Я улыбнулась, достала из сумки косметичку и поправила грим:
— Включай камеру. Я готова.
Это был хороший сюжет. Может, один из самых лучших. Мы засняли и начало концерта, и интервью, и закулисье и многое из того, что никто не снимал. Я не знала, что по окончании этой блестящей работы ко мне придет только одна мысль — умереть.
После восторга и упоения — пустота. Ни чувств, ни слез, ни мыслей. Когда все было закончено и снято, я сказала оператору, что хочу уехать. И попросила ключи от машины. Он беспрекословно их дал.
Когда патрульная машина Гаи осталась далеко за плечами, я проехала несколько кварталов и остановилась. Дальше ехать я не могла. Это было выше человеческих сил. Все тело болело так, словно его пропустили через мясорубку. Кроме того, я ничего не видела — от слез все расплывалось в сплошную, нескончаемую дорогу.
Огни. Я вылезла из машины, оставив открытой дверцу. В этот час ночи улицы были совершенно пустынны, вокруг не было ни единой человечьей души. Я стояла, подставляя лицо порывам свежего воздуха. Постепенно, словно возвращаясь к жизни после тяжелой болезни, я узнавала улицу, на которой нахожусь. Что я собиралась сделать до того? Разбиться? Я поежилась на холодном ветру. Чушь. Я желала этого слишком страстно — для того, чтобы по — настоящему хотеть. Что-то сломалось в моей душе, перегорело, вышло из строя, как испорченный провод. Я понимала, что все время себе лгала. На самом деле мне очень хотелось жить. Перед глазами расплывалась вытянутая лента пути. Дорога? Сплошная, бесконечная, уносящая от дома дорога. Составной отрезок пути. Еще не отдавая себе в этом отчет, я смутно понимала, что приняла окончательное решение. Потом вздохнула полной грудью и распрямила плечи.
Утром я приняла горячий душ. Я наводила порядок в мыслях и чувствах, подставляя свое обнаженное тело под раскаленные, обжигающие струи. Дома все действовало на меня успокаивающе: привычная обстановка комнаты, любимый халат, светлый кафель в ванной, приятный запах шампуня. Пройдя через чудовищную мясорубку, я впервые чувствовала себя человеком. Медленно, но верно возвращались жизненные силы. Не только от горячей воды.
Я всегда старалась воспитывать себя сильной. Убеждала себя, что не стоит плакать из — за мужчины. Если он от тебя уходит, тем хуже для него. Это не трагедия. Он не стоит даже капельки моих слез. Тогда я выработала для себя рецепт. Если от тебя уходит любовник или муж, то на следующее утро женщина должна пойти в парикмахерскую и сделать красивую прическу. Потом — поехать куда-то и купить себе роскошное нижнее белье, шикарное платье и несколько красивых кофточек. Потом желательно посетить: театр, ресторан, презентацию, компанию друзей или ночной клуб. При чем выглядеть веселой, уверенной и довольной своей жизнью. И желательно через день кого-то себе найти. Мир огромен, и рано или поздно удастся кого-то встретить. Главное: не стоит заживо себя хоронить. Клин вышибают клином. И лучшее средство от трагедии — другой мужчина. Именно так и следует поступать. Я — не бесформенная биомасса, способная всю жизнь размазывать по скучной собственной физиономии вязкие сопли. От женщины не уходят, если она интересует других мужчин. Если мужчина знает, что женщина найдет себе нового любовника через десять минут после того, как он ее бросит, он не решиться бросить ее никогда.
Утро приносит облегчение, которое невозможно испытать ночью. Подставляя себя под горячие струи душа, я знала средство: другой мужчина. Это средство поможет мне спастись. Выйдя из душа, я подняла телефонную трубку.
— Сережа? Привет, это я. Знаешь, ты был прав. Я решила приехать к тебе как можно скорей.
Я не слышала громкие радостные возгласы, которыми он преследовал мое решение потому, что мне совершенно не хотелось их слышать.
— Завтра поеду покупать билеты. Вернее, билет. Когда? Чем раньше, тем лучше. Завтра позвони. Я действительно все решила. Нет, я ничего уже не буду менять. Я еду. Это точно. Сегодня утром я приняла окончательное решение. Ты спрашиваешь, почему именно сегодня утром? Наверное, просто проснулась и встала с нужной ноги. Нет, ничего не случилось. Просто я кое-что поняла в жизни. И это понимание подсказало мне, как я должна поступить. Все будет хорошо, вот увидишь. Позвони мне. Пока.
Повесила трубку, не успев перевести дыхание. Вот и все. Только так. Я отрезала все пути к отступлению. Сожгла за собой мосты. Но, несмотря на твердость уже принятого решения, я чувствовала себя не очень уверенно. Что-то внутри подсказывало, что не следует спешить.
— Я хочу целовать твое тело. Хочу смотреть, как оно просвечивает сквозь одежду. Хочу чувствовать на своих губах запах твоих волос…
Серый дождь лил третий день, вколачивая в булыжники мостовой унылую оборванную исповедь. Я смотрела на грязные разводы воды на стекле. Вдоль мостовых к сточным канавам весело спешили грязные пенные струи. Было больно и холодно, словно что-то рвалось каждый раз, когда я смотрела в окно. Мне казалось: под дождем в летаргическом сне застыл город. И не осталось ничего в пенных разводах воды. Дождь лил третий день, и, казалось, ничего не может существовать в мире, где все истерики страсти, обмана и боли превратились в серые потоки пенной воды. Я купила билеты. В совершенно нормальном состоянии духа. Море всех голосом слилось для меня в один — единственный голос. И я затыкала уши, чтобы больше не слышать его — никогда.
«С кем я встречаюсь — не твое дело!» В ту ночь, когда мир был, как раскрытая книга, я последний раз прижималась к его телу, читая сонное дыхание с полураскрытых губ. Тогда я проснулась от тяжелого тревожного чувства, а потом во дворе, на рассвете, приняла дождь за соленные слезы. Эти слезы превратились в грязевые потоки на стекле автобуса, когда я возвращалась, купив билет. Мне не хотелось ни думать, ни верить. Я купила билет только в одну сторону.
Он лежал на моем столе — небольшой прямоугольник желтого цвета. Мне ничего не стоило разорвать его пополам. Но для меня этот клочок бумаги почему-то представлял ценность. В нем словно хранилось то, что я уже не могла потерять. И то, что теряла… То, что теряла навсегда. Улицы родного города и мамины глаза. Улыбки друзей и разбитые надежды. Маленькие крохотные капли уничтоженного тепла. Не созданный дом. Не рожденные дети. Не услышанные, не сказанные слова. Музыка застывших домов и мирный свет ночной лампы, отражавшийся на асфальте. Мягкий белый снег и ослепительный солнечный свет. Радость и счастье, и все то, о чем когда-то мечтала. Маленькие, наивные мечты о любви. Окна дома, чужого дома, к которым больше никогда не приеду. Несколько улиц, уводящих меня от мечты. Все такое теплое, родное и близкое, спрятанное в желтом прямоугольнике обыкновенной бумаги. Все, о чем мечтала, но так и не сумела достичь. Я мечтала о любви — и о том, что больше никогда не нужно будет выходить беззащитной в грязную людскую слякоть. Бесконечно уходить от самой себя… Навсегда уходить. А в телефонной трубке слушать чужой опостылевший голос. Голос, с которым мне суждено жить.
