прошу тебя, умоляю: просто проткни ножом, как других. Почему ты не можешь?
– Потому что ты живая! – разозлился Мелек, и его голос сорвался на крик. Вера ухмыльнулась: тут бы любой вышел из себя. – Те, другие… они были не живые, все вокруг – не живые! Я убивал их, потому что не видел в их глазах тепла, они были пусты, будто глазницы черепа. Они изначально были мертвецами. Что мне было делать в этом пластмассовом мире, в котором даже моя мать оказалась ненастоящей?! Только ты одна попалась живая…
Он сделал к ней еще шаг и поднял руки над головой, чтобы его не застрелили стоявшие позади оперативники BRI.
– Пожалуйста, брось нож.
Вера услышала, как Кристоф тихо дает команду стрелять. Если Мелек опять захватит ее в заложницы, снайпер не сможет его снять.
Эмиль топтался рядом с комиссаром. Вера заметила, что он был в разных кедах – на левой ноге белый, на правой – черный. Нет, красный! «Он же ранен, – вспомнила она, – его ударили мечом, кед пропитан кровью. Он переступал, оставляя на песке темный след, и вокруг их было множество. Он терял кровь, пока его сестра разыгрывала из себя истеричку!» Вера разозлилась.
В этом типе личности заложен один любопытный аспект – «истерики» не могут без истерики, это их кислород. Способ самовыражения. Но ведь надо знать меру: не вызывать же для сцен боевое спецподразделение уголовного отдела и окружного комиссара, даже если это твой родственник!
Мелек уже не знал, как ее остановить. Он достиг той кондиции, когда душа наизнанку.
– Что ты просишь меня? – кричал он едва не с яростью. – Ты таких, как я, ненавидишь. Я ведь чудовище! Убивал тех девочек… прокалывал их насквозь, как бабочек, водил за собой, пока они не падали бездыханные, и смотрел, смотрел, смотрел, как медленно сходит с их лиц краска, угасают глаза… Тогда я и тебя бы убил! По полгода работал как проклятый, покупал отрезы парчи и шелка, собирал по клочку их наряды, а потом снимал дорогой номер в отеле… Что ты просишь меня? Сделать то же самое с тобой? Ты не понимаешь! Как я смогу осквернить твое тело? Ты живая! Это же будет убийство! Брось нож, черт возьми!
Он кинулся к ней, и снайпер сбил его с ног одним бесшумным выстрелом.
Мелек, резко вскинув руки и хватаясь за воздух, плашмя упал на живот. Зоя с криком выронила нож и бросилась к нему. В шаге от него она замерла, прижимая руки ко рту, а потом обессиленно рухнула на колени.
– Франсуа, любимый… – Она с усилием перевернула его на спину. Снайпер угодил в икроножную мышцу. Мелеку было до умопомрачения больно, он еще не осознал, что произошло, и лежал на спине, уставившись широко распахнутыми глазами в небо.
– Ты будешь жить, – шептала Зоя, целуя его лицо, – тебя вылечат, все, что ты сейчас сказал, будет учтено в суде. Я люблю тебя, слышишь? Прослежу, чтобы с тобой хорошо обращались… Я буду с тобой, буду приходить к тебе. Слышишь, Франсуа? Любимый… Посмотри на меня! Прости, пожалуйста, что пришлось так поступить… Я буду с тобой, до конца. Я ведь, правда… люблю тебя, ты мне очень, очень дорог…
Она стояла на коленях, как Мадонна, в своем окровавленном белом платье, гладила его изувеченное ожогами и перепачканное в крови лицо. Он наконец очнулся, мотнул головой, оглушенный, заморгал. Она сжимала его руку, целовала ладонь.
Внезапно трогательная сцена оборвалась.
Зоя распрямилась, ее искаженное слезами лицо разгладилось, рот поджался – собранная, волевая, со сжатыми кулаками. Она глянула на свой голый живот, попыталась оттереть ладонью кровавые пятна, нагнулась к Мелеку и почему-то стала обшаривать его брюки. Она сорвала с заднего кармана пуговицу и бросила ее подбежавшему Эмилю. Три оперативника перевернули Мелека на живот, заломили руки за спину и щелкнули наручниками на запястьях.
Зоя невозмутимо отошла, спокойно подняла с песка выроненный нож и сунула в голенище высокого ботинка. Вера видела, что она избегала смотреть в сторону Мелека, ее лицо было ужасающе сосредоточенным.
– С ума сошла! – налетел на нее Эмиль. – Ты когда его вычислила?
– В тот день, когда давала тебе его профиль. – Она опять посмотрела на свой живот и совершенно будничным движением попыталась свести порванное платье. Не верилось, что минуту назад она трогательно рыдала над поверженным возлюбленным, покрывая поцелуями его ладонь. Вера в недоумении уставилась на сестру своего шефа, которая оказалась весьма темной лошадкой.
– Все сошлось, как разбитая ваза, – объяснила Зоя. – Я думала, ты тоже догадался. Он следил за мной в Лувре, ни одной экскурсии ни пропускал.
– Зоя, это самоволие тебе с рук не сойдет! – подошел к ним Кристоф. Он был так бледен, что даже шрам под ухом стал совершенно незаметным. У него дрожали руки! Он пытался зацепить большие пальцы за ремень, совал руки в карманы брюк, но никак не мог их успокоить.
– А что мне оставалось делать? Вы упустили его в квартире! – пожала плечами Зоя.
– А еще раньше? Какого черта ты не следишь за своим телефоном!
– Да Мелек украл его у меня! Но что я должна была сказать: ой, простите, операция отменяется, маньяк украл у меня телефон? – скривила она свой красивый рот, необычно бледный без привычной красной помады.
Эмиль перевел тяжелый взгляд на дядю.
– Операция? Вы договорились, что ли?
– Это была просьба Зои. Она уже два месяца с ним спала… Взять его могла только она.
– А ты знал! – Эмиль скрежетнул зубами.
– В этот раз я тебя опередила, братец. – Зоя расплылась в улыбке, но потом протянула к нему руки. – Ну иди сюда, прости… Простишь?
Он отвернулся, а она повисла на его шее.
Вера стояла с открытым ртом. Вот тебе и истеричка! Это все было частью операции?
– Как ты могла знать, что он придет ко мне? – самолюбие Эмиля было не просто уязвлено – растоптано. И кем? Собственной сестрой, которая оказалась лучшим сыщиком и агентом, чем он.
– Я не знала, я вшила ему жучок в карман. Мне повезло, что он сбежал в этих брюках после того, как обрядил Тьерри в платье. Мы собирались брать его в другой квартире, но он весь день провел, бродя по людным местам. А потом вижу по мобильнику… по второму мобильнику, о нем ты не знал, прости, не вечно же быть у тебя в поле зрения!
– Зоя! – прорычал Эмиль.
Она вскинула руку, изобразив пальцами уточку, которая захлопнула клюв, принуждая Эмиля замолчать.
– Он направляется к тебе, – настойчиво продолжила она, игнорируя эмоции
