привлекать к себе внимания, но прихватил из посольства пистолет.
— Он вам не понадобится,— заметил накануне лорд Памфри.
— Не люблю ходить без оружия,— возразил Шарп.
— Что ж, вам лучше знать,— сказал Памфри,— но только, ради бога, не пугайте аборигенов. Они и без того нам не доверяют.
— Я только осмотрюсь,— ответил Шарп.
Больше ему делать было нечего. Лорд Памфри ждал сообщения от шантажистов. Кто они, эти шантажисты — никто не знал, но появление письма в газете указывало на политические интриги некоей партии, решившейся на отчаянные меры, дабы разрушить союз с Британией.
— Если ваши переговоры ни к чему не приведут,— сказал Шарп,— тогда мы начнем с газеты.
— Мои переговоры всегда заканчиваются успешно,— заявил высокомерно лорд Памфри.
— Я все-таки посмотрю на эту газету,— остался при своем Шарп, а потому и выбрался в город рано утром. И, несмотря на то что ему были даны самые подробные инструкции, быстро заблудился. Кадис представлял собой лабиринт узких темных улочек и высоких зданий. Здесь нельзя было взять карету, потому что лишь несколько улиц были достаточно широки, поэтому богатые горожане пользовались паланкином или прогуливались пешком.
Солнце еще не встало, и город спал. Немногие бодрствовавшие, по всей видимости, еще и не ложились, кое-где слуги подметали дворы или носили дрова. У ног потерлась кошка, и Шарп наклонился погладить ее, а затем направился по булыжной аллее, в конце которой возле церкви обнаружил то, что хотел. На ступеньках спал нищий. Он разбудил его и дал гинею вместе с плащом и шляпой Пламмера, взамен которых получил плащ и широкополую шляпу нищего, протертые до дыр, засаленные и грязные.
Держа курс на рассвет, Шарп оказался на крепостном валу. Его внешняя стена уходила круто вниз, к портовым причалам, но стрелковые позиции находились практически на одном уровне с городскими улицами. Он прошел мимо притаившихся у амбразур мрачных орудий. Над водой мелькнула вспышка света — на полуострове Трокадеро французы разместили свои новые чудовищные мортиры. На стене несла караул рота испанских солдат, но по меньшей мере половина из них храпели. По краю вала бегали собаки в поисках еды.
Весь мир, как и город, казалось, спал, но внезапно вспышка расколола восточный горизонт надвое. В распространившемся плоско, как диск, белом свете проступили силуэты пришвартовавшихся кораблей. Затем свет померк, сжавшись напоследок в огромный клуб дыма, который поднялся над одним из французских фортов. А потом пришел звук. Грохот раскатился над бухтой и встряхнул сонных часовых. Снаряд упал за укреплениями, в четверти мили от Шарпа, однако взорвался не сразу. Оставленный запалом тонкий хвостик дыма повис в первых лучах утреннего света. Снаряд разорвался в апельсиновой рощице, и Шарп, дойдя до нее, уловил запах порохового дыма. Он пнул попавшийся под ногу осколок, спрыгнул на обожженную траву и вышел через рощу на темную улицу. На востоке занимался рассвет, и стены домов окрасились в грязно-белый цвет.
Он заблудился, но находился в северной части города, куда и хотел попасть, и после недолгих блужданий нашел-таки церковь с красным распятием на стене. Лорд Памфри рассказал, что распятие привезли из Венесуэлы и что, согласно поверью, в праздник святого Винсента красная краска превращается в кровь. Шарпа рассказ заинтересовал — хотелось бы увидеть, как краска превращается в кровь.
Он присел на нижней ступени церковной лестницы, завернувшись в грязный плащ и спрятав лицо под широкими полами шляпы. Улица была узенькая, всего пять шагов в ширину, и почти напротив него стоял четырехэтажный дом, украшенный каменной раковиной, вцементированной в белый фасад. Дорога шла вдоль той стороны дома, где находилась резная входная дверь с двумя окнами по бокам. Изнутри окна закрывались ставнями, а снаружи стекло защищали толстые, окрашенные в черный цвет решетки. На верхних этажах было по три окна, которые выходили на узкие балконы. Здесь, как уверял Памфри, печаталась «Эль-Коррео де Кадис».
— Дом принадлежит человеку по имени Нуньес, он владелец газеты. Живет над типографией.
Никто не входил в дом Нуньеса. Шарп неподвижно сидел на ступеньках, поставив рядом деревянную чашку, взятую из кухни посольства. В чашку он положил горсть монет, помня о том, что это лучший способ пробудить щедрость, хотя на улице не было никого, у кого сие человеческое чувство можно было бы вызвать. Он вспомнил нищих, которых видел в детстве. Слепого Майкла с острыми, как у коршуна, глазами. Рванину Кейт, одалживавшую у бедных матерей детей за два пенса в час и цеплявшую за подол богатых женщин на Стрэнде. С собой она носила шпильку, покалывая которой детишек заставляла их плакать и в хорошие дни зарабатывала два, а то и три фунта, которые тут же вечером пропивала. И Вонючего Мозеса, клявшегося, что был священником до того, как влез в долги. Тот за шиллинг предсказывал прохожим судьбу. «Всегда говори, что им повезет в любви, мой мальчик,— советовал он Шарпу,— потому что люди предпочитают удачу в постели счастью на небесах».
Было подозрительно тихо. Когда появились первые прохожие, Шарп забормотал слова, подсказанные Памфри:
— Роr favor, Madre de Dios.— Он повторял эти слова снова и снова, бубня невнятные благодарности, когда в чашку падала медная монета.
