Он был прав: нос-то мой был над землей, а та часть тела, которая, к сожалению, еще меня слушалась, – под, и теперь от меня разило мочой и дерьмом.
– А ты чего ожидал, пес датский? – огрызнулся я.
Нет уж, не доставлю я ему такого удовольствия – не признаю, что мне стыдно.
– Я же в этой норе пять дней проторчал. Жизнь-то Один пообещал мне сохранить, – я покосился на Сигурда, – а вот задницу подтирать наотрез отказался.
Конечно же, они недоумевают, как мне удалось остаться в живых, но пусть думают, что помогли какие-то чары. Не ожидали, что я выживу, да еще и дерзить буду. Три дня без воды – и человек мертв. А я живой, и даже во рту не пересохло; вон, Браги голой задницей назвал, а Бирньольфа – троллем безобразным и пнем тупоголовым.
И все же было видно – они рады, что я жив. Наконец ноги снова стали меня слушаться. Я доковылял до берега и плюхнулся в прибой, чтоб смыть с себя всю дрянь вместе с воспоминаниями о чертовой яме. Флоки Черный втащил меня на борт «Коня бурунов». Гребцы повели корабль к Буколеону, а я сидел, упиваясь радостью от того, что снова чувствую руки и ноги.
– Так, значит, Кинетрит теперь вёльвой у нас? – спросил я Сигурда, после того как ждавшие на берегу воины поприветствовали меня кто кивком, кто ухмылкой, а кто увесистым хлопком по спине.
Мы укрылись от полуденного солнца в тени южного портика, того самого, через который с боем прорывались во дворец много недель назад, когда Свейн, Аслак, Ботвар и остальные еще были живы.
– Кто-то должен сообщать братству волю богов, – отозвался Сигурд, пожав плечами.
– И ты веришь, что Кинетрит говорит с богами? – спросил я, передавая ярлу бурдюк, – вино помогало заглушить боль в сломанной руке.
Неподалеку Пенда разговаривал о чем-то с Виглафом и Гифой – единственными, кто выжил из уэссекцев.
– Девушка доказала, что полезна мне, – ответил Сигурд. – Да и тебе, по-моему, тоже. – Он еле заметно улыбнулся.
– Я давно ей душу отдал, – нехотя признал я.
Нелегко было говорить такие слова своему ярлу, но после того, как я их произнес, у меня было такое чувство, будто мне только что подали руку и вытащили из ямы.
Сигурд кивнул. Ярл знал, откуда и куда дует ветер. И меня он знал.
– Нам с тобой надо подумать, что дальше делать. – Щурясь от солнца, он глядел на Мраморное море, где, как всегда, сновало множество кораблей, везущих в казну императора богатства, на которые был воздвигнут Великий Град. – Воины разленились. Купаются в теплой воде, одежды греческие носят… – Сигурд покачал головой. – Пальцем о палец не ударят – зачем? Можно швырнуть слуге монету, и тот сделает все за тебя. Боюсь, волки наши скоро превратятся в овец. Причем жирных. – Он задумчиво поджал губы. – Сколько-то подождем, чтоб сундуки полегчали. Корабли что люди, Ворон, – с места проще сдвинуть, когда в трюмах пусто.
– Хочешь уйти из Миклагарда, господин? – спросил я.
Миклагард стал для нас тем сокровищем, которое мы так долго искали. Сигурд молчал, поглаживая золотистые усы и глядя на море.
– Мы богаты, Ворон. Так, как и не мечтали. А о деяниях наших сложат сагу, что будет еще долго греть людские сердца холодными ночами. – Он повернулся ко мне, буравя меня своими голубыми глазами, потом спросил: – Наш путь окончен?
Я молчал. Впрочем, ответ был и не нужен. Я покрутил кольцо на пальце здоровой руки – то самое, которое Сигурд подарил мне, когда я впервые проявил себя в жестоком бою. Потом посмотрел на море. Там, на волнах, тяжело колыхалась торговая ладья, люди на ней громко перекрикивались.
Губы мои расползлись в улыбке.
Наш путь не окончен.
Эпилог
Сказывать дальше? Я могу, это ведь только начало. Однако лучше остановиться. Ночь была долгой, да не похоже, чтоб утро близилось. Если оно вообще сунется сюда в такой буран… Эй, монах! Ты тут ли еще? А, вон, вижу, притаился в холодном углу среди охапок вонючего камыша, возишься там со своим пергаментом, будто крыса, теребящая старый башмак… Что хоть пишешь?.. Ладно, ладно, не отвечай. И знать не хочу; главное, наказ мой исполни, тогда получишь обещанное серебро. А уж куда ты его денешь – спустишь на молитвенники или отдашь жалким беднякам, что плюхаются на колени в грязь перед вашим распятым богом, – мне дела нету. Страшно тебе, поди, в моей хибаре, как овце, отбившейся от стада в ночи… Да не бойся ты этих мужланов, святой отец. Им коли меч дать – яйца себе отрежут. Что таращишься, Хальфред, козий ты сын? Видал я, как ты с дерева свалился да мимо земли упал!.. Нет, монах, не быть им волчьей стаей, как бы ни скалились да шерсть ни топорщили.
Где я, стало быть, остановился?.. Ах да, в конце. Только не конец это, а начало. Горстка воинов вернула императору трон. Мне и самому это кажется скальдовой небылицей, и все же так оно и было, у меня еще греческие монеты остались. Мы стали богаты. Боги, как же мы стали богаты! И главное сокровище добыли – ослепительную славу. Всюду молва разлетелась, что нет воинов, равных нам. Вот только слава эта досталась нам кровью наших братьев, потеря которых ранила нас, что всаженный между ребер клинок. Брам Медведь, Бьорн, Свейн Рыжий, Аслак – те, кто всегда с Сигурдом был. Когда лишают тебя норны таких товарищей, тогда и открывается тебе суровая правда, тяжелая, как железный якорь, и темная, как грозовые тучи. И правда эта в том, что никакие богатства не в радость, коли тех, кто добыл их с тобой, больше нет рядом.
Помню я еще голос Брама, и Свейна тоже, а вот лиц уже не разглядеть, как не разглядишь драугра в проливной дождь. Смех их слышу и то, как клянут они протухшую еду, прокисший мед или бушующее море. Давно уж нет моих товарищей. Никого уж нет…
Да закрой ты эту чертову дверь, а то мед в кубках снегом запорошит! Эй, юнец, что стоишь столбом? Подойди. Пропустите его, пьяные сучьи дети, это вороненок мой!.. С чем пришел? Да ближе, ближе подойди, не кусаюсь, а то не слыхать твоих слов – пламя в очаге трещит.
Молодец, мальчик, хорошую службу мне сослужил… Дай-ка сюда мой меч! А ты, Арнор, щит принеси. Этот меч еще Сигурду служил, а прежде – отцу его. По-прежнему жаждет крови острый клинок.
Сколько их там, говоришь?.. А, вот и ладно. Одного маловато будет, даже сейчас.
Ну, что раздулись, как свиные пузыри? Так и будете к огню жаться или выйдете на холод поглядеть, как волк прикончит добычу?
Примечания
1
Ярл – вождь скандинавского племени или предводитель войска викингов.
2
Трэллы – низшее сословие, рабы в эпоху викингов.
3
Одноглазый – одно из имен-кеннингов бога Одина. По преданию, он отдал глаз великану Мимиру в обмен на глоток из его источника мудрости.
4
Снеккар – боевой корабль меньшего, чем драккар, размера.
5
Умбон – железная серединная бляха щита, служившая для защиты руки воина.
6
Рифы (точнее риф-сезни) – продетые рядами в парус завязки для уменьшения площади паруса при сильном ветре (брать рифы, рифить).
7
Рей – подвижный поперечный брус, подвешиваемый за середину к мачте и служащий для крепления к нему паруса.
8
Гафель – брус, служащий для крепления верхней кромки паруса.
9
Ванты – канатные растяжки между мачтами и бортом парусного судна, служащие для придания мачтам устойчивого вертикального положения.
10
Лот – свинцовый груз или просто груз для измерения глубины, подвешенный на специальной веревке (лине).
11
Валёк – часть весла от уключины до ручки.
12
Булинь – снасть (веревка) для оттяжки нижнего края паруса.
13
Сейд – вид ведовства, известный по скандинавским сагам.
14
Шкот – снасть, которой растягиваются нижние углы парусов.
15
Тафл – настольная игра шашечного типа.
16
Драугр – в скандинавской мифологии оживший мертвец.
17
Язычник, огнепоклонник (араб.); так мавры называли викингов.
18
Традиционный скандинавский топор с равным правом определяется так же, как секира; оба этих термина уместны.
19
Беовульф – герой северного и англосаксонского эпоса, одолевший двух ужасных чудовищ.
20
Бимс – поперечная балка, поддерживающая палубу. Часть набора корпуса корабля.
21
Грендель – страшное чудовище из англосаксонской эпической поэмы «Беовульф».
22
Кнорр – грузовое или торговое судно викингов.
23
Иевиса – название Ибицы во времена арабского владычества.
24
Олдермен – должность в средневековой Англии (назначаемый королем правитель графства, отвечающий за соблюдение закона и порядка, а также за оборону).
