в это время.
Ну, а дела тем временем в Малых Вратах шли своим чередом. Солнце грело вдоволь, да и дожди не давали земле сильно пересыхать. При такой погоде, понятное дело и всходы на полях тянулись к небу дружно, обещая к осени хороший урожай и трава на лугах поднималась душистым ковром, по которым пасся скот, нагуливая бока. От того в этот год, в прочем почти, как и всегда, жители, живущие на земле Вятской, не знали недостатка в молоке, мясе и хлебе, прибывая изо дня в день в приподнятом настроении. Ведь что, по сути, нужно в жизни мирному человеку, привыкшему трудится на родной земле? Чтоб солнце землю согревало, да дождь её в меру поливал, чтоб дети росли да скотина, вилась. А если земля родит, то и голода нет, а коли голода нет, то и болезни отступают. А у здорового да сытого человека и злобы на сердце не к кому нет, а коль злобы нет, то и воевать незачем, а коли воевать не нужно, то тогда знай себе трудись, да живи в радости…
Так мыслили все жители селения и сам Мишка, конечно. И при такой жизни даже мыслить не хотелось, что где-то рыскают разбойничьи шайки, думая на кого бы напасть, кого бы разорить. Но и тревожные слухи всё же доходили, до Малых Врат, заставляя людей с беспокойством поглядывать в сторону бескрайних хазарских степей. А слухи доходили разные. То кочевники где-то селенье пожгли, то скот угнали, а то и в полон кого захватили. Но и добрые новости частенько радовали слух Вятичей. Такие, к примеру, как привезли дозорные ратники из ближней крепости.
– Ох, и крепко мы задали этим степным разбойникам, – не скрывая удовлетворения повествовал старший дозора. Жилистый и крепкий мужик, от всего естества которого так и веяло какой-то надёжностью, а его соратники, подтверждая слова рассказчика покачивали головами и тоже улыбались.
– Выследили мы значит отряд степняков числом тридцать с небольшим клинков, все на конях добрых, все с луками тугими да с копями длинными, снаряжены они значит, не плохо. И мы за ними по пятам крадёмся, ну конечно одного самого быстрого, за подмогой в крепость отправили. Подмога нас нагнала в ночь уже. Сначала решили с налёта по врагам ударить, да уж больно темно было, во мраке половина супостатов того и гляди разбежится, да и в неразберихи могут и у нас потери появится. Ну, в общем, подумали ещё и решили тихонько без шума, на ножи взять ворога. Подождали почти до самой зорьки утреней, когда сон крепче обычного и отправили троих лесовиков своих кто ходить неслышно может и с ножом управляется умеет по лучше остальных. Те трое сначала охрану срезали, как говорится без единого шороха, а потом и спящих почти всех точно так же. Да так тихо ребята наши сработали, что и охнуть из хазар не кто не охнул громче чем песня жаворонка звучала по одаль. Оставили мы в живых только командира ихнего с телохранителем, да ещё пару приближённых к нему, что чином повыше.
– Что главарь степняков, что приближённые его, вели себя тихонько, молчали всё да в землю поглядывали, а телохранитель атамана ихнего, как уразумел с спросонок, что полонили его так словно с ума сошёл. То орёт угрозами, то слезами молит. Ну, мы ведь все кое-что по хазарский то мал-мала понимаем. Оказалось, что личный охранник смерти в бою просит, так как плен – это позор для всего его рода. А если говорит среди воинов славянских нет храбреца такого чтоб с ним выйти на поединок мог, то пусть просто его убьют, иначе он всё ровно вырвется рано или поздно и тогда кого не будь из наших зашибёт или даже загрызёт, если зашибить не получится. Поглядел на него наш пятидесятник, поглядел, да и решил, что толку с этого пленного бесноватого не будет, а поединок с ним кому-нибудь из молодых ратников опыту боевого добавит.
– Так тогда мы и поступили, кликнули тех, кто хочет с воином степняков сразится в честном бою. Желающих то много конечно оказалось, почти все юнцы, но старший наш прошёл сквозь них и отсеял большую часть, потому как этому хазарину неровня они были, а оставил только четверых самых умелых из молодых ратников. Бросили жребий, кому из четверых рубится с этим степняком. Выпало Григорию сыну сотника нашего. Григорий парень та ловкий, не смотри, что без уса ещё, да и ростом невысок, зато мечом и щитом владеет будто с ними и родился.
– Вышли значит оба война, друг напротив друга, обступили мы их, интересно же посмотреть, как схватка пройдёт, но оружие то своё наготове держим, на всякой случай. Хазарский воин на две головы выше нашего оказался и в плечах гораздо шире, да и меч его кривой длинней, чем у Гришки, вполовину. Здоров мужик нечего не скажешь, стоит на ногах своих кривых переминается, мечом по щиту своему колотит от нетерпения и рычит, значит, страху нагоняет. А глаза у степняка этого горят словно у волка в капкан попавшего. Ох, и тяжёлый соперник нашему бойцу достался. Думаю, я. А Григорий стоит против этого чёрта нерусского, спокойный вес такой, аж ленивый, кажется. Ремешок шлема подтянул своего и говорит готов я, значит, да с таким выражением на лице, ну будто по грибы идти собрался.
– И как только команда к бою прозвучала, хазарин на ногах своих кривых в раз до Гришки допрыгнул и с размаху рубанул. Гриха не увернулся, но шитом прикрыться успел, удар по его щиту получился, словно кузнец кувалдой вдарил. Если б наш боец прикрыться шитом не смог, то мне кажется, его бы на двое басурман мечом своим рассек, вместе с доспехом. Я уж откровенно говоря подумал, зарубит этот степняк нашего и вся недолга. Где ж с таким великаном справится, да который ещё и скачет, что бык, которому клеймо ставят. Не зря ведь он в телохранителях служил у атамана своего. Обычных воинов знать себе в стражу та ведь не берёт, это каждый знает. Против такого богатыря нужно в вдвоём, а то и втроём выходить и с копями желательно, что близко его не подпустить.
В голосе рассказчика зазвучали нотки волнения. Было видно, что ещё не старый, но уже довольно зрелый воин за каждого молодого бойца своей рати переживает словно за сына. Мишка слушал рассказ этого дозорного, не дыша и думал только бы не окликнул бы его не
