И они с Жераром попали из огня да в полымя.
Жанна ни за что не хотела себе в этом признаваться, но ей отчаянно не хватало Жаккетты. Словно ушла с пиратом – и унесла с собой радость, оставив лишь печаль и постоянную тревогу.
– Она же деревня! – злилась на себя Жанна. – Вот вернусь в Монпезá – и еще пять таких возьму, вот чесноком вонять будет…
А тихий внутренний голос предательски шептал: «Да хоть десять… Они будут другие, и ты это знаешь».
Жерар вернулся с новостями.
– Ренн вот-вот принудят к сдаче. Герцогине Анне придется выйти замуж за французского короля. Люди шепчутся, что Людовик Орлеанский уже ведет переговоры от имени короля.
– Так он же арестован? – слабо удивилась Жанна.
– Уже освобожден. Специально для этой миссии. И даже назначен наместником Нормандии в качестве извинения за все неудобства.
– Человек, который сам был тайно обручен с герцогиней Анной, едет просить ее руки – руки замужней женщины, чье бракосочетание совершил сам епископ реннский, – для своего короля, у которого есть юная невеста, дочь супруга той самой дамы, чьей руки и земель он добивается… – Жанна печально улыбнулась. – Хорошенький компот.
– Из-за войны и осады у вилланов сорвался сев, – немного невпопад сказал Жерар. – Голодно. Анна сдастся.
Он был прав.
Пятнадцатого ноября одна тысяча четыреста девяносто первого года в часовне на границе города состоялась помолвка Анны Бретонской и Карла Французского.
Свидетелями с обеих сторон были четырнадцать тысяч воинов герцогини и сорок тысяч – короля.
Осада Ренна закончилась.
Был хмурый ноябрьский день, когда Жанна и Жерар въехали в Ренн через ворота Порт-Мордлез. Те самые, через которые в город для коронации въезжали бретонские герцоги.
Две массивные круглые башни-стражи по бокам, полукруглая арка-тоннель, в которой гулко процокали копыта, – и конь вынес Жанну в город, который она покинула год назад. В город, потерявший свою свободу.
Узкими улочками, стараясь не привлекать излишнего внимания, они двинулись в сторону Аквитанского отеля. И замерли на одной из площадей. Там горестно рыдали волынки, угрюмо бухали барабаны. А молчаливые горожане на каменном пятачке яростно танцевали кастрават. Левая нога, правая, левая, левая. Прыжок на правую, прыжок на левую, захлест левой на правую. Правая, левая, левая…
Жанна повернула коня и постаралась объехать это место стороной.
Силы покинули ее, словно отчаянный кастрават вытянул последнее. Жерар, увидевший, как она клонится с седла, успел подхватить ее, пересадил к себе. Жанна прижималась к нему, как к единственной опоре в зыбком, неверном мире. Лопнула ветхая завязка дорожного чепчика, и тяжелые волосы, неумело забранные Жанной утром в узел, высвободились, хлынули вниз.
Али, Махмуд, Саид и Ахмед окружили их, Саид поймал повод Жанниной лошади.
Так они и подъехали к Аквитанскому отелю, похожему на маленькую осажденную крепость посреди осажденного города. Со стены их увидели.
Распахнулись ворота – Большой Пьер лично снял запоры. Все обитателя отеля высыпали во двор, чтобы увидеть так долго отсутствовавшую госпожу, которую простоволосой привез на своем седле молодой незнакомый шевалье, окруженный мрачными мусульманами.
– Мы дома, Жерар, – только и хватило сил сказать у Жанны.
Долгое путешествие закончилось.
* * *
В Нанте, неподалеку от порта, на улочке, где располагались особняки солидных судовладельцев, у рыжего пирата, оказывается, был целый дом. Пусть и небольшой.
– Теперь ты здесь хозяйка, правь! – ввел он Жаккетту в новое владение.
За домом в отсутствие рыжего наблюдала пожилая семейная пара, живущая по соседству. Жаккетта не захотела пугать их своими восточными покрывалами и попросила Жана сначала приодеть ее так, как положено быть одетой добропорядочной домовладелице. Рыжий пират долго смеялся, но общими усилиями в лавочках около площади Шанж они выбрали подходящий наряд, а какие-то мелочи даже заказали.
Пока Жаккетта не то чтобы правила новым домом, а больше присматривалась к нему. Ее поразили запасы оливкового масла в подвале.
– Это с Джербы, – пояснил рыжий пират. – Там отличные оливковые рощи еще с римских времен, и мне джербийское масло очень нравится. Поэтому немножко запас.
– Немножко? С таким количеством масла годичную осаду можно выдержать, – заметила Жаккетта. – А какими делами ты будешь заниматься в Нанте? Зачем эти люди тебя нашли?
– Самыми разнообразными, – хитро прищурился рыжий. – Сейчас надо успеть разместить заказ на несколько кораблей. Свободная Бретань доживает последние денечки, но еще есть маленькие лазейки, в которые нужно просочиться. Подготовить почву для грядущих дел. Вдобавок к этому требуется завершить пару-тройку торговых операций, которые идут под моим патронажем.
– Ты такой важный? – удивилась Жаккетта.
– А ты думала!
– А я думала – бродяга… – простодушно призналась Жаккетта. – Ну, как из этой песенки твоей. Про беглого монаха.
– Что? – удивился рыжий. – Ты думала, что я голь перекатная, и, не моргнув глазом, пошла со мной?
– Ну, пошла, ну и что! – обиделась, что попала впросак, Жаккетта. – У меня-то ремесло, спасибо госпоже Жанне, есть, не пропали бы уж.
– Спасибо, солнце мое! – Рыжий поцеловал ее в макушку. – Не волнуйся, мы и так не пропадем. Я тоже имею в запасе несколько ремесел.
– Ну и хорошо, – буркнула Жаккетта. – Пойду овощи на похлебку порежу.
– Не сердись, – попросил ее рыжий пират. – Ты не представляешь, как мне приятно было услышать такое.
Жаккетта повеселела.
Рыжий ушел по делам. Жаккетта занялась похлебкой и, очищая морковку, все думала, как там госпожа Жанна…
* * *
Вечером в Аквитанском отеле были и охи челяди, и слезы Аньес, и праздничный ужин для всех обитателей.
Жанна была измучена дорогой, но нашла в себе силы встать ночью, взять приготовленный с вечера заступ и спуститься вниз, уповая на то, что земля еще не успела промерзнуть.
Кувшин с драгоценностями был там же, где они его с Жаккеттой и Аньес закопали год назад. Он пах землей. Жанна спрятала кувшин под плащом и поднялась наверх.
Вот теперь можно было вздохнуть более уверенно.
В своей спальне Жанна разбила кувшин и принялась вынимать драгоценности и выкладывать их на туалетный столик, на краешке которого теплился свечной огарок. Жерар спал, и сейчас его не могли бы разбудить даже таранные удары в ворота.
Серьги, браслеты, перстни, камеи, оправленные в золото, ожерелья, цепочки с эмалями, гребни с самоцветами… Драгоценные камни в них – рубины, бриллианты, изумруды, бирюза – подмигивали свечному огоньку, жеманились, словно провинциалки, долгое время бывшие в опале, а теперь снова попавшие ко двору.
