Были и другіе случаи такихъ же внезапныхъ охотничьихъ нашихъ совмѣстныхъ выступленій и все больше по близости отъ памятнаго для меня хутора Ивана Капитоновича. Невдалекѣ отъ самаго дома имѣлся у опушки полуразвалившійся сарай, запущенный и заброшенный. Около него Иванъ Капитоновичъ нѣсколько ночей подрядъ выкладывалъ куски лошадинаго мяса. Когда въ концѣ концовъ ясно стали обозначаться волчьи слѣды около падали, мнѣ дано было знать, и я пріѣхалъ къ Ивану Капитоновичу на ночлегъ, пользуясь установившейся превосходной ясной погодой. Вечеромъ мы съ хозяиномъ забрались въ защитный уголъ стараго сарая и стали ожидать прихода привадившихся за послѣднее время къ приманкѣ сѣрыхъ гостей. Трудно выразить на бумагѣ все то, что ощущаетъ охотникъ при подобной обстановкѣ. Одно лишь скажу, что городскому if южному жителю не понять всей красоты и гипнотизирующей властности фосфорически яркаго свѣта зимняго полнолунія на нашей многоснѣговой сѣверной и приволжской матушкѣ-Руси! Въ наши зимнія, морозныя, тихія и ясныя, какъ день, лунныя ночи все замираетъ и становится какъ бы подвластнымъ таинственно-манящему къ себѣ чудному небесному свѣтилу, во всю свою ничѣмъ не сдерживаемую мощь простирающему свою яркую власть надъ сверкающимъ миріадами алмазныхъ искръ пышнымъ снѣговымъ покровомъ.
Сидишь въ затѣненномъ отъ луннаго свѣта углу полуразвалившагося сарая, и передъ глазами переливаетъ своимъ ровнымъ синеватымъ свѣтомъ снѣговой саванъ разстилающейся дали, обрамленной въ своихъ конечныхъ очертаніяхъ темной лентой лѣсныхъ зарослей... И вотъ, вдругъ, около нихъ показались на бѣлесоватомъ фонѣ полевого пространства нѣсколько темныхъ точекъ, медленно и неровно приближавшихся къ нашему сараю. Несомнѣнно, то были желанные наши гости. Заколотившееся сердце сильно давало себя знать подъ мѣховымъ покровомъ охотничьяго полушубка и знакомая для всякаго охотника нервная внутренняя дрожь заставляла невольно еще больше ежиться на морозномъ воздухѣ... Но надо было сидѣть смирно. Малѣйшее неосторожное движеніе могло выдать нашу засаду... Точки тѣмъ временемъ все приближались.. Можно было даже подсчитать ихъ члсло — пять... Мы взвели безъ шума курки — тихо подымаемъ стволы ружей... Ждемъ подхода „сѣрыхъ” къ мѣсту свалки привады, но звѣри, видимо, что-то учуяли, осторожно остановившись вдали отъ нея. Лишь одинъ изъ нихъ, видимо самый смѣлый, а можетъ быть болѣе голодный,сталъ подходить къ падали и въ концѣ концовъ принялся за свою „жратву”. Я приложилъ мерзлую щеку къ холодному прикладу и сталъ цѣлиться, лишь только тогда замѣтивъ расплывчатость луннаго свѣта Ружейная мушка осталась невидимой, въ силу чего стволы направлялись лишь по догадкѣ на темную массу, находившуюся передъ глазами и образовавшуюся изъ лошадинаго трупа и раздирающаго его сѣраго хищника. Раздался гулко выстрѣлъ. Звѣрь опрометью принялся „махать” отъ насъ, направляясь съ остальными въ свою лѣсную даль. Охота была кончена. На утро лишь слѣды яркой крови на бѣломъ снѣжномъ покровѣ говорили о раненіи ночного визитера.
Окруженный цѣлымъ сонмомъ всяческихъ домашнихъ животныхъ, „дядя Ваня” особенное пристрастіе имѣлъ къ разнымъ пернатымъ друзьямъ. Любимцемъ его былъ скворецъ, который отлично выговаривалъ: „здравствуйте, Иванъ Капитоновичъ”, болтали также у него говоруны-попугаи и, наконецъ, въ особой клѣткѣ проживала довольно оригинальная для домашняго обихода птица — самая обыкновенная галка, съ которой въ минуты „вдохновенья” Иванъ Капитоновичъ нѣжно объяснялся. Въ общемъ, его комнатная обстановка оказывалась лишь отраженіемъ его доброй натуры и страстнаго влеченья къ природѣ со всей ея живностью. Мнѣ это было по душѣ и я любилъ навѣщать Ивана Капитоновича, съ которымъ у насъ велись нескончаемыя бесѣды про охоту и обо всемъ, что съ ней такъ или иначе тѣсно связано.
Бѣдный дядя Ваня, котораго, кстати сказать, дѣтки Ушковы очень любили за его добрый нравъ и охотничью природу, послѣ описаннаго мною выше случая съ пожаромъ сильно ослабѣлъ, и вскорѣ отъ воспаленія легкихъ скончался.
27
Въ первый же свой пріѣздъ въ с. Новый Буянъ я засталъ среди Ушковской семьи ихъ главноуправляющаго, Оскара Карловича Корста, завѣдывавшаго обоими имѣніями наслѣдниковъ покойной Марьи Григорьевны Ушковой. Имѣній этихъ было два — одно при с. Рождественнѣ, бывшее Левашевой, и расположенное противъ г. Самары, а другое, описываемое мною, при с. Новомъ Буянѣ, въ 13.500 десятинъ, находившееся отъ Самары въ 75 верстахъ, а отъ Волги — въ 24-хъ.
Корстъ имѣлъ въ своемъ непосредственномъ завѣдываніи сложное хозяйство Рождественской Ушковской экономіи, заключавшее въ себѣ обширные посѣвы, огромное лѣсное дѣло съ широко поставленной дровяной торговлей и только что выстроенный имъ и оборудованный по всѣмъ правиламъ новѣйшихъ техническихъ требованій винокуренный и ратификаціонный заводы съ выкуркой до 200.000 ведеръ, каменоломни и пр. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Оскаръ Карловичъ руководилъ хозяйствомъ и Ново-Буяновской экономіи, непосредственнымъ управляющимъ которой былъ Илья Егоровичъ Чирковъ. Масштабъ послѣдней экономіи былъ несомнѣнно ограниченнѣе Рождественской, тѣмъ не менѣе дѣло было само по себѣ тоже не малое, какъ въ отношеніи полевого хозяйства, такъ и въ смыслѣ лѣсной эксплоатаціи. Въ Буянѣ, между прочимъ, существовалъ издавна винокуренный заводъ на такое же, какъ въ Рождественномъ, количество выкурки спирта, кромѣ этого имѣлся тамъ же конный заводъ и велось племенное стадо.
Сравнительно еще молодой человѣкъ, воспитанникъ Петровско-Разумовской Академіи, Оскаръ Карловичъ обладалъ выдающимися хозяйственными и административными способностями. Скорѣе высокаго, чѣмъ средняго роста, широкоплечій, сильно сложенный, немного сутуловатый, краснощекій красивый брюнетъ, Корстъ всюду и вездѣ какъ-то выдѣлялся среди людей и толпы. Особенно запечатлѣлись въ моей памяти его небольшіе каріе, удивительно живые глаза. И на самомъ дѣлѣ ничего, бывало, не ускользало отъ ихъ взора — это всѣ знали и съ этимъ считались. Оскаръ Карловичъ былъ весь — работа и энергія. Того же требовалъ онъ и отъ другихъ.
Внѣ службы Оскоръ Карловичъ былъ веселый добрый малый, шутникъ и интересный собесѣдникъ. Константинъ Капитоновичъ Ушковъ его очень любилъ и высоко цѣнилъ; тѣмъ же отплачивалъ ему и Корстъ, но спустя лѣтъ шесть послѣ нашего съ нимъ знакомства, онъ не выдержалъ возмутительнаго къ нему отношенія старшаго изъ сыновей Константина Капитоновича, Григорія, только что женившагося на дѣвицѣ Петцольдъ, которая совмѣстно съ Михаиломъ Ивановичемъ Лопаткинымъ, сумѣла такъ настроить своего невоздержаннаго супруга противъ честнаго и дѣльнаго Корста, что разладъ между ними принялъ непримиримый характеръ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
