Если не считать смерти Генри, омрачившей ее радости, и неясных тревог и страхов в связи с мыслью о предстоящем замужестве, это время показалось Генриетте самым счастливым в ее жизни. В вихре великолепных празднеств, подготовленных для нее братом, она всеми силами стремилась позабыть о прошлом и не думать о будущем.
Она открыла, что похожа на Чарлза. Как и брат, она обладала искусством отгонять прочь неприятные мысли. Так, она была очень огорчена за герцогиню Йоркширскую, которую отец держал под замком в своем доме, поскольку мать короля при каждом упоминании ее имени приходила в ярость, но, наслаждаясь обществом брата, она была готова забыть и о ней.
Мэри, принцесса Оранская, прибыла в Англию, и в ее честь были даны несколько балов и празднеств. Она, как и мать, клеймила Энн Хайд, и Чарлз, хотя его симпатии и лежали на стороне брата в силу природной лени не хотел утруждать себя длинными аргументами, споря с суровой матерью и старшей сестрой. Легче отложить вопрос о допущении герцогини ко двору в долгий ящик и предаться радости воссоединения с семьей, к чему он всегда стремился и наконец сумел осуществить.
Главный скандал двора касался герцогини. Говорили, что она шлюха, что герцог не отец ребенка, и казалось, не осталось ни одного плохого слова, не сказанного в ее адрес. Генриетту бросало в озноб от подобных сплетен, но она не знала, что ходят уже скандальные слухи о ней самой и брате Чарлзе. Ей и в голову не приходило, что придворные между собой обсуждали вопрос, что кроется за этой удивительной нежностью между королем и сестрой, и не слишком ли велики их чувства, чтобы быть всего лишь любовью брата и сестры.
Это был жребий Стюартов: где они, там скандал.
Даже если бы король ведал об этих слухах, он бы пальцем не шевельнул, чтобы опровергнуть их. Он был с одной стороны слишком ленив, с другой — слишком мудр, и всегда говорил, что никто не в силах остановить мысли людей, и не в меру бурное возмущение может быть воспринято как бесспорное доказательство вины.
Генриетта быстро рассталась с детством. Одним из свидетелей этого был Джордж Вильерс герцог Бэкингем. Почти такой же распутный, как и король, он обнаружил, что страстно влюблен в юную принцессу, и изо всех сил старался соблазнить ее. Он был на шестнадцать лет старше ее, опытен в искусстве соблазна — за плечами у него была огромная практика — как и его господин, являлся циником, только растерявшим за годы изгнания ленивую терпимость последнего. Бэкингем тотчас же разглядел в принцессе то, что привлекло к ней внимание сначала де Гиша, а затем и Филиппа.
Она не была пышнотелой, как большинство красавиц, похожих одна на другую, готовых идти на все, помани их только пальцем. Воздушная, утонченная, изящная, с веселым и в то же время невинным смехом, с умом, острота которого с каждым днем становилась все более очевидной, она была воплощением того специфического стюартовского шарма, что таился в ней и вдруг вырвался наружу. Теперь она с энтузиазмом танцевала, была весела, как все, источала живость и остроумие. Это была уже другая Генриетта.
— Господи Исусе! — восклицал Бэкингэм. — Она просто несравненна, эта маленькая принцесса. При виде ее я перестаю замечать достоинства других женщин.
Но все его ухищрения, изысканная галантность, обаяние и лоск не могли тронуть Генриетту. Она смотрела на него как на повесу и распутника. Чарлз был таким же, и она это знала, но Чарлз был любимым братом и никогда то, что она открывала в нем, не могло изменить ее любви к нему. Но влюбиться в жалкую тень собственного брата? Нет, ко всем остальным мужчинам она предъявляла совсем иные требования. Был только один человек, всецело удовлетворявший им. Такой человек должен быть хорош собой, обладать цельностью натуры и если не какой-то особой остротой ума, то добротой и порядочностью — в любом случае. Она встретила такого человека, но ей не следует о нем даже думать, потому что он не для нее.
А раз так — она развлекалась, слушала заверения Бэкингема в любви, флиртовала с ним, но ясно давала понять, что его желаниям в отношении ее не суждено осуществиться.
— Ты вынуждаешь бедного старину Джорджа Вильерса плясать как на раскаленной сковородке, — насмешливо заметил брат.
— Это ему только пойдет на пользу, потому что до того он, несомненно, заставил многих плясать вокруг себя.
— Мне жаль бедного Джорджа.
— А мне жаль его жену.
— Уверен, что Мэри Фэрфекс в состоянии сама постоять за себя.
— Подумать только, она вышла за него всего лишь три года назад. Какой ужас, что ей уже приходится наблюдать, как ее муж увивается за другими женщинами.
— Три года! — вскричал Чарлз. — Да это же целая вечность!., если ты в браке!
— Неужели ты не смог бы сохранить верность жене хотя бы в течение трех лет?
— Дорогая Минетта, я не поручусь и за месяц!
— Тут ты истинный циник. И тон этот задаешь всему двору.
— Может, и так. Только не переживай за дочь Фэрфекса. Она предназначалась Честерфилду, ты же знаешь, и только после оглашения имен жениха и невесты в церкви пришло известие, что она бежала с Бэкингемом. Так что скорее уместно сказать: бедный Честерфилд! Собственно, многие так и сказали. Не надо расточать жалость к другим в этих любовных играх, Минетта! Позаботься о том, чтобы никто не сказал однажды о тебе: бедная Генриетта!
— Чарлз, мне всячески намекают, что скоро придется выйти замуж.
— Это хорошая партия, Минетта. Я не вижу никого другого, за кого хотел бы выдать тебя замуж, поскольку Людовик уже вне игры.
— Я вся в сомнениях.
— В такие моменты все мы сомневаемся, дорогая.
— Я никак не могу понять, почему Филипп ни с того ни с сего решил вдруг жениться на мне.
— Ты очень привлекательная девушка, Минетта, а кроме того, ты сестра короля, ныне восседающего на троне. Ты — отличная партия для Филиппа, как, впрочем, и он для тебя.
— Мне хотелось бы суметь полюбить Филиппа.
— Некоторые сказали бы: это придет. Но между нами не должно быть фальши и недомолвок, Минетта, правда ведь? Ты не должна думать о любви в связи с предстоящим замужеством. А я — в связи с возможной женитьбой.
— Ты опять становишься циником, Чарлз.
— Есть некоторые, кто отворачивается от правды, когда она им не по нраву, и называют это цинизмом. Давай не будем записываться в их число, Минетта. Смотри правде в лицо, и ты увидишь, что если внимательно в нее всмотреться, то обнаружится, что не все в ней так уж плохо, как кажется с первого взгляда.
— Я должна выйти за Филиппа, Чарлз?
— Было бы неумно не сделать этого.
— Но, может быть, повременить. Я еще так молода.
— Мадемуазель де Монпансье тоже все время говорила себе, что слишком молода и может повременить, а теперь… теперь она не так уж молода.
