Нет. Слишком многое сейчас стоит на карте, и неизвестно, кому вообще можно верить. Да и время, время поджимает. Лучше сразу самому поехать. Вот бы действительно там оказался полковник Басманов, с ним во время Х съезда партии наладилось взаимопонимание.
Только сначала нужно сделать еще одно дело.
Агранов в своих предположениях был недалек от истины. Ситуацию в Москве сегодня регулировал и направлял занимающий аналогичный пост зампреда ГПУ Трилиссер. На одном из своих последних совещаний заговорщики, тогда еще единые в своих целях и замыслах, договорились воздерживаться от стремления к высоким постам и заметному общественному положению, оставить за собой достаточно теневые должности, но позволяющие держать в руках все нити управления страной. И это было разумно, позволяло, по крайней мере вначале, избежать соперничества, добиться укрепления «новой власти», чтобы потом спокойно делить должности, титулы и привилегии. Им тогда искренне казалось, что они смогут уподобиться «отцам-основателям» Соединенных Штатов, создавшим великую державу и избавившим ее от внутренних разборок и потрясений на двести следующих лет.
И, может быть, без вмешательства извне идея оригинального общественного устройства РСФСР, которое можно было бы назвать «криптократией», имела шанс на реализацию. Однако не вышло. Приехал человек из Лондона, и, как писал в каком-то рассказе Аверченко, все завертелось…
От Менжинского вышли порознь, договорившись через сорок минут встретиться внизу, возле автомобилей. В огромном, как спортзал, кабинете Трилиссера остались трое из членов коллегии – он сам, Ягода и Артузов. И появился из маленькой двери четвертый – человек невзрачной наружности, похожий на гимназического надзирателя рыжеватыми усами, дешевым пенсне и кислым выражением лица. По крайней мере так выглядел надзиратель в гимназии, где учился Артузов. Крайне неприятный был тип.
– Он действительно думает, что готовится очередной мятеж, – удовлетворенно сказал Трилиссер. – И запаниковал, потому что не понимает, кому и для чего он нужен.
– О ком ты, о Троцком или Менжинском? – спросил Артузов.
– Конечно, о Менжинском, – усмехнулся Трилиссер. – Лев Давыдович паниковать не умеет, что для нас крайне неприятно. Поэтому придется срочно активизировать действия. Пока мы будем там трепаться, пусть все подключенные к операции «Фокус» начинают действовать в полном объеме.
– Объясните мне, – потребовал глуповатый Ягода, – что происходит на самом деле? Мы всерьез начинаем брать власть или только пугаем Троцкого?
– На самом деле не происходит ничего. – Начальник загранразведки хитровато хихикнул. – То есть некоторое брожение в кругах товарищей имеет место, кое-кому кажется, что их обманули, бузят сдуру не знающие, чем им теперь заняться, красноармейцы. Среди обывателей распространяются дурацкие слухи, к которым мы имеем некоторое отношение. Разве плохо придумано – готов, мол, декрет об отмене высшего образования, закрытии университета и призыве всех сотрудников в армию. Я бы и то бунтовать начал… И еще, пользуясь тем, что у нас с Артуром, – Трилиссер кивнул в сторону сидящего с невозмутимым лицом Артузова, – имеются выходы на агентуру Агранова, мы снабжаем его выгодной нам дезинформацией…
– Но зачем все это? – по-прежнему не понимал Ягода, известный своей чрезмерной амбициозностью, бескультурьем и одновременно тупым упорством в достижении поставленной цели. – Раз мы не собираемся как-то радикально менять власть, раскачивать сейчас положение крайне рискованно. Беспорядки могут выйти из-под контроля, на улицах в самом деле завяжутся уличные бои. А мы от этого ничего не выгадаем…
– Именно для этого, – скрипучим, весьма подходящим к его скучной внешности голосом сказал незнакомец.
– Простите, не имею чести быть знакомым? – спросил Артузов, игнорировавший человечка, пока тот молчал. Мало ли кто и зачем мог находиться в кабинете Трилиссера. Но раз он вмешался в серьезную беседу, следует уточнить позиции.
– Господин Подгурский, – представил гостя хозяин кабинета. – В прошлом – товарищ начальника департамента царского министерства иностранных дел. Сегодня – руководитель нашей резидентуры в Англии. Тот человек, о котором я вам уже говорил. Осуществляет связь с зарубежными друзьями.
Артузов молча кивнул.
– Ни правительство, ни военное командование, ни ваш друг Агранов не имеют представления, какими силами располагают «заговорщики» и какие цели преследуют, – продолжил свою речь Подгурский. – Умело подогревая беспорядки, мы дождемся, пока у кого-нибудь не выдержат нервы. Прольется кровь. Властям придется действовать решительно. Беспорядки вдобавок вызовут раскол и раздоры в ближнем окружении Троцкого. Там нет единого мнения в оценке событий. Когда начнутся уличные бои, несогласованность и глупое соперничество среди партийного и военного руководства достигнут предела… В подобном положении тот, кто проявит больше хладнокровия, решительности и твердости, справится с беспорядками и может рассчитывать на крупный куш.
– И все же – что дальше? Вы хотите только попугать нынешнюю власть бесчинствами толпы? Или заставить Троцкого собственными руками разогнать своих не справившихся с делом сторонников? А кто от этого выиграет? – Артузов вдруг увидел, что его слова не очень нравятся собеседникам, и уточнил: – Я не вдаюсь сейчас в идейные и моральные оценки акции, меня интересует только техническая сторона.
– Нет. Нынешняя власть нас вполне устраивает. Нам нужны именно беспорядки. Погромы. Убийства иностранных представителей, в первую очередь врангелевских…
Артузов, кажется, понял.
– Вы что, хотите спровоцировать возобновление войны с белыми? Но для чего? Республика сейчас воевать не может. Разве следующим летом… И вообще, что значит – мы? Это кто? Мы, в моем понимании, это Михаил, Генрих, я, Агранов тоже… Со мной лично никто ничего не обсуждал. Объяснись, пожалуйста, – обратился Артузов к Трилиссеру.
– Объяснимся позже. Положись на меня, не прогадаешь. Сейчас нужно довести дело до конца. А чтобы ты не переживал слишком, скажу, что войны не будет. Как только белые предъявят республике ультиматум, хоть какой-нибудь, вмешаются наши друзья.
– Тебе что, жалко белых? – вмешался Ягода.
Трилиссер жестом велел ему молчать.
– Это будет нечто вроде повторения августа четырнадцатого года… Улавливаешь?
– Мне помнится, август четырнадцатого года закончился плохо и для Сербии, и для России, и для Австрии с Германией…
– Кроме названных вами, там были и другие участники… – почти без интонаций сказал Подгурский.
– Ну, если так… – развел руками Артузов.
ГЛАВА 19
…Со своим предложением вызвать из монастыря дополнительные силы Рудников опоздал буквально на полчаса. Он успел переговорить по рации с дежурным офицером (сам Басманов был где-то в городе), передал ему распоряжение немедленно выслать на Гоголевский два отделения с полным боевым снаряжением и спустился на первый этаж. Двое офицеров дежурили у парадной двери изнутри, еще один наблюдал с чердака за двором и прилегающими кварталами, а четвертого он послал на улицу – следить за обстановкой от Волхонки до Арбата.
Штабс-капитан не сумел объяснить Ларисе причину своей тревоги, просто он воспринимал нынешнюю Москву как глубокий вражеский тыл и, несмотря на то, что недавно его группа действовала вместе с чекистами Агранова, поверить в перерождение большевиков не мог. Постоянно ждал от них какой-нибудь пакости. Слишком специфический опыт приобрел он в годы гражданской войны и не допускал для себя возможности мирного сосуществования в ближайшие годы. Может быть, когда-нибудь позже…
Рудников вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул холодный сырой воздух. Температура на улице быстро падала, может быть, скоро пойдет снег. Пора бы, неестественно долго тянется то дождливая, то сухая и солнечная осень…
Где-то в центре хлопнуло несколько винтовочных выстрелов. Вразнобой и, кажется, в разных местах. Штабс-капитан насторожился.
Далеко справа в перспективе бульвара, со стороны храма Христа Спасителя, появился грузовик. За ним еще один. Рейнджеры Басманова? Рудников прищурился, козырьком поднес ладонь ко лбу.
Рановато вроде бы. Даже если немедленно бросились выполнять приказ, за пятнадцать минут не успеть… На всякий случай штабс-капитан сделал отмашку своему офицеру, не спеша идущему по противоположной стороне бульвара от памятника Гоголю. Тот заметил сигнал, понял, присел на скамейку, начал прикуривать, не сводя глаз с командира. Жестом Рудников приказал ему наблюдать и без крайней необходимости не вмешиваться. А сам отодвинулся в глубину крыльца, прячась за массивным опорным столбом.
Машины остановились, с первой начали спрыгивать на мостовую разномастно одетые люди, вооруженные по преимуществу короткими винтовками без штыков. Издали Рудников не разобрал, австрийскими или японскими. Их оказалось довольно много – десятка полтора. Еще пару секунд он надеялся, что это не по их душу, может, просто, сбор по тревоге какого-нибудь рабочего отряда. В соседнем квартале располагался клуб профсоюза типографских рабочих.
