В дальнем конце коридора другая дверь отодвинулась, и посетительница вошла в маленькую удобную комнату с толстым ковром на полу, на стенах резной орнамент из нефрита, и в дальнем конце три кресла, и каждое вырезано из единого куска нефрита, на спинках и на сиденьях были подушки. Важно было то, что одно кресло было занято.
Принцессе Ань Мень было далеко за двадцать, у нее были высокие скулы, чрезмерно узкие глаза и дерзкие черты лица, которые являлись причиной того, что большинство китайцев считали маньчжурцев уродливыми. Немного полноватая, она была одета в украшенный золотом чонсам из красного шелка, который очень напоминал халат Лайцзе-лу.
Не зная, смеяться ей или плакать, девушка грациозно опустилась на пол. Вдруг до нее дошло, что принцессе сказали, в чем она одета, и она решила появиться в похожем наряде, чтобы девушка не стеснялась. Чувство облегчения наполнило Лайцзе-лу, когда она внимательно смотрела на черного дракона на белом ковре.
— Я едва дождалась твоего приезда, Сун Лайцзе-лу, — сказала принцесса на удивление мелодичным голосом. — Присаживайся рядом со мной, пожалуйста, и скажи, что ты предпочитаешь в чае — леденцы или кусочек цитрусовых фруктов.
С трудом сглотнув, когда она поднималась на ноги, Лайцзе-лу пыталась восстановить свой голос. Фактически ей предложили сесть в присутствии принцессы.
— Я — мне цитрус, Ваша Светлость, — сказала она.
Ань Мень налила чай в хрупкие, украшенные драконом чашки большими крепкими руками.
— Я восторгаюсь твоими сережками, — сказала она. — Пока ты здесь, я должна дать тебе одни, немного длиннее, они были сделаны для меня. — Она тихо засмеялась. — Я не могу их носить. Мое лицо слишком квадратное, и я уже недостаточно красива.
Лайцзе-лу хотела вежливо возразить, но в этот момент дверь в стене комнаты отодвинулась и в комнату вошел мужчина средних лет с сильно выраженными маньчжурскими чертами лица. Он показался ей знакомым, девушка была очарована аккуратной шапкой, которая покрывала всю его голову. Она была полностью вышита сотнями жемчужин.
Почти сразу же она узнала, что видела это лицо на серебряных и бронзовых монетах! На самом деле она была в непосредственной близости от Даогуана, самого Небесного императора, живого потомка богов, божества, имеющего абсолютную власть над жизнью и смертью его подданных!
Лайцзе-лу начала подниматься, чтобы упасть ниц к его ногам.
— Оставайся сидеть, пожалуйста, — тихо сказала Ань Мень. — Тот, кто присоединился к нам, желает остаться незамеченным.
Император кивнул сердечно, сел в третье кресло, примыкающее к тому, на котором сидела гостья, и спокойно взял чашку чая у сестры.
Лайцзе-лу испытывала головокружение. Она была так близко от императора, что могла коснуться его. Даже в самых своих безумных мечтах не могла она вообразить, что будет допущена в его августейшее общество и тем более сидеть рядом в кресле, вырезанном из нефрита.
Ань Мень продолжала болтать о серьгах, чтобы она почувствовала себя раскованно.
Император дул на чай, чтобы остудить его.
Знакомый жест успокоил Лайцзе-лу. Она видела, что у императора короткие ногти, и его единственной драгоценностью, кроме его головного убора, было изумрудное кольцо размером с яйцо малиновки. На нем был простой халат из черного шелка, подобный тем, которые носят ученые, а носки его золотых с вышитым драконом туфель были слегка потерты.
Принцесса оживилась:
— Ты интересуешься, почему я послала за тобой в Кантон. Дай мне объяснить. На протяжении тысячелетий женщины Китая находились в подчинении мужчин. У нас было несколько прав, но мы не могли сами выбирать свою судьбу. Теперь в первый раз в воздухе витает перемена. Я ее чувствую. Очевидно, и ты ее тоже чувствуешь.
Лайцзе-лу почувствовала, что вынуждена сказать правду.
— Да, Ваша Светлость. В стране, как наша, изменения происходят очень медленно, но я верю, что начало положено, оно как крошечный зеленый стебелек лилии, появившийся над землей.
— Хорошо сказано! — воскликнула принцесса.
Выражение Небесного императора осталось неизменным, но едва заметный кивок головы поощрил ее.
— Я сделаю то немногое, что могу, чтобы наши женщины не были так нерешительны, — заявила принцесса. — Я не призываю, чтобы мы присоединились к нашим солдатам в борьбе против нашего врага, чтобы мы пытались заняться такими древними и почетными специальностями, как предсказание или медицина. Я даже не предлагаю, чтобы мы сами выбирали себе мужей. Я прошу только, чтобы мы стали менее застенчивыми и чтобы наши голоса были слышны. Я пять лет работала над этим проектом. И только недавно узнала о девушке, принадлежащей к третьему классу чиновников, которая за один день сделала больше, чем я за пять лет.
Император забыл, что он хотел остаться незамеченным, и громко рассмеялся.
— Наш наместник в Кантоне, — сказал он сиплым голосом, — прислал нам очень занятное письмо. Он рассказал нам, что дочка Сун Чжао осмелилась прервать собрание, на котором принимались либо отвергались петиции. Но он не сказал нам ни слова, о чем говорила молодая женщина.
Лайцзе-лу почувствовала, как горячий румянец залил ее лицо, и она желала, чтобы земля разверзлась и проглотила ее.
Ань Мень похлопала ее по руке:
— Не нужно смущаться. То, что ты сказала Дэн Дин-чжаню, должно было быть убедительным. Я сама горю желанием послушать твои доводы.
— Мы тоже желаем их услышать, — Даогуан сказал и вздохнул. — Тот, кто сидит на троне Великого Дракона, слышит то, что другие, приближающиеся к нему, думают, он хочет услышать. Или они забивают его голову делами, которые они отстаивают. Мы редко знаем, когда нам говорят правду. — Он поставил чашку и блюдце на низкий столик, сжал ручки кресла и тяжелым взглядом уставился на гостью. — Четыре тысячи лет Срединное царство было закрыто для чужестранцев и процветало. Во времена продажной династии Мин, до того как наши предшественники захватили трон и очистили его, искатель приключений Марко Поло прибыл в Срединное царство. С тех пор чужестранцы стучатся в наши ворота. Наши министры и евнухи нашего совета требуют от нас их изгнания. Но девушка из Туанчжоу поднимает свой голос и просит, чтобы мы увеличили нашу торговлю с «заморскими дьяволами». Почему это следует делать?
Лайцзе-лу была так несчастна, что голова ее была пуста.
— Говори только правду, как ты ее видишь! — приказал император резким голосом.
Ань Мень была недовольна.
— Гуан, — сказала она, — ты запугаешь бедное дитя до полусмерти. Ты обещал, что предоставишь мне вести разговор.
