— Вот, — сказала мисс Плоскодонка, ловко спутав краба бечёвкой. — Вы и сами знаете, что с ним делать, это точно. Отличные крабы у меня, очень вкусные. Но тупые, как пробки.
"Ведро с крабами, — размышляла Гленда по пути на Ночную Кухню. — Вот, значит, как. Если девушка пользуется тролль-бусом, соседи в Сестричках её не одобряют. Это ведро с крабами. Практически всё, что когда-либо говорила мне мама — ведро с крабами. Практически всё, что я когда-либо говорила Джульетте — тоже ведро с крабами. Может, это просто синоним Толкучки. Так приятно и тепло внутри, что забываешь о мире снаружи. А самое худшее, что наиболее цепкий краб, который держит тебя — это чаще всего ты сама…" От таких мыслей у неё голова пошла кругом.
Свобода состоит в понимании простого факта: людям в большинстве случаев не разрешается бить тебя колотушкой по голове. Они развешивают вокруг множество явных и неявных табличек "Воспрещается!" в надежде, что это сработает, но если ты не подчинишься — лишь пожимают плечами, потому что настоящей колотушки у них нет. Вспомни хотя бы, как Джульетта болтала с теми благородными леди. Она просто не знала, что с ними нельзя так говорить. И это сработало! Никто не стукнул её молотком по голове.
Мисс Герпес завела такой порядок, по которому девушкам из подвала не дозволялось работать наверху, где свет был относительно чистым, потому что не прошёл еще через множество чужих глаз. Что ж, Гленда нарушила это правило, и что плохого случилось? Практически, ничего. И вот теперь Гленда шагала к Главному Залу, её прочные башмаки так крепко топали по каменным плитам пола, что, казалось, причиняют им боль. Когда она промаршировала мимо девушек с Дневной Кухни, те не сказали ей ни слова. А что они могли сказать? Неписаный закон гласил, что работницы Ночной Кухни не прислуживают за столом, когда университет принимает гостей, но Гленда решила для себя, что больше не читает неписаных законов. Кроме того, уже разгорался скандал. Слуги, ответственные за раскладку столовых приборов, старались краем глаза следить за перепалкой, что означало: многим гостям придётся сегодня есть при помощи двух ложек.
Гленда тоже заметила Свечилу, в ярости машущего руками перед Тревом и Ореххом, и направилась к ним. Она не слишком-то любила Смимса. Человек может быть занудой — не страшно, он также может быть глупцом — тоже ничего, но занудный глупец это уж слишком, особенно если он сдобрен к тому же противным запахом немытого тела.
— В чём дело?
Сработало. Если женщина скрестит на груди руки и задаст вопрос правильным тоном, застигнутый врасплох мужчина тут же ответит, не успев задуматься, и, что более важно, даже не успев придумать правдоподобную ложь.
— Они подняли люстру! Подняли, а свечи не зажгли! И у нас теперь нет времени, чтобы снова опустить и поднять её до прихода гостей!
— Но, мистер Смимс… — начал Трев.
— А теперь кормят меня отговорками и враньём, — горько посетовал Смимс.
— Но, мистер Смимс, я могу зажечь свечи прямо отсюда, — Орехх говорил так тихо, словно даже его голос сжался от ужаса.
— Не ври! Сами волшебники не могут такого, не забрызгав при этом весь Зал расплавленным воском! Ах ты, мелкий…
— Прекратите, мистер Смимс, — сказал голос, в котором Гленда с изумлением узнала свой собственный. — Вы действительно можете зажечь их, мистер Орехх?
— Да, мисс. Точно в назначенное время.
— Тогда не вижу проблемы, — заявила Гленда. — Оставьте мистера Орехха в покое, и пусть он обо всём позаботится.
Смимс взглянул на неё, и она увидела в его глазах ту самую воображаемую колотушку — мысль, что оставаясь тут, он может нажить себе неприятности.
— Мне пора идти, — сказала она.
— Мне тоже. У меня масса дел. — Смимс выглядел озадаченным и смущенным, но, с его точки зрения, бегство было отличным выходом из положения.
Гленда почти видела сквозь череп, как мозг Свечилы приходит к этому выводу. Отсутствие определённо снимало с него ответственность, что бы тут ни произошло впоследствии.
— У меня масса дел, — повторил он. — Ха! Не будь меня, вы все бродили бы в темноте!
Он подхватил свою заляпанную воском сумку и поспешил прочь.
Гленда повернулась к Орехху. "Не мог же он за пару минут стать ещё меньше? — подумала она. — Тогда его одежда сидела бы на нём ещё хуже, чем сейчас. Нет, это у меня воображение разыгралось".
— Ты действительно можешь зажечь свечи в люстре прямо отсюда? — спросила она вслух.
Орехх продолжал смотреть в пол.
Гленда повернулась к Треву.
— Он действительно… — но Трева на месте не оказалось, потому что он стоял чуть поодаль, вроде бы небрежно опершись рукой о стену, и болтал с Джульеттой.
Гленда с одного взгляда заметила всё: и его позу собственника, и её скромно опущенные глаза. Ещё не шуры-муры как таковые, но совершенно определённо прелюдия к будущим шурам-мурам. О, велика сила слов…
За наблюдателем всегда наблюдают. Гленда отвела глаза от сладкой парочки и встретила проницательный взгляд Орехха. Он нахмурился? Что он разглядел в её лице? Больше, чем ей хотелось бы, уж это точно.
Между тем суета в Зале нарастала крещендо. Капитанов футбольных команд видимо пока что собирали в одной из гостиных. Гленда так и видела этих мужланов, облачённых в чистые (или, по крайней мере, менее грязные, чем обычно) рубашки и доставленных сюда со всего города, из рабочих кварталов, вроде улицы Ботни. Она представила, как они толпятся, пялясь на высокие потолки и гадая, как им доведётся сегодня покинуть университет — живыми или мёртвыми.
"Ха, — подумала она, — скорее уж, мертвецки пьяными". И, пока она обдумывала эту мысль, позади внезапно раздался голос:
— Хмыы, в общем-то, не ожидали увидеть вас в Главном Зале, Гленда?
Это наверняка была мисс Герпес. Только экономка НУ умудрялась произносить «мы» начиная с буквы «ха», и завершать утвердительное предложение вопросительной интонацией. Кроме того, даже не оборачиваясь, Гленда явственно расслышала поскрипывание ужасного корсета,[19] а также звон серебряной цепочки, на которой, по слухам, висел ключ, способный отпереть любой замок в университете.
Гленда обернулась. Колотушки нет!
— Я думала, сегодня вечером пара лишних рук будет весьма кстати, — сладким голосом сказала она.
— Тем не менее, обычная практика…
— Ох, дорогая мисс Герпес, думаю, сейчас не до правил. Карета его светлости скоро покинет дворец, — вмешался подошедший Архиканцлер.
Мисс Герпес прекрасно умела угрожающе нависать. Но, образно выражаясь, лишь над равными себе. Наверн Чудакулли умел, если надо, нависать гораздо внушительнее, превосходя экономку минимум на два фута. Мисс Герпес поспешно обернулась и изобразила нечто вроде книксена, который (Чудакулли никогда так и не решился вслух сказать об этом) всегда выглядел несколько нервирующим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
