– Прошу, господин. – Осман коротко поклонился и повел визиря куда-то вглубь гарема. Мурад украдкой последовал за ними, кипя от злости. Постепенно, впрочем, гнев утихал, сменяясь холодным, расчетливым интересом.
Не похоже было, чтобы Кара Давут-паша отправился на поиски любовных утех. Сам Мурад, конечно, далек был пока что от услад плоти, но читал, как именно проявляется любовное томление. У Кара Давут-паши признаки такового отсутствовали напрочь. Скорее почтенный визирь напоминал воина, готовящегося к битве.
Постепенно стало угадываться, в какой коридор на этот раз свернет Осман, и Мурад почти разочарованно пожал плечами. Вероятнее всего, Давут-паша всего-навсего собирался навестить почтенную тещу, Халиме-султан. Но почему же тогда среди ночи? Днем дела обоим не давали встретиться?
К Халиме-султан Мурад в последнее время и не заглядывал. Она перестала быть ему интересна уже давно: ее партия при дворе потеряла всяческий вес, и даже юные жены султана Османа, Айше-султан и Акиле-султан, выказывали Халиме-султан исключительно пренебрежение. Пожалуй, с уважением к ней продолжала относиться лишь Кёсем-султан, мать Мурада, ну так она ко всем хорошо относится, да и сама, честно признаем, в последнее время участия в делах дворца почти не принимала!
А вот зря, похоже, не заглядывал. Что-то очень интересное намечалось…
Кара Давут-паша зашел к Халиме-султан, склонился перед ней низко, поцеловал руку:
– Моя госпожа…
– Все готово? – спросила Халиме-султан вместо приветствия.
– Да, госпожа. Мой человек готов исполнить все повеления и прервать наконец нить жизни этого никчемного правителя, обманом взошедшего на престол!
Мурад, казалось, весь превратился в одно огромное ухо. Надо же! Кто бы мог подумать, что Халиме-султан окажется куда смелей, чем все это огромное зловонное болото, именуемое султанским дворцом?
До сих пор Кара Давут-паша в целом Мураду скорее нравился. Настоящий воин, участвовавший в боях и на суше и на море. Но заговорщик?
– Отлично, мой дорогой! – В голосе Халиме-султан звенели злость и возбуждение. – Очень, очень хорошо. Тогда поведай мне о своем плане!
– Янычары готовы, госпожа. Знать нас тоже поддержит. Мало кому охота смотреть, как Хаджи Мехмед Эсадуллах и Пертев-паша вертят нашей державой, будто женской половиной собственного дома!
– Ну, кто там кем вертит… – Халиме-султан, не скрывая иронии, усмехнулась.
– А ты не знаешь, госпожа, что скажет… – Кара Давут умолк, но Халиме поняла вопрос. Впрочем, не нужно было быть ученым улемом, чтобы его понять!
– Что скажет Кёсем?
Кара Давут-паша молча склонил голову.
Наблюдающий за заговорщиками Мурад словно бы забыл, как дышать. Неужто матушка тоже участвует в этом заговоре?
Нет, не может быть! Кёсем-султан выше всего этого!
– Кёсем-султан выше наших… мелких дрязг с султаном Османом. – Каркающий смех Халиме-султан заставил Мурада потрясенно выдохнуть. Неужто женщина умеет читать чужие мысли? По спине пробежали холодные мурашки.
– Но если говорить серьезно… – Халиме сардонически искривила губы, – то, полагаю, Кёсем-султан промолчит. Что, по-твоему, должна сказать женщина, сына которой нынешний султан велел убить, якобы защищая свое право на трон? А я ведь точно знаю, что Мехмед и думать не думал на этот трон претендовать. И ты это знаешь, и Кёсем знает… Да покажите мне в Высокой Порте хоть одного человека, который этого не знает! Кроме Османа: лишь Аллах, да еще, может, шайтан ведают, что творится в его голове! Что скажет Кёсем-султан, когда узнает об убийстве человека, велевшего – все так говорят! – застрелить на празднике собственного сына, лишь бы тот не стал его наследником? Во имя Аллаха, да по сравнению с Османом мой Мустафа – светоч разума! Он, по крайней мере, никогда не велел казнить родичей! И давай начистоту, дорогой мой Кара Давут. Что должна сказать женщина, сыновья которой рано или поздно унаследуют трон?
– Моя госпожа… – Похоже, Кара Давут был потрясен не меньше Мурада, который до крови кусал губы, чтобы не выдать ничем своего присутствия. – Моя госпожа, маленький шахзаде Омер отошел к Аллаху вследствие несчастного случая…
– Да неужели? – Халиме изящно взмахнула рукой и, повинуясь этому легкому жесту, Кара Давут тут же умолк. – Ты так мало знаешь о том, что происходит во дворце, мой дорогой… Возможно, это и к лучшему. Осман оттолкнул Хадидже, а значит, сын шахзаде Османа трона не наследует, но вот старший сын султана Османа – дело совсем другое.
– Убить собственного сына? Невинного младенца, прожившего на свете менее года? – казалось, Кара Давут не верил собственным ушам. – Какой же отец на такое способен? Я еще понимаю, когда шахзаде устраивает заговор против отца, но вот так… Да кем же нужно быть для такого?
– Тем, кто возомнил себя великим султаном, – пожала плечами Халиме. – Тем, кто мечтает очистить кровь султанов от инородных примесей, сделав ее исключительно османской. Затея, на первый взгляд, благородная, но… Для такого нужно быть сумасшедшим, мой дорогой зять. Сумасшедшим, который забыл обо всем – включая цвет крови в своих жилах.
Почти против собственной воли Мурад кивнул, соглашаясь со словами Халиме-султан. В голове у мальчика подобное не укладывалось совсем. А он-то думал, что убийство Мехмеда – это самое ужасное из злодеяний султана Османа! Но он не только братоубийца, оказывается, он велел убить невинного ребенка, собственного сына, свою же кровь!
Как так можно? Кара Давут-паша прав: султаны всегда убивали шахзаде, посягнувших на трон, когда их время не наступило, и это вполне можно понять. И простить, да, простить тоже можно. Власть султана священна, равно как и власть отца над сыном, и преступать эту связь – значит пойти не только против отца, но и против Аллаха. Однако и у такой связи есть ограничения! Убийство невинного младенца тоже неугодно Аллаху. Отец должен беречь и воспитывать сыновей, а не убивать их ради своих гнусных замыслов!
Мурад дрожал, хотя ночь выдалась достаточно тихой и теплой. Дрожал от осознания жути, которая творилась в душе проклятого человека, занявшего трон Оттоманской Порты исключительно попустительством Аллаха!
Халиме-султан права: уж лучше безумный дядя Мустафа! Он не велит казнить близких родственников. И… он не так уж сильно подчиняется Халиме-султан. Скорее уж, зависит от матушки самого шахзаде Мурада.
Мысль была новой. Взрослой. И почему-то странно приятной.
– Я знаю, – продолжила Халиме-султан, – нам с тобой помогают… наши друзья, но они заинтересованы лишь в восстановлении утраченного равновесия сил. Что бы они ни хотели от нас с тобой, дорогой зять, они куда большего хотят от моего Мустафы… а знающие люди – от Кёсем. Что ж, да будет так. Я добровольно уступаю Кёсем-султан первенство, я прежде всего мать и потом уже султанша… во всяком случае, теперь. А Кёсем-султан… она прежде всего заботится о благе Блистательной Порты. Ты знаешь это, и я это знаю. Хотя обо всей державе я такого, конечно, сказать не могу… – Халиме-султан захихикала.
