прострации, а… чёрт знает, если честно, что бы я делала на её месте. Зная себя, даже самый худший вариант не стоило бы исключать.
— Ты будешь в порядке? — спрашиваю я.
Мне приходится изловчиться, чтобы протянуть Лие руку через всю кровать и не выглядеть при этом чересчур неуклюже.
— Нет, — честно отвечает Лия.
Вот за что я её люблю. Она никогда не стала бы скрывать свои настоящие эмоции, насколько плохими бы они ни были.
— Я же почти умерла, — Лия хватает меня за пальцы, крепко их сжимая.
Через прикосновение я стараюсь передать ей всё то, к чему не могу подобрать слов: я забочусь о ней; я скучаю по ней; я люблю её; я хочу, чтобы с ней всё было хорошо.
Молчу. Лия тоже. Мне есть, что сказать, но пугать её сильнее, чем сейчас, совсем не хочется. Поэтому мы просто сидим так некоторое время, пока я не замечаю, что Лия начинает клевать носом.
— Тебе нужно поспать, — тихо говорю я.
Лия отрицательно качает головой.
— Я не хочу оставаться одна.
— Я договорюсь, чтобы к тебе кого-нибудь приставили. Сейчас ты, возможно, не просто жертва несостоявшегося нападения, а ценный свидетель. Руководство точно не будет против сохранности твоей жизни.
— Спасибо, — благодарит Лия.
Её хватка слабеет, и я могу вернуть свою ладонь обратно.
— Можешь прийти завтра? — доносится до меня уже на выходе из комнаты. — Если захочешь, конечно.
Я гляжу на Лию через зеркало стоящего рядом туалетного столика. То, что произошло сегодня, знатно её подкосило. Она, может, и пытается из последних сил не показывать этого, но я-то видела её в худшие из дней и знаю, как выглядит её тихое отчаяние.
— Тебе вообще повезло, что я сейчас ухожу, — заявляю я.
Лия ловит мой взгляд через отражение и теперь уже искренне улыбается в ответ.
Я знаю, что мне нужно идти, но больше всего на свете желаю остаться.
Шаги прочь из комнаты даются чертовски сложно. Вскоре я оказываюсь сначала на улице, потом — на автобусной остановке. Возможно, если бы Лия догнала меня… Я оборачиваюсь на окна особняка Веберов, стараясь высчитать те, что выходят из комнаты их дочери, но это кажется бесполезной затеей. Дом огромен. Окон слишком много.
А Лия слишком обессилена, чтобы встать с кровати.
* * *
Мне страшно и неуютно, и всё же я возвращаюсь в штаб и иду в тренировочный корпус, чтобы вернуть меч и заодно поговорить с Антоном. Помещение гудит, защитники занимаются своими тренировками, обыденно игнорируя меня. Разве что те, кто был свидетелем моего побега с военной топографии, смотрят косо. Включая и Бена с Лейлой, которые прекращают спарринг по желанию первого, как только я оказываюсь рядом.
— Стоять, Зорька! — восклицает Бен, перегораживая мне дорогу. — Объясниться не желаешь? Юрий Геннадьевич ох…
— Давай позже, ладно? — бросаю я небрежно, отталкивая Бена прочь.
А он даже не сопротивляется; хотя, видать, просто среагировать не успевает. До меня ещё доносится конец его предложения, который он всё-таки произносит, пока я не дохожу до секции с оружием. Там кладу меч, крепление и нарукавник на место. Хорошо, что воспользоваться первым мне так и не удалось. Ведь наверняка здесь есть какое-то правило о том, что вообще-то нельзя просто так брать оружие и выносить его без веской на то причины.
— Знаешь, ты могла бы проявить хоть немного уважения, — раздаётся за моей спиной, когда я уже собираюсь ретироваться. — Я согласился тренировать тебя отдельно от других, а ты убежала в первый же день, ничего не сказав.
Я разворачиваюсь на пятках. Антон не ждёт моего ответа, лишь коротким кивком велит мне следовать за собой прочь из секции с оружием, а дальше — и из тренировочного зала. Так мы оказываемся в небольшом коридорчике с дверью, ведущей в имитационную комнату.
— Говори, — требует Антон. — Я хочу знать правду, а иначе на индивидуальные занятия больше можешь не рассчитывать.
Справедливо. Но я вспоминаю сегодняшний сон и понимаю, что реальность может оказаться очень к нему близкой.
— Кое-что случилось… — начинаю я расплывчато.
Антон ведёт бровью.
— И что же?
— Не могу сказать…
Антон выпячивает подбородок.
— Татьяна вернётся меньше, чем через неделю, — произносит он спокойно. — Если после первой же попытки ты поняла, что мой метод преподавания тебе не подходит и решила дождаться её, то спешу тебя огорчить — Таня всё ещё останется куратором направления, но теперь перейдёт на другую ставку преподавания, оставив боевую подготовку мне.
— Почему? — вырывается у меня.
— Потому что боевой подготовкой теперь буду заниматься я, — повторяет Антон. В его голосе проскакивает лёгкое раздражение. — Так что теперь придётся либо начать вести себя по-взрослому, либо…
Антон замолкает, но это явно лишь пауза для нагнетания обстановки. Что он скажет? Либо пытаться уговорить Совет разрешить мне изменить направление? Либо готовиться самой, но спрашивать с меня он будет по всей строгости?
— Я дам тебе второй шанс, но теперь всё будет исключительно на моих условиях.
Я соглашаюсь, кивая. На самом деле, методы Антона меня более чем устраивают. Он не прибегает к шоковой терапии в стиле Татьяны и он адекватен в суждениях о моих возможностях — лучшего учителя мне точно не найти.
А то, что он химера, возможно, и должно было бы смутить кого-то, но я точно не в числе этих неженок.
— И первым моим условием будет то, что твои занятия начнутся с завтрашнего вечера. На сегодня ты свободна.
Сказанное Антоном никак не вяжется между собой. Я, до этого сверлящая взглядом свои ботинки, поднимаю на него глаза.
— Что, простите?
— Андрей рассказал о том, что ты сделала для Нины, — отвечает Антон. — Я считаю, это очень благородно с твоей стороны.
— Рассказал? — я чувствую себя преданной. — Вам? Зачем?
— Ну, он рассказывал Марье, а я, так уж вышло, случайно оказался в нужное время и в нужном месте.
— Прекрасно, — вздыхаю я.
— Если бы ты рассказала тому, кому это знать необходимо, тебя бы освободили от занятий на весь сегодняшний день.
— Я вообще планировала держать это в секрете, — сообщаю я. — Увы, не всегда всё идёт так, как хочется.
Антон одаривает меня странным взглядом. Такого я не видела уже давно. Словно рентген или сканер, он заглядывает не сквозь, а внутрь.
Что он ищет?
— Ты же понимаешь, что мне придётся передать эту информацию вышестоящему руководству?
— Влас знает, — вырывается у меня. Антону это имя явно ни о чём не говорит, и приходится пояснить: — Член Совета. Он преподаёт в штабе.
— Я говорил о Дмитрии.
— Не сочтите за дерзость, но это
