– Каят, подойди на стоянку, проклятый дройд опять вырубился и не перезапускается.
– Посторонись! – Пятерня нажал аварийную клавишу на комингсе возле гидроцилиндра привода, закрывая пандус снова.
– Похоже, у них отказы дройдов в порядке вещей, – заметил я.
– Неудивительно. Ты видел, в каком он состоянии? Весь ржавый, суставы в потёках… Бета, для тебя останется место в отсеке, когда сложатся опоры?
«Тут мы все трое поместились бы, – долетел ответ дройдессы. – За меня не беспокойтесь, в космосе открою створку и вылезу».
Пока мы с Пятернёй искали укромное местечко, стих шорох сыплющегося зерна, затем выключился внутренний транспортёр, подающий груз наверх бункера. Я, наконец, сообразил, чем вызвана такая конструкция корабля. Должно быть, он мог грузить зерно прямо с уборочных машин, на которые громоздить собственные конвейеры неразумно – лишний вес. В нижней части, для удобства опорожнения, бункер имел скошенные стенки. Вот между ними и корпусом мы и устроились. Вскоре залязгал отсоединяемый зернопровод, послышались неразборчивые голоса членов экипажа, и, наконец, по корпусу передалась неприятная вибрация включённых генераторов.
«Вижу внизу цепь штурмовиков на подходе к площадке», – доложила Бета, и тут же ещё один лязгающий звук возвестил, что посадочные опоры убраны, и люки их закрыты. Каботажник летел, и останавливать его, кажется, никто не собирался.
– Полдела сделано, – сказал я. – Что-то будет на станции? Как думаешь, Пятерня, наши физиономии уже в деках всего имперского командного состава в системе?
– Нет. Я успел потолковать с секретарём, записи видеоконтроля хранились только в его рехене. Оттуда они ничего уже не извлекут, электромагнитная граната.
– Я бы не сообразил.
– Естественно, ты ведь не рейдовик. Нас специально натаскивали по мерам противодействия.
Рыча и вибрируя, зерновоз покидал атмосферу. Спутник слежения не умел рассчитывать траектории, он гнал «сырую» информацию, зато Бета – умела. Дройдесса утверждала, что до грузового орбитального терминала мы доберёмся примерно за тридцать пять минут. Я надеялся, что за это время в межкорпусном пространстве не станет слишком жарко. Корабль, очевидно, двигался днищем к светилу и ощутимо нагревался его излучением. Пятерня посоветовал мне залезть глубже, за горловину бункера. Там, действительно, оказалось прохладнее, и всё равно, к тому моменту, когда зерновозка развернулась, чтобы совершить посадку на станцию, термометр на моей руке показывал 35.3, а датчики брони Пятерни почти 39 градусов по стоградусной шкале. Стук, лязг, затем какие-то скрипы, и каботажник замер на своих опорах.
«Командир. У нас неприятности, – раздался в комлинке голос Беты. – Корабль находится на наружной обшивке терминала».
– То есть, в ангар не полетим? – растерялся я.
«Похоже, что нет. Горловина бункера подключена к выходящей наружу трубе. Считаю, будут разгружаться прямо здесь».
– Проклятье, – пробормотал Пятерня. – А переходник они не соединили?
«Его на этом корыте вообще не предусмотрено», – отозвалась дройдесса.
– Задница. И довольно глубокая.
– Вот почему они не оцепили площадки, – сказал я.
– Точно. Допустим, я в своей броне могу выйти и наружу, а ты? – Пятерня вздохнул. – Придётся, видимо, захватывать эту лохань.
– Тут-то нас и повяжут, – отмахнулся я. – Погоди, есть ещё вариант. Бета, ты, случайно, не заметила, какой у горловины внутренний диаметр?
«Видела, но не анализировала, секунду. Около метра».
– А в бункере должен быть люк для обслуживания и чистки. Через него и пролезем.
– Ну, коллега, ты гигант! – восхитился Пятерня.
– Жить захочешь – не так раскорячишься,18 – нервно хохотнул я.
Дверцу технологического люка мы нашли, выбравшись из своего убежища, довольно быстро. Она была закреплена двумя здоровенными гайками, совершенно так же, как на Земле. А гаечный ключ обнаружился рядом, засунутый в щель между стеной и одной из панелей пола. Как хорошо, что на этом корабле летают такие законченные раздолбаи, а то пришлось бы мечом гайки срезать. Верхнюю я открутил быстро, а когда стронул нижнюю, из-под комингса люка посыпалась струйка зерна, что-то вроде земной чечевицы, но не коричневого, а рисово-белого цвета.
– Рано, – сказал Пятерня.
– Да, подождём.
Как только зерно перестало сыпаться, мы открыли люк и забрались внутрь бункера, держась за торчащие крепления петель. Стоять на зерне во время разгрузки очень опасно: может засосать не хуже болотной трясины. Дверцу за собой закрыли, и Пятерня аккуратно прихватил её гермопеной из небольшой аварийной тубы к краю комингса. Если зерно не начнёт высыпаться рекой, отсутствие гаек в полутёмном коридоре могут не заметить ещё довольно долгое время.
– Как только горловина очистится, – наставлял меня Пятерня, – прыгаешь первым. Там должна быть вершина горки, она смягчит удар. И сразу откатывайся в сторону.
– Ясно, – кивнул я.
В свете нашлемных фонарей была видна воронка зерна, утекающего в трубу, словно в пасть небольшого сарлакка, решившего перейти на вегетарианскую диету. Скошенное дно бункера обнажалось с каждой секундой. Едва проступил чёрный зев трубы, я соскользнул вниз, тормозя спиной и локтями от стенки. Следом за мной, а также мне за шиворот, сыпались остатки зерна. Падать оказалось не так и высоко, метра три-четыре, а затем я покатился с вершины горы к стене приёмного бункера. Луч моего фонаря метался в кромешной тьме под сводом. Мгновение спустя к нему присоединились две лампы на шлеме Пятерни, заставляя возникать и тут же исчезать исполинские жуткие тени.
– Толстая, – констатировал я, постучав по стенке бункера. – Ничего, мечом прорежем.
– А вот теперь ты погоди, – Пятерня положил руку поверх моей. – Пользоваться огнём среди зерна…
– Чёрт, верно… – пробормотал я, а мысленно обругал себя ещё более грубо. Надо же так опростоволоситься! Ведь знал же, что зерновая пыль горит и взрывается не хуже угольной или сахарной… Пятерня тем временем внимательно разглядывал что-то вверху. Снял с пояса гарпун, выстрелил в одну из потолочных балок и поднялся на тросе вверх. Передал через комлинк:
– Здесь есть зазор между чаном и потолком. Вполне пролезем!
– Любопытно, как они намерены ловить всё это зерно, если вдруг отключится тяготение? – сказал я, перебрасывая ноги через бортик исполинского чана.
– А вон, видишь, плёночный «зонтик»? – Пятерня посветил туда, где заканчивалась приёмная труба. – Он раскроется и удержит. Зато сэкономили на вентиляции.
– «Мы трудностев не боимся, мы их сами себе создаём», – кивнул я. – Ну, пойдём искать выход.
Зелёный отблеск аварийного светильника над входной дверью отсека зернохранилища я увидел буквально через пять минут, стоило убавить мощность фонарей и включить усилители изображения. Вскрывать замок не потребовалось: изнутри он открывался простым нажатием на механический фиксатор, на случай пожара. В сравнительно светлом техническом коридоре мы с Пятернёй внимательно осмотрели и отряхнули друг друга от белых следов зерновой пыли, чтобы не было заметно, где мы недавно лазали.
– На что-то похоже, – одобрительно сказал я.
Ангар грузового терминала в плане имел Т-образную форму и три выхода в открытый космос. Грузовиков, принадлежащих то ли легальным частным перевозчикам, то ли контрабандистам, в нём находилось больше десятка. Ондерон, как и любую планету с небольшим грузопотоком, преимущественно обслуживали именно они, крупным компаниям подобные объёмы были неинтересны. Переглянувшись, мы без дополнительных обсуждений двинулись в разные стороны, я влево, а Пятерня вправо. Надо было переговорить с владельцами кораблей, выяснить, кто из них захочет взять нас на борт, и кто улетает скорее. Место назначения роли не играло, нам требовался не транспорт куда-то, а транспорт отсюда. Разумеется, говорить об этом прямо в разговоре с корабельщиками не стоило. Продать, скорее всего, не продадут, но что помешает им поступить подобно Знакомцу и задрать цену? Поэтому я, если спрашивали, отвечал: летим на одну из удалённых систем, ищем попутный транспорт. Названия подсказывала по комлинку Бета в зависимости от того, куда летел тот или иной грузовик.
Повезло мне на предпоследнем корабле. Под его днищем возился молодой забрак, одетый в бежевый полукомбинезон и блестящую «противохимическую» куртку. Поговорив с ним, я выяснил, что грузовик называется «Тактический ход» и как раз готовится к рейсу в систему Никсор. Забрак оказался не хозяином, а бортинженером и не мог принимать решений, поэтому сразу повёл меня к шефу. Владелец корабля принадлежал к виду ланник, то есть, от обычного человека отличался лишь огромными, больше, чем у Йоды, растопыренными острыми ушами и маленьким ростом – примерно метр двадцать. Звали его Паам, Сорбел Паам, как он сам представился. Чисто Джеймс Бонд. Для удобства беседы Паам предложил мне присесть и сам забрался в высокое кресло напротив.
