Один бывший янычар оставил весьма красочное описание подвигов шести из ворвавшихся во дворец солдат:
…когда толпа протискивалась через купол [покоев гарема, где прятался Мустафа], несколько слуг стали выпускать стрелы, которые падали среди людей, и рубить их на куски; те из них, которые были на куполе, пробивались через него, но спуститься [в помещение, находившееся под ним] не было возможности; когда им не удалось найти никакой веревки, они отрезали шнуры от занавесей палаты для заседаний совета визирей, и три янычара, а также три кавалериста, привязавшись к этим шнурам, спрыгнули вниз и упали прямо к ногам султана Мустафы.
Солдаты бежали с Мустафой тем же самым маршрутом; великий визирь и главный черный евнух были изрублены на куски.
Находясь возле мечети Шехзаде, Ибрагим из Печа очень хорошо видел все происходившее и вскоре заметил, что огромная толпа скапливается вокруг кареты, которая привезла Мустафу и его мать туда, где находились казармы янычар, а оттуда к их мечети, где янычары признали его султаном. В расположенном за километр от этой мечети дворце, ничего не зная о том, что происходит, Осман производил новые назначения и надеялся на то, что с помощью золота он сможет склонить на свою сторону янычар. На следующий день новый главнокомандующий янычарами занимался подавлением беспорядков, но был убит. Такая же участь постигла и нового великого визиря. После этого сам Осман тайно направился в резиденцию главнокомандующего янычарами, надеясь найти там офицеров, подкупив которых, он мог бы получить поддержку. Но мятежники обнаружили Османа. Из своего окна Ибрагим видел, как они одели его в лохмотья, посадили на лошадь и доставили к мечети янычар.
Один знакомый Ибрагима, который присутствовал в этой мечети, рассказывал ему о том, как Осман умолял тех, кто захватил его в плен, понять, что они совершают ошибку, восстанавливая на троне Мустафу (который находился напротив места для молений и все время вставал, чтобы посмотреть, чем вызван шум на улице), но все было тщетно. Потом с петлей в руке появился зять Мустафы, Дауд-паша. Осман быстро все сообразил и напомнил собравшимся о том, что Дауд-паша несколько раз совершал преступления, которые заслуживали смертной казни, и что он проявил к нему снисходительность. К Дауду-паше присоединилась мать Мустафы, и только вмешательство знакомого Ибрагима не позволило применить петлю по ее прямому назначению. В тот же день Мустафа уже в качестве султана въехал во дворец, а Османа на простой тележке отвезли в крепость Едикуле, где и удушили. Одно ухо и нос Османа доставили матери Мустафы. Султан Осман был погребен у подножья могилы своего отца, султана Ахмеда, в уже переполненной династической усыпальнице возле «Голубой» мечети Ахмеда.
Янычар, который оставил волнующий рассказ об освобождении Мустафы из гарема, приложил много усилий, чтобы показать справедливость требований своих товарищей, и записал некоторые из их претензий. Во-первых, их крайне возмущало возвышение воспитателя султана Османа, Омера-эфенди, человека незнатного провинциального происхождения и поэтому чуждого янычарам. Однако главной причиной их мятежа было явное намерение Османа заменить их рекрутированными в Анатолии мушкетерами, а султанскую кавалерию — кавалеристами из Сирии и Египта. Они обвиняли главного черного евнуха Сулеймана-агу в том, что он настойчиво убеждал Османа в том, что это вполне выполнимый замысел. Прием на регулярную службу этих сформированных в провинциях войск, состоявших из людей, родившихся в мусульманских семьях, и превращение их в основу новой армии представляло большую угрозу тому положению, которое занимали элитные полки, но еще большим было нанесенное таким образом публичное оскорбление, указывали они, потому что это были те самые люди, которые прежде оказывали противодействие установленному порядку, поднимая мятежи, сотрясавшие империю в годы правления султана Ахмеда. Кроме того, военнослужащие элитных полков считали, что их недостаточно вознаградили за те усилия, которые они приложили во время Хотинской кампании; а по возвращении домой они подверглись унизительным дисциплинарным наказаниям со стороны офицеров, которые, переодевшись, бродили по улицам и, обнаружив пьяных или бесчинствующих солдат, отправляли их служить на суда, перевозившие строительный камень.
Вот так этот красноречивый янычар объяснял то глубокое беспокойство, которое тогда испытывали военнослужащие султанских полков. Они считали, что их ревностно оберегаемым привилегиям, а на самом деле и самому их существованию, угрожает радикальный план Османа по набору живой силы из новых источников (если это действительно входило в его намерения). Сообщения современников о кровавом конце Османа отражают политические пристрастия их авторов: большинство из них достигло своего положения благодаря связям с политическими деятелями или бюрократами высокого ранга. Эти авторы утверждали, что Осман сам уготовил себе такую судьбу, внимая беспринципным советникам. Подобно своим покровителям, они могли только осуждать то возрастающее влияние, которое стали оказывать на процесс принятия решений такие функционеры из ближнего окружения султана, как его воспитатель и главный черный евнух.
Султан Осман II стал первой жертвой цареубийства в истории Османской империи; после казни Османа единственными оставшимися у династии представителями мужского пола остались его дядя Мустафа и его младшие братья. Мустафа правил еще шестнадцать месяцев, прежде чем снова был низложен, причем на этот раз теми самыми элитными полками, которые восстановили его на троне. Так был подан пример, которому следовали до самого конца столетия. Мустафу заменили старшим сыном Кёсем Султан, Мурадом [IV], который умер в 1640 году, когда ему было около тридцати лет, и не оставил ни одного наследника мужского пола. Преемником Мурада стал еще один сын Кёсем Султан и его брат, Ибрагим. Через восемь лет Ибрагима, получившего прозвище «Безумный», свергли с трона. В качестве законного преемника остался его старший сын, Мехмед [IV], которому тогда было всего семь лет. В данном случае несовершеннолетие не сочли основанием для того, чтобы лишить принца права престолонаследия, поскольку в тот момент Мехмед оказался единственным (если не считать его отца) представителем генеалогического древа Османской династии. В ту эпоху, когда пребывание монархов на троне внезапно прерывалось, а сами они умирали в раннем возрасте, не оставив совершеннолетних наследников, казалось весьма сомнительным, что династия сохранится. В 1687 году Мехмед IV, подобно Осману, Мустафе и Ибрагиму, был низложен взбунтовавшимися войсками. Тогда появилась возможность выбора среди законных преемников, среди которых были не только сыновья Мехмеда, но и его братья. В данном случае им стал брат Мехмеда и второй сын Ибрагима, который взошел на трон под именем Сулеймана II. За ним последовал его младший брат, который правил под именем Ахмеда II. Принцип старшинства, как критерия правомочности царствования, был твердо утвержден сыновьями Мехмеда IV, Мустафой II и Ахмедом III, которые были преемниками Ахмеда II. Оба лишились трона в результате янычарских мятежей.
Одним из ключевых моментов политической борьбы в первые годы существования Османской империи было имевшее место во многих частях Малой Азии сопротивление той однородности, которую навязывало государство, когда его административный аппарат стал более бюрократическим и централизованным, а его религия более ортодоксальной. На первый взгляд кажется удивительным, что в преимущественно мусульманской Малой Азии сопротивление центральному правительству империи оказалось намного сильнее, чем на Балканах, где преобладало христианское население. Частичным объяснением такого несоответствия безусловно является тот факт, что мусульмане возлагали на исламское государство большие надежды, чем христиане, но лишь немногие из них получили то, что они считали для себя должным. Мятежи джелали являлись лишь самой последней фазой непрерывной борьбы между провинциями Малой Азии и Стамбулом. Военные Анатолии никогда не признавали привилегии тех, кто имел прямой доступ к власти в Стамбуле, но теперь помимо этой давней оппозиции появился новый негативный фактор: напряженность в самом Стамбуле, вызванная борьбой за власть соперничавших группировок, среди которых видное место занимали султанские полки. Убийство Османа стало одним из внешних проявлений этой борьбы, которая в последующие годы оказывала решающее влияние на внутреннюю политику империи, предоставляя провинциям великолепный повод выражать свою неудовлетворенность.
Возмездие за убийство султана Османа пришло оттуда, откуда его никто не ждал, и совершилось в виде мятежа, во главе которого стоял губернатор восточной малоазиатской провинции Эрзурум Абаз («Абхаз») Мехмед-паша. Связанный по линии своей жены родством с тогдашним великим визирем Хадимом («Евнухом»), которого также называли Гюрджю («Грузин») Мехмед-пашой, Абаз Мехмед прежде являлся образцовым слугой Османского государства, добросовестно исполняя все свои разнообразные обязанности. Ибрагим из Печа знал, что назревает нечто опасное: в 1622 году он, будучи казначеем провинции Диярбакыр, видел, как обмениваются курьерами Абаз Мехмед и его собственный начальник, губернатор Диярбакыра, Хафиз («Тот, кто знает наизусть Коран») Ахмед-паша, и узнал, что Хафиз Ахмед планирует идти на Ускюдар во главе армии провинциальных военачальников, чтобы свести счеты с убийцами султана Османа. Когда в Стамбуле стало известно о том, что Абаз Мехмед изгнал гарнизоны янычар из Эрзурума и других подчиненных ему крепостей, он был снят с должности. Считавшиеся Абазом Мехмедом и его сторонниками причастными к убийству Османа члены султанской кавалерии и пехоты, которые находились в Анатолии по указаниям правительства, обнаружили, что они не могут выполнить поставленные перед ними задачи. Армянский священник Григор из Кемаха укрылся в стамбульском районе Топкапы (на земляных валах) от суматохи, которая возникла после убийства Османа, и получил следующие известия о событиях в Эрзуруме: все янычары, которым посчастливилось ускользнуть от разгневанного Абаза Мехмеда, переодевались и называли себя армянскими именами, чтобы их не опознали по дороге в Стамбул, куда они пытались добраться.
