на правой стороне ее лица и шеи не было никаких отметин.
Я мало что знал об электрошокерах, но теория меня крайне заинтересовала. Если электрошокер действительно применялся к этому шестилетнему ребенку, то причин могло быть лишь две: обездвижить и потом полностью контролировать девочку, или же мучить ее ради сексуального удовлетворения. Логично, что оба сценария исключают любого из родителей. Во-первых, они ранее не владели электрошокером, поэтому его пришлось бы специально купить и принести в дом, а этому нет доказательств. Кроме того, им не надо было бы контролировать жертву, как пришлось это делать незнакомцу. Для двух человек, не имевших в анамнезе сексуальных извращений или педофилии, сделать такое со своей дочерью было немыслимо.
В СМИ просочилась информация, что в доме Джона Рэмси есть книга об электрошокерах. Это типично для лжи и полуправды, которые узаконены и регулярно публикуются журналистами. На самом деле у него была книга по промышленной безопасности, где в качестве подобных мер упоминались электрошокеры. Это похоже на слух о том, что наша книга «Охотник за разумом» (Mindhunter) лежала на полке в спальне во время убийства. Это совершенно неверно. Джон Рэмси не знал, кто я, и никогда не слышал об этой книге. Лишь после того, как мы встретились, и я пришел к выводу, что не могу считать его законным подозреваемым, он получил и прочитал эту книгу, тем самым невольно запустив подобный слух.
Если электрошокер входил в сценарий преступления – и мне кажется, трудно считать случайным совпадением наличие двух отметок на теле, которые просто случайно соответствуют определенной модели пневматического элетрошокера, – тогда это еще больше очерчивает круг доказательств. Блокнот, в котором была написана записка с требованием выкупа, ручка кисти, применявшаяся как импровизированная гаррота, и два наиболее вероятных тупых орудия (клюшка для гольфа и фонарик) оказались в доме на виду. Однако предметов, предназначенных для фиксации жертвы – рулона клейкой ленты, катушки для веревки и теперь уже, скорее всего, электрошокера, который мог ненадолго, но обездвижить жертву, – в доме не нашли, а следовательно, их туда кто-то принес. Все эти элементы большинство исследователей либо упускают из виду, либо, по необъяснимой причине, сразу же отклоняют.
Смит полагал, что злоумышленник выпустил в Джонбенет заряд из электрошокера, заклеил ей скотчем рот и таким образом обездвиженную и беззащитную отнес в подвал, собираясь оттуда вынести из дома. Он сделал удавку со шнуром, принесенным с собой, и с ручкой обломанной им кисти. Затягивая шнурок на шее, он, предаваясь своей эротической фантазии, сунул руку в штанишки девочки и совершил проникновение пальцами. Смит приписал неизвестному субъекту все неопознанные улики, обнаруженные на месте преступления: лобковые волоски, следы ДНК, отпечаток на полу от ботинок марки Hi-Tec, потертость на стене подвала возле окна.
Тот факт, что под ногтями Джонбенет нашлась ДНК, дал Смиту повод считать, что она в какой-то момент пришла в себя и боролась с преступником. Он также заметил несколько ссадин в форме полумесяца на ее шее вокруг шнура. Он объяснил их отчаянной попыткой Джонбенет снять или ослабить удавку, снова показывая, что шестилетняя девочка боролась, пытаясь спасти свою жизнь. Можете вы себе представить мать, которая борется со своим ребенком и затягивает петлю на ее шее? Из опыта своей работы я много знаю про всякие отклонения, но подобное я не в силах себе представить.
Смит решил, что поскольку Джонбенет боролась и не сдавалась, неизвестный субъект запаниковал и ударил ее первым попавшимся под руку предметом, скорее всего, фонариком. Полагая, что убил ее, он сбежал из дома со всеми предметами, которые принес с собой, а все остальное оставил.
Мы со Смитом придерживались разных вариантов толкования событий. Он верил, что мотивом преступления стало навязчивое влечение к ребенку, в то время как я думал, что причина в ненависти к отцу девочки. Марк полагал, что задумывалось похищение, но оно закончилось неудачей. В нем участвовали один или несколько молодых неискушенных преступников. В случае с требованием 118 тысяч долларов Марк больше поддерживал мое толкование с точки зрения информированности злоумышленника о делах семьи. Но любая интерпретация событий выглядела куда более вероятным сценарием, чем раздражение из-за ночного недержания мочи, как это было сформулировано детективом Стивом Томасом. При любом из этих вариантов вы точно так же вели бы расследование и рассматривали поведение родителей после трагедии. Пока же следователи опросили сотни свидетелей и заинтересованных лиц и нашли несколько потенциально интересных зацепок, но при этом, как я мог видеть, не придавали значения этим сведениям о поведении и не отвлекались от версии о родителях-убийцах.
Расследование по-прежнему сопровождалось проблемами, внутренними разногласиями и продолжающимся конфликтом между полицейским управлением и офисом окружного прокурора Алекса Хантера. Полиция очень хотела созвать большое следственное жюри[17], так как оно может потребовать дачи показаний, которую не могли потребовать детективы.
Пятнадцатого сентября 1998 года, спустя два года после убийства, большое следственное жюри присяжных из четырех женщин и восьми мужчин приступила к работе. Хантер назначил адвоката Майкла Кейна возглавлять расследование. К тому времени детектив Стив Томас подал в отставку, сославшись на разногласия с полицией по поводу того, как ведется расследование, а также с офисом окружного прокурора из-за невозможности добиться обвинения Рэмси.
Через неделю после начала работы большого жюри Лу Смит заявил о своей собственной отставке, но по противоположным причинам. В письме Алексу Хантеру он указал: «Я не могу с чистой совестью участвовать в преследовании невиновных людей. Для меня было бы в высшей степени неприлично и неэтично оставаться в расследовании, когда я так сильно верю в их невиновность».
В марте следующего года, когда жюри присяжных все еще работало и проводило собственное расследование, Линда Арндт также подала в отставку. Теперь осталось слишком мало тех, кто был знаком с этим делом с самого начала.
Лу Смит и я дали показания перед большим жюри присяжных, и мы оказались в числе последних свидетелей. Он предстал перед собранием 11 марта 1999 года. Мои собственные показания заслушивались 26 и 27 апреля. Смит просил разрешить ему давать показания и в дальнейшем, но его участие было отвергнуто обвинителем Майклом Кейном, который также приказал ему сдать все собранные материалы. С помощью других прокуроров, которые были знакомы с ним, уважали его и согласились
