«Я сказал, выводи девку».
«Совсем?»
«Нет… У меня там пара ребят есть, с тобой свяжутся, пока смотри за ней. Куда везти — они знают. Если реально она просто про твою модельку снимает, то и не поймет даже. Запереть ее…»
«А если роет?..»
«Ты ж говоришь, что не роет?»
«Генерал, бл*дь!»
«Я должен быть уверен, что она не встрянет. Журналистка, блин. Выучилась!.. Если роет, разберешься с ней, понял?»
«Понял. С фотографом чего делать будем?»
«Не знаю. Я по нему инфу пробью, потом будем решать. Руську убираем. Времени на все — до обеда».
«И сам знаю. Все, давай, я на съемки, сторожить твою журнашлюху».
«За языком следи!»
Щелчок пальцем по экрану телефона. Запись выключена. Носов, не глядя, придвинул трубу по столу к себе. Взгляда от лица Лукина не отводил. Смотрел мрачно и устало.
— Эту хрень мои козлы прислали только утром, я ее уже нигде не мог найти, — зло процедил он. — Убил бы нахер.
— Убил бы — и что? Втянули девчонку и ее же подставили, — рассердился Егор, теперь хорошо понимая, почему она пришла к нему ночью. Ей было страшно. Но лучше бы ей хватило ума рассказать ему правду, а не сказки. И этот ее… или не ее… да какая теперь разница. Он тяжело выдохнул и спросил: — Она знала про обыск в номере?
— Знала, — Носов хлебнул еще кофе. Он привел Лукина в какой-то крошечный спорт-бар, где в это время посетителей почти не было. Только стены, увешанные фанатскими шарфами футбольных клубов, и отвратительный на вид полужидкий розовато-мутный недоеденный салат в тарелке. Какие-то детали, которые никогда в памяти не отложатся. — Знала! Она их просчитала почти сразу. Не голова, а компьютер. И никуда мы ее не втягивали. Сама приперлась.
— Эта версия значительно удобнее. Вытягивать собираетесь?
— Собираемся. Как только будем уверены, что рыбка с крючка не сорвется. Тут главное не спугнуть.
— И когда?
— Вечером они выдвигаются. По ходу, боятся влипнуть на посту, как в прошлый раз, а ночью дороги спокойнее, сам понимаешь. Под утро должны быть в Калиновке. Как только возьмем с поличным, начнем операцию по освобождению.
— Охренеть! — взвился Лукин. — А Руслана все это время будет… Где? И что с ней там будет? Ты соображаешь?!
— Мы ее найдем, — с нажимом ответил Носов, нахмурившись. — Ребята уже ищут. Когда обнаружат, установим наблюдение. Но если сейчас влезем, сорвем все к хренам. Для них она просто пронырливая журналистка, которая влезла в дерьмо. А если узнают, кто за ней стоит, то дело развалится нахер.
— Это ваше дерьмо, — Егор двинул стул, отчего металлические ножки громко заскрипели по керамической плитке пола. — И ей в нем не место.
— Она сама его нарыла. Она сама два месяца назад слила нам инфу. Она сама согласилась сотрудничать. И я тебе больше скажу — она сама этого хотела. Свою выгоду от этого дела она тоже имеет.
— Имеет? Сейчас она имеет неизвестно что и неизвестно где.
Некоторое время Носов внимательно рассматривал Лукина. Оценивающе, холодно. Потом хмыкнул и заговорил:
— А ты не психуй. Она сказала, что ты друг. А если друг, то думай давай. Мы операцию два месяца готовили. Росомаха еще дольше в этом котле варится. Да она первая меня урыла бы, если б я дал отмашку забить на все, спасать ее. Думаешь, просто так все? Пришла и «ребят, есть идея»? Да нихрена. Она пахала, мы все пахали. Если бы не ее участие, хрен бы что вообще было. Они второй раз по этому пути везут героин. Там на такие бабки… бюджет маленькой страны в Восточной Европе. Масштабы наглости впечатляют — у нас под носом. Договорняк. С военными договорняк. С суками, которые запросто позволяют гнать эту херь со своих аэродромов. Первый раз доставка успешная была, так они снова с мелкими корректировками. Мы им позволим провернуть все. Уже позволяем. С турецкого судна отгрузка состоялась ночью. Мы не рыпались. А Руслана уже тогда знала, что ее подозревают, ясно? Мы будем наблюдать, как они довезут груз до Калиновки, как погрузят в самолет. А потом возьмем всех скопом. Ты хочешь эту работу под удар поставить? Руськину работу под удар, когда она понимала, ради чего рискует? А риск был изначально, осознанный, еще когда она на них в Вене вышла. Там заказчик, но эту рыбу можно будет взять только тогда, когда мы удочку с нашего берега закинем. Она не журналист, ясно? Она часть операции. Да, ее похитили. Ее похитили как журналистку, которая еще не факт, что роет в их направлении. И ей хватит ума убедить в этом их. Потому мы будем делать то, что я сказал. И если бы этой ночью она не позвонила с твоего телефона… Мы бы тут не сидели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да пошел ты со своей операцией, — рявкнул Лукин, поднялся и вышел из бара.
На улице по-прежнему светило солнце, задорное и равнодушное. Такое же равнодушное, как и весь окружающий мир. Впрочем, и Егора не волновало ничего, кроме Русланы и возможности ее вытащить. Но вместо рациональных решений в голове разговаривали голоса — вместе, наперебой, и по отдельности.
«Он тоже чист, ребята на два номера сработали, ничего там нет».
Два номера. Два номера. Сломанный ключ и откровенность отношений напоказ. К чему?
«Вы импровизировать умеете?»
Где заканчивается импровизация и начинается правда? Та самая правда, которую она так любит и отсутствие которой признала за ним. Но у нее импровизация, а у него ложь.
«А смысл, если это конец?»
В голоса вклинивался рой отвратительных обрывков того, чем для Росомахи, забредшей охотиться на чужую территорию, может обернуться встреча с носорогами. Когда-то ее подстерегли в подъезде, и теперь это казалось детской шалостью по сравнению с тем, что может взбрести в голову «паре людоедских ребят».
— Вот же ж дура! — не унимался Лукин.
— И ты идиот! — отвечал сам себе.
Мог спросить еще раз.
Мог догадаться, что она не придет просто так. Не она. Не к нему.
Но включился не мозг, а прочие части тела. И вместо помощи и защиты он…
«Перестань!» — резануло вспышкой, Лукин скрежетнул зубами и поднял голову.
С удивлением осознал себя сидящим в кресле в собственном номере. Медленно поднялся и прошел в ванную. Ополоснул лицо холодной водой, заставляя себя вернуться в сегодняшний день.
Надо. Искать. Выход.
Никто и ничего не станет делать в ближайшее время. А ждать нельзя. Пока она неизвестно где, и неизвестно с кем. Значит, сам.
Егор порыскал по карманам, достал телефон и набрал дядю Севу.
Тот взял трубку довольно скоро. Закашлялся — с зимы бронхит лечил. И только потом выдал:
— Привет городу у моря! На рыбалку уже выбирался?
— Как сам? — спросил Егор вместо приветствия.
— Живой и ладно!
— Мне помощь твоя нужна.
— Что у тебя?
— Люди Загнитко, помнишь? Увезли одного человека. Мою знакомую… коллегу. Она встряла туда, куда не нужно. Но проблема в том, что искать ее сейчас не станут. У них операция. И не факт, что после их гребаной операции станут. Похер им люди. А я… черт, я не знаю, что делать!
Где-то там, в Черниговской области, в добротном доме дяди Севы воцарилось молчание. Тяжелое молчание, прерываемое только периодическим треском в трубке. Сигнал мобильного оператора в дядь Севином селе всегда был неважный.
— Ты тоже встрял? — наконец, услышал Егор.
— Нет, но встряну.
— Из-за коллеги?
— Да.
— Отговаривать тебя смысла не имеет?
— Не имеет, — резко ответил Лукин. — Помоги, если можешь.
— Мне надо знать две вещи. Когда ее увезли и насколько ты уверен, что это Загнитко?
— Увезли сегодня после одиннадцати. И это точно Загнитко. СБУшники его слушают.
— Как у вас, блин, все серьезно, — проворчал дядя Сева. — Коллега хоть красивая?
— Ты бы оценил, — усмехнулся Егор.
— Ладно… Как что узнаю, отзвонюсь. Ты там хоть глупостей не натвори.
— Да я не могу ничего! — рявкнул Лукин. — Помоги, дядь Сева, а…
— Жди, — коротко припечатал старый друг. И отключился.
Егор долго смотрел на трубку, в который раз собираясь с мыслями. Следующие полчаса механически заполнял ожидание — принял душ, позвонил Вике, проверил почту. С тем, чтобы не открыв ни одного письма, начать читать про Калиновку. Вот тебе и оптовые базы в Виннице.
